Глава 8

САЛЛЕН

Штейн в отъезде. У нас есть охранники, но при моем приближении они отводят глаза, поскольку знают, что я иду просто прогуляться по улице. Раньше все было по-другому. Раньше они тоже причиняли мне боль. Держали меня, били; у некоторых даже хватало смелости пару раз врезать мне ногой по голове. В итоге я всегда терял сознание, а иногда меня рвало кровью. Мне так и не удавалось выбраться из дома, как бы я ни старался остаться незамеченным.

Тогда я не мог коллекционировать животных.

Однако сейчас мне восемнадцать, и я не могу выйти из своей комнаты, не упаковав себя в одежду с ног до головы, иначе все увидят мои швы.

Охранники, видимо, считают, что даже с меня хватит.

Как всегда, когда Штейн якобы уезжает по делам, я выскальзываю в ночь, бросив быстрый взгляд через плечо. Если он меня поймает, то скорее всего, не видать мне больше своих ног. Сомневаюсь, что охранники хранят мой секрет, но к тому времени, когда он возвращается, у него уже есть на примете новое наказание, и за все, что я сделал в его отсутствие, я плачу сполна.

На данный момент я вижу лишь смутно очерченные темные кирпичи и блестящие окна, выхваченные из мрака охранным освещением обширного переднего двора. На всех окнах темные занавески, перед домом круглый фонтан с парочкой каменных горгулий, взирающих на меня с молчаливым осуждением, но здесь им до меня не добраться. В большой серый бассейн с приятным журчанием бежит вода, и, не считая стрекотания сверчков, это единственный доносящийся до меня звук; слуховых ощущений вполне достаточно, чтобы убедить любого, что, хотя этот дом выглядит весьма готично, внутри него все красиво, спокойно и безмятежно.

На деле всё ровно наоборот. Но три гаражных отсека закрыты, вокруг тишина, а передо мной мощеная подъездная дорожка и несколько часов украденной октябрьской ночи до восхода солнца.

Мне не требуется много времени, чтобы добраться до Ричуэл Драйв. Подъездная дорожка к нашему дому — одна из самых коротких на улице; именно поэтому я вижу Карию из башни своей спальни.

И сейчас она где-то здесь, если только не скрылась в доме кого-нибудь из своих друзей; я заметил, как они шли вместе с Космо при свете полной луны.

С бешено колотящимся сердцем я направляюсь на восток, в том направлении, куда направилась Кария в своей короткой белой футболке и еще более короткой черной юбке.

На свежем воздухе я полон жизни и нетерпения, прохлада ранней осени холодит мне скулы, ласкает губы. Здесь так приятно, вдали от застенков моей комнаты и света лаборатории. И идея догнать Карию и приблизиться к ней... вызывает онемение от пробегающего по венам трепета.

Я моргаю в ночном сумраке; на Ричуэл Драйв мало уличных фонарей, учитывая, что все тут пытаются скрыть, кто мы и что из себя представляем. Но по ветру до меня доносится дивный смех Карии, и в тот же миг я замечаю ее в объятьях Космо. Он кружит девушку под ближайшим фонарным столбом круг за кругом, ее длинные белокурые локоны струятся светлым каскадом, подбородок приподнят, шея обнажена. Космо одет в джинсы и оранжевую футболку, и этот цвет так контрастирует с ее черно-белым нарядом, что это на мгновение меня завораживает. Я вижу так много ее кожи; длинные загорелые ноги, очертания живота, изгиб шеи.

Она смеется громче, дерзким, заливистым смехом, и я на какое-то время перестаю дышать, а Космо замедляет свои движения; никто из них еще меня не заметил.

Я стою, опустив голову, скрытую под капюшоном черной толстовки, руки в перчатках в карманах. Несмотря на прохладную погоду, я чувствую на шее липкий пот, из-за надетой под верхней одеждой водолазки, черных джинсов и плотных черных носков под высокими ботинками. Они помогают с рваными ранами у меня на ступнях.

От этой мысли мое сознание обжигает вспышка дикого гнева; она такая свободная и открытая всему, а я пленник своих ран, даже когда мне удается сбежать.

Я подкрадываюсь к ним быстрее, но тихими шагами, Космо тем временем медленно ставит ее на ноги и обнимает за плечи, чтобы поддержать. Кария ниже его ростом, и поэтому я намного выше нее. Я мог бы похитить ее с этой улицы и спрятать в своем сумраке, и даже Космо хрен бы ее нашел.

Но оказавшись так близко, что мне видны белые оборки ее носков и мурашки на задней поверхности бедер, я не хватаю Карию, как мне бы хотелось.

Я боюсь того, что мог бы с ней сделать; если она станет частью банки у меня в лаборатории, то что же тогда за веселье? Она не сможет со мной разговаривать, смеяться, рассказывать мне все о своей маленькой праздной жизни.

Но я также до смерти боюсь того, что она отшатнется от меня, если я совершу что-то менее безрассудное и попытаюсь завязать корявую дружбу. Я не знаю, как это делается; я никогда в жизни никого не называл «другом». И если бы она каким-то образом согласилась стать моей, что бы я делал потом? Я никогда ни к кому не прикасался интимно. Я даже не целовался, несмотря на мнимое предложение Мод.

Я знаю всё о насилии и ужасах, могу вынести побои, но во всем остальном я девственник.

В последний раз моя мама обнимала меня одиннадцать лет назад, в ночь перед тем, как она…

Я останавливаюсь, закрываю глаза и, крепко стиснув челюсти, качаю головой.

Где-то внутри моего мозга бьется пульс, и я чувствую, что вот-вот взорвусь. Заору во всю глотку и стану умолять, чтобы Кария увидела меня, прикоснулась ко мне, поговорила со мной.

Но если я это сделаю, Штейн убьет меня из-за стыда, но, возможно, еще до его возвращения домой, меня прикончит проступившее в ее глазах выражение отвращения и пренебрежения.

— Саллен?

Кария выкрикивает мое имя так, будто произносила его уже много раз. Я резко открываю глаза и напрягаюсь всем телом.

Космо отступает от нее на шаг, больше к ней не прикасаясь, и Кария хватает пальцами кончики волос, как будто стискивает ими одеяло, другую руку сжимает в кулак и прислоняет к телу.

Ее ярко-голубые глаза так светятся в ночи, а обрамляющие их черные ресницы такие длинные, что смотреть на ее лицо приятнее, чем на любой научный эксперимент у меня в лаборатории. Чем на удаление крови со сбитого на дороге животного, чем на кусок змеиной кожи. Она прекрасней любого жуткого создания, что я мог бы сотворить. Лучше любой куклы, любой игрушки.

Она... такая красивая.

Кария внимательно смотрит на меня, ожидая, что я заговорю. Между ее светло-коричневыми бровями залегла небольшая морщинка, а розовые губы приоткрылись. Я чувствую на себе взгляд Космо и то, как напрягается его тело, как будто, если я подойду к ней ближе, он забьет меня до смерти.

Я не двигаюсь, но, когда между нами повисает тишина, Кария делает шаг ко мне.

— Кария…

Она обрывает фразу Космо одним взмахом руки, пропустив волосы между пальцами, Кария смотрит на меня горящими глазами, но я знаю, что все это для него.

— Саллен? — снова шепчет она. — Хочешь… погулять с нами?

Ее голос хриплый, как будто Кария напугана, и она все еще не опускает руку, безмолвно приказывая Космо молчать.

Я смотрю на него и замечаю, как он буравит меня своими зелеными глазами, всей своей фигурой излучая враждебность.

Я быстро вздыхаю и снова смотрю на нее.

Открываю рот.

«Нет, я хочу погулять только с тобой».

Это я хочу сказать, но у меня ничего не выходит. Я молча смотрю на нее и хочу преодолеть разделяющее нас расстояние в два шага, но сейчас Кария спокойна, а если увидит шрамы у меня на теле и еще что пострашнее под моей кожей, она…

Я поворачиваюсь.

Не ухожу, но и не могу смотреть на нее.

Она совершенна во всех отношениях, а я ничего не могу ей дать. Я бы только заманил ее в ловушку, препарировал, запер у себя, убил.

— Подожди, не уходи.

Ее голос все еще такой хриплый, низкий, тихий и испуганный.

Я закрываю глаза и вдыхаю октябрьский воздух.

По спине стекает пот.

Я не хочу уходить, но и не знаю, как остаться.

Этого я тоже не могу сказать. Я ничего не могу сказать.

Я... не могу.

Мне нужно идти домой.

Знаю, Штейн прав. Мне здесь не место. Никто меня не поймет, все будут только смеяться, и если бы она когда-нибудь увидела меня таким, какой я есть на самом деле, то закричала бы. Убежала.

У меня в жизни не может быть этого маленького кусочка солнца, только если она умрет, станет плавающем в банке трупом, а у меня для этого еще недостаточно храбрости.

Пока нет.