Глава 2

Бабушка была ведьмой.

Не в оскорбительном смысле, а настоящей ведьмой. Она произносила заклинания, гадала по руке, не хихикала, а гоготала, и чаще всего знала вещи, которые никто не знал. Папа считал её сумасшедшей, но мы с мамой практически поклонялись ей.

Бабуля Гэмми жила в старом коттедже, отремонтированном мамой, когда та вышла замуж за отца и поняла, что может навсегда изменить их с бабушкой жизни. Бабуле было семьдесят лет, но она выглядела так, будто ей только что стукнуло пятьдесят. Её тело было твёрдым и суровым, словно она была высечена из камня. В её виде не было нежных черт, присущих женщинам. Она была смуглой, с каштановым оттенком кожи, которая всегда блестела, хотя бабушка никогда не пользовалась косметикой. Она говорила, что кожа сияет из-за вазелина, который она наносила. У бабушки были длинные дреды, поседевшие от старости, светлые и тонкие брови и незаметные ресницы. Она ходила босиком, носила длинные юбки, украшала запястья бусами и «драгоценностями» из шкур животных и никогда не красила свои длинные и скрученные ногти. Бабушка жгла благовония в доме и держала при себе мешочек с костями, а её домашним животным была коза.

— Бабуля, — начала я, кашляя от густого дыма благовоний. Я привыкла к ним, но иногда запах был очень резким и мешал дышать, — почему бы тебе не потушить их? — спросила я, входя в гостиную, и обнаружила, что она сидит рядом с моей матерью.

— Это демон в тебе говорит, тыковка, — обратилась она ко мне. Так меня называли мои родные и близкие из-за моих круглых щёк, потому что с ними я выглядела «пухленькой и очаровательной, как тыковка». Это прозвище я получила ещё в детстве, когда все думали, что это детский жирок, но так как я уже давно не ребёнок, стало ясно, что пухлые щёки у меня на всю жизнь.

— Вот почему ты задыхаешься, — продолжила она, принимая поднос с напитками, который я принесла. Она взяла его из моих рук и поставила на журнальный столик перед нами, а я заняла своё привычное место в кресле.

Я поборола сильное желание закатить глаза и просто закрыла их, выдыхая, слушая, как бабушка и мама продолжают разговор на их родном языке - зулу. Я не могла говорить на нём, но улавливала смысл некоторых фраз.

Обычно мама была молчаливой, всегда в своём внутреннем мире, будто в скорлупе. Даже если дело касалось меня, создавалось впечатление, что она вынуждена общаться со мной или что ей стыдно передо мной. Наши разговоры иногда казались натянутыми и грустными, а ощущение пустоты внутри меня лишь усугублялось при мысли о наших с ней отношениях. Но с бабулей она была другой - больше говорила и улыбалась.

Это очень грустно, потому что, на самом деле, моя мама одна из самых красивых женщин, которых я когда-либо видела. Её кожа оттенка миндаля выглядела здоровой и увлажнённой. Чёрные волосы, подстриженные под пикси, были ухоженными и подходящими к её маленькому лицу. Глаза сирены приковывали к себе внимание, которого она не хотела. Губы в форме бантика, как у меня, не слишком выраженные, но заметные скулы, ямочки на щеках. Тонкий и острый нос, будто она обратилась к пластическому хирургу, чтобы выглядеть более по-европейски, был естественным. Совершенно не значит, что я считаю «некрасивых» людей заслуживающими сожаления, но красота мамы как внешняя, так и внутренняя (хоть и погребённая под руинами), делала её такой, что она заслуживала всего самого лучшего, как и остальные хорошие люди на свете.

Может, я и живу в своём собственном мире, но не считаю себя идиоткой, и было очевидно, что мама стала такой из-за папы и их брака без любви. Впрочем, это уже другая история.

Я потянулась за стаканом клубничного лимонада, который приготовила, и поставила его перед собой.

— Скажи мне, тыковка, как у тебя дела с учёбой? — спросила бабушка, отпивая пиво из бутылки, бусины на её запястьях звенели друг о друга. Мои глаза встретились с её ярко-карими глазами, всегда такими странными и пугающими. Несмотря на то, как сильно я обожала бабулю, от её взгляда я всегда испытывала дискомфорт, как будто она видела меня насквозь. Собственно, так и было, но от этого навязчивого ощущения лучше не становилось.

— Всё в порядке, — я пожала плечами.

Мама встала:

— Загляну к повару и скажу ему, что мы хотим на ужин, — она быстро вышла из комнаты, я посмотрела ей вслед, а затем снова переключила внимание на бабулю, которая теперь пристально смотрела прямо на меня. Я сделала пару глотков лимонада, ожидая, что бабушка отвернётся, но она этого не сделала. Наоборот, мне показалось, что она хочет мне что-то сказать, или она что-то видит, и теперь я хотела знать, что именно.

— В чём дело? — спросила я, проглотив остатки клубничного лимонада.

Повисла тишина, словно бабушка обдумывала свой ответ.

— Я беспокоюсь, — она сделала паузу, поставив пиво на стол, я наблюдала за её длинными закрученными ногтями, лежащими у неё на коленях, пока она пристально смотрела на меня, — о тебе, — добавила она.

Я нахмурила брови:

— Что ты увидела?

Я верила в неизвестное: в магию и ведьм, в ангелов и Бога, в призраков и предков, а ещё в вампиров и оборотней и даже в единорогов. Я верила, что при таком количестве галактик во Вселенной невозможно, чтобы человечество было единственным видом. Обычно люди словно отключают свой разум при мысли о том, что существует нечто неизведанное, я же не из их числа. Я приняла это. Особенно способности бабули. Папа называл это чепухой, а меня - глупой, раз я верю в то, что она говорит, но я чувствовала, что бабуля с её способностями - дополнительное преимущество в этой штуке под названием жизнь. Благодаря ей я почти всегда знала, что делать. Когда я была в замешательстве по поводу чего-либо в своей жизни: будущего, настоящего, друзей, чего угодно - я всегда получала ответы от неё.

— Покажи мне свои ладони.

Я встала со стула и подошла к ней, но не стала садиться рядом, заняв место перед ней, и положила руки на её колени. Она одобрительно хмыкнула, взяла мои руки и начала проводить ногтями по ладоням. Бабушка редко гадала мне по рукам. Даже когда из праздного любопытства я просила её посмотреть и рассказать мне о будущем, она всегда отшучивалась.

— Эта ладонь, — она указала жестом на мою правую руку, — показывает счастье, любовь... свет, — она замолчала, обеспокоенно нахмурив брови, а затем указала на левую. — Эта ладонь показывает только горе и тьму, — бабушка посмотрела на меня, её карие глаза впились в мои, как это бывало всякий раз, когда она гадала мне, словно ей приходилось уходить в глубины своего сознания и вытаскивать информацию, которой не обладал никто.

— Я… я не понимаю, — она покачала головой.

— Что? В чём дело? Какая тьма? — начала тараторить я, прервав её на середине предложения.

Но тут она начала разговаривать сама с собой. Она часто так делала, и когда я спрашивала её об этом, она отвечала, что общалась с духами, которые жили внутри нее.

— Я боялась, что это случится. Значит, мы не смогли остановить это...? Будущее не предопределено, всё зависит от того, какой выбор ты сделаешь. Ну, да, я пыталась. Что значит, этого было недостаточно? Я даже разговаривала с ним.

— С кем ты разговаривала? — спросила я, но она будто не слышала вопроса, продолжая:

— Ты прав, я знала, что с ним далеко не уедешь. Но я надеялась, что у нас получится, ведь он же её отец. Нельсону следовало стараться лучше. Ну, теперь уже слишком поздно, я уверена. Это скоро произойдёт? Он? Она? Боже, какую тьму он принесёт, — закончила она дрожащим голосом, когда её глаза вновь сфокусировались на мне, я поняла, что какой бы разговор она ни вела, теперь он закончен.

— Моя дорогая, — бабуля Гэмми обхватила моё лицо. Её брови больше не были нахмурены, но в голосе чувствовалось беспокойство. — Почему ты не послушала отца, когда он велел тебе оставаться в спальне? — спросила она меня.

— Мама тебе об этом рассказала?

— Мне не нужно, чтобы она мне что-то рассказывала, — она покачала головой, — я и так знаю, что это произошло. Я пыталась посеять сомнения в твоём разуме, когда ты была на лестнице, но ты сопротивлялась, и вот что произошло, — она отпустила мои руки и теперь наблюдала за мной.

— А что с тем мужчиной, который спросил твоё имя?

— А что с ним?

— Что ты о нём думаешь?

Я знала, что лучше ничего не скрывать от неё, потому что, скорее всего, она уже знала мои мысли. И если бы я солгала ей, это было бы неуважительно, поэтому я нервно вздохнула.

— Думаю, эм, я действительно не знаю, что о нём думать, — бабуля ободряюще кивнула головой, подталкивая меня продолжать. — По правде говоря, в тот момент, когда мы с ним встретились взглядами… мне показалось, что… весь мир содрогнулся. Всё было так странно, но он был так очарователен. Он буквально спросил только моё имя, а я до сих пор не могу выбросить его из головы, — я хихикнула, — кажется, я влюбилась в папиного друга.

Бабуля улыбнулась, но улыбка не была искренней:

— Этот человек имеет большое отношение к твоему будущему, Нирвана, и не в хорошем смысле. Мой тебе совет, — она закусила внутреннюю сторону щеки, — не уезжай. Потому что если ты уедешь, он увидит тебя, а ты его. И всё это, — она указала на мою левую ладонь, — станет явью.