ГЛАВА 24

Макрам скакал впереди периметра, как можно дальше от Наиме. Осматривая горизонт, холмы и впадины вокруг, пока они следовали по пути весь день, но, по большей части, он думал не о ней. Когда его мысли сбивались с пути, он возвращал их к своему брату, к словам, которые ему понадобятся, чтобы убедить его. А также он думал о своих людях и о том, сколько отчётов ему нужно будет прочитать, чтобы войти в курс дел. Но мысли снова блуждали, и он ловил себя на том, что мысленно вспоминает моменты, проведённые с ней. Звук её тёплого шёпота, мягкое, прохладное прикосновение её рук, нерешительность её неопытных поцелуев, страстность её прикосновений. Он потерялся бы в искренних, нежных словах, которые она говорила о нём, его магии или о том, как её пальцы касались его кожи, и ему пришлось бы держать свой разум под контролем, как лошадь, несущуюся в стойло.

Единственное, о чём он не хотел думать, не мог думать, был её смех и выражение её глаз в последний момент. То, как он взорвался от осознания того, что всё, чего он хотел в мире, это заставить её вот так смеяться, заставить её забыть о своей дисциплине и своих тяготах. И удушающее, горькое осознание того, что он никогда этого не сделает. Это будет кто-то другой. Через несколько дней, самое большее через оборот, они расстанутся.

Ближе к вечеру они добрались до главной широкой дороги, ведущей в Аль-Нимас, и Тарек присоединился к нему, чтобы доложить о состоянии раненых. Единственным, в выздоровлении кого Тарек не был уверен, был гвардеец Тхамара, весь левый бок которого был распорот мечом бандита. Макрам не в первый раз задавался вопросом, на что это было бы похоже во времена до Разделения, когда жили маги творения, когда их магию можно было использовать для лечения таких катастрофических травм. В их отсутствие медицина прошла долгий путь, но не могла восполнить недостаток исцеляющей магии на Колесе.

Его разум переключился на мысли о Чаре, о Круге. Она не спрашивала его. Даже не упомянула об этом, хотя не было никаких сомнений, что она поняла, кем он был, в тот момент, когда он бросил облако разрушения на лагерь. Возможно, её записи в библиотеке были просто размышлениями. Возможно, у неё не было намерения выстраивать Круг или она понимала, что это может оказаться невозможным. Или она знала, как и он, что он никогда не сможет оставить своего брата.

— Что нужно организовать по прибытию? — спросил Тарек.

— Устройте Султану и её людей поудобнее. Я найду Кинуса.

Он одновременно и боялся встретиться лицом к лицу со своим братом, и страстно желал поскорее покончить с этим. Тяжесть его решения бросить вызов Кинусу была труднопереносимой, и он был готов загладить свою вину и двигаться вперёд.

— Возможно, Султане было бы удобнее в поместье старейшины Аттии? — сказал Тарек мягким тоном, который он использовал, когда пытался втянуть Макрама во что-то.

— Почему? — Макрам вздохнул.

Тарек и его заговоры сделают волосы Макрама седыми ещё до того, как он достигнет своего тридцатого оборота.

— Боюсь, что твой брат будет не в том настроении, чтобы принять дочь нации, которую он считает врагом. Как и боюсь, что в некоторых кругах, которые оставались спокойными, возникнет движение по поводу его вознесения. Ты же не хочешь, чтобы Султана засвидетельствовала это, не так ли?

— Что именно ты предлагаешь?

Макрам оценивал Тарека краем глаза.

— Я просто предположил, что ты захочешь, чтобы ей было как можно комфортнее, — пренебрежительно сказал Тарек, — что было бы невозможно рядом с человеком, который презирает магов более могущественных, чем он сам.

— Я увижусь с ним наедине, когда мы вернёмся. Как только он разберётся с этим, я назначу время, чтобы привести к нему Султану и озвучить условия.

— Так что вряд ли её хватятся, если её не будет во дворце, — сказал Тарек.

Макрам знал, что он был на взводе из-за времени, проведённого с Наиме, из-за всех эмоций, с которыми он пытался справиться. Поэтому вместо того, чтобы гневно ответить Тареку, он промолчал. Тарек не был человеком, склонным к истерии. Если бы он счёл нужным предупредить, что его беспокоит какое-либо другое начинание, Макрам выслушал бы его без вопросов. За исключением Кинуса, потому что Макрам понимал своего брата так, как не мог Тарек.

Но были моменты, времена, когда он легко мог бы поставить Кинуса на место Великого Визиря Наиме. Был ли Тарек прав? Был ли его брат настолько неразумен, что мог представлять опасность для Наиме? Макрам изо всех сил старался в это поверить.

— Привезти её сюда и изолировать со Старейшиной, который не полностью согласен с Кинусом, только нанесёт ему ещё большее оскорбление, — сказал Макрам после долгого размышления.

Тарек спокойно наблюдал за горизонтом. Он протянул руку и почесал свою заросшую щетиной челюсть.

— Помнишь, как этот мальчик Джабр нашёл щенка дикой собаки в затопленной норе?

— Тот, которого он хотел обучить быть боевой собакой, — сказал Макрам.

Он всегда сожалел, что остался в стороне и позволил Джабру оставить себе бедное животное.

— Да. Он боялся собаки, думал, что она укусит его, если он не покажет ей, что она принадлежит ему.

— Я помню, — сказал Макрам, задаваясь вопросом, подходит ли Тарек к сути, или он решил уйти от темы Кинуса и Наиме.

Джабр был жестоким дрессировщиком животных. На самом деле именно его обращение с собакой заставило тогдашнего командира сипахов решить, что он непригоден для общения с лошадьми, и отправить его к янычарам. Бедное животное не отличало верх от низа, половину времени Джабр нянчился с ним, хвалил и кормил объедками. Затем он бил собаку, так что зубы западали внутрь, за совершенно нормальное поведение, например, когда она жевала кожу на виду.

— Пёс, наконец, напал на него, — сказал Тарек, — из-за кролика.

— Я и забыл про кролика, — сказал Макрам.

Один из других мальчиков сжалился над собакой, вынужденной спать на улице в одиночестве, и дал ей старого игрушечного кролика, набитого соломой. Вещица была уродливая, оборванная, без лапы и одного уха. Но собака повсюду носила его с собой. Джабр ненавидел кролика, потому что хотел, чтобы его собака была свирепой и пугающей. Поэтому он забрал его и избил другого мальчика за то, что тот вмешался. Собака чуть не оторвала Джабру за это руку.

— Как звали другого мальчика?

— Зейн. Он забрал собаку. Они оба сейчас на пограничных заставах. Собака получает больше похвал, чем Зейн, — Тарек ухмыльнулся.

Макрам искоса бросил на него хмурый взгляд.

— Почему бы тебе просто не сказать мне, какую точку зрения ты пытаешься донести?

— Нет смысла. Просто беседую. Но я сейчас пойду, проверю, как там сзади.

— Тарек, — сказал Макрам.

— Нет смысла. Мы говорили о твоём брате, — Тарек начал разворачивать свою лошадь, — и это напомнило о Джабре.

Его лошадь перешла на рысь, затем на галоп.

Макрам наблюдал за ним до тех пор, пока ему не пришлось неловко повернуться, чтобы проследить за ним. Прежде чем повернуться лицом вперёд, он поискал её в центральной группе всадников. Она ехала в самом центре, её слуги, стюарды и дворцовая стража образовывали концентрические круги от неё, так что она казалась ступицей колеса хаоса. Центр всего сущего. Он перевёл взгляд вперёд, сжимая бока своей лошади, заставив двигаться быстрее и дальше от неё.

* * *

Тарек присоединился к нему, когда они достигли края Аль-Нимаса. Они обогнули город. Макрам не хотел иметь дело с толпами, которые препятствовали бы их продвижению. Он был готов вылететь из седла, готов был отыскать расстояние от Наиме, которое позволит ему дышать. Каждая его клеточка чувствовала притяжение к ней, его дыхание, его тело, его сердце. Попытка избегать её в каждом действии и мысли сведёт его с ума, если сначала не убьёт от истощения.

Каждый мужчина и женщина в группе были так же, как и он, готовы выпрыгнуть из седла. Настроения были накалены, и когда они добрались до города, им пришлось ехать в непосредственной близости, из-за чего вспыхнули небольшие ссоры. Каждый раз, когда кто-то огрызался на кого-то другого или лошадь визжала от гнева, он выходил из себя ещё больше. Молчание Тарека говорило о том, что он был в таком же настроении, и они не разговаривали друг с другом последние два километровых знака, которые потребовались им, чтобы обогнуть город до северной оконечности, где дорога проходила вдоль приземистой толстой стены, окружавшей дворец.

Зимняя буря преследовала их вторую половину дня, и предшествовавший ей холодный ветер настиг их, когда они добрались до ворот дворца. Хлопья снега взметнулись в воздух, когда его люди, к которым присоединилось ещё несколько из дворцовой стражи, проводили путешественников из Тхамара внутрь.

Тарек остался верхом, кружа среди хаоса, чтобы понаблюдать за происходящим. Из конюшни пришли мальчики за лошадьми, а его солдаты работали с тхамарскими стражниками, чтобы укрыть раненых от ветра, пока их не отвезут куда-нибудь, где за ними будут ухаживать.

Макрам оставался верхом только до тех пор, пока не нашел Наиме в суматохе. Он передал свою лошадь одному из конюхов и направился к ней. Внутренний двор, в который они попали, был не садом с гравийными дорожками, а выложенным каменной плиткой. Чёрный базальт чередовался с белым известняком, образуя узоры из линий, квадратов внутри квадратов и визуальных лабиринтов. Фасад дворца был выложен одинаковыми чёрными базальтовыми кирпичами и белым известняком, с центральной полосой на полпути к внешней стене, выполненной из больших квадратов мозаики, каждый из которых представлял собой набор повторяющихся геометрических фигур, проходящих по фасаду каждого здания, окружавшего внутренний двор. Фонтан, достаточно большой, чтобы в нём можно было купаться, находился в центре двора, прямо на одной линии с лестницей, ведущей к входу во дворец. Семья Рахаль всегда отдавала предпочтение огню, и фонтан с водой соответствовал этому.