— У меня никогда раньше не было парня в комнате, — признаюсь я. — Ну, Перри Янг приходи, но это был первый год в старшей школе, и мои родители были там все это время, так что на самом деле не считается.

Винсент фыркает.

— Они сопровождали тебя на свидании? Жестоко.

— Это было не свидание. Мы были партнерами по проекту для отличников английского языка. И я была на целых десять дюймов выше его, так что романтического интереса с обеих сторон не возникало. Там есть наша фотография на выпускном вечере — в верхнем левом углу, — я снова вскакиваю на ноги и указываю на фотографию на пробковой доске. — Мы не ходили туда вместе. Это была групповая фотография. Но, смотри, я даже не надела каблуки.

Винсент проводит кончиком пальца по носку моей балетки, выглядывающему из-под темно-синего платья, затем постукивает по фотографии с мальчиками.

— С кем из них ты встречалась? — спрашивает он.

Я ковыряю воображаемый заусенец на большом пальце.

— У меня никого не было в старших классах.

Это как потрогать старый синяк, который, как я была уверена, зажил. Девушка на фотографии, возможно, улыбается, но я знаю, какой несчастной она была в тот вечер. Знаю, что ее сутулые плечи, балетки, простое темно-синее платье — длиной в пол, без рукавов, без блесток — все это было сделано для того, чтобы не привлекать внимание. Чтобы стать меньше. И я знаю, что колледж изменил ситуацию к лучшему, но мне все еще больно, когда смотрю на фотографии этой девушки и задаюсь вопросом, сколько ее страха и боли все еще живет во мне. Иногда задаюсь вопросом, смогу ли когда-нибудь преодолеть потребность отойти на второй план.

— Жаль, что мы не ходили вместе в старшую школу, — внезапно говорит Винсент.

Не знаю, почему сжимается грудь и щиплет глаза. Я тоже так думаю. Но потом пытаюсь вызвать в воображении образ подростка Винсента, и все, что у меня получается, — это Трой Болтон²⁹, разгуливающий по коридорам Ист-Хай в хорошо поставленном музыкальном номере с баскетбольным мячом под мышкой.

— Бьюсь об заклад, ты бы издевался надо мной, — выпаливаю я. Винсент выглядит искренне обиженным, поэтому добавляю: — Не потому, что ты был тупоголовым спортсменом или что-то в этом роде. Я была невыносимым ботаником с двумя друзьями.

— Ты все еще такая, но я не издеваюсь из-за этого, не так ли?

Он уворачивается от моего удара в плечо.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Держи. Сравняем счет.

Он лезет в карман джинсов и достает телефон. Немного прокрутки и несколько нажатий и вот он уже держит экран у меня перед носом. Это Винсент-подросток, у него волосы длиннее, а телосложение на тридцать фунтов стройнее. Смокинг тоже немного маловат. Но парень на фото определенно сердцеед.

— Отвали, — ворчу я. — От этого не легче.

— Что ты имеешь в виду? Посмотри на рукава, Холидей. Они даже не доходят до запястий.

Он прав. Это странно мило.

— Это с выпускного бала? — я спрашиваю.

— Вообще-то, я был второкурсником. Меня попросила сестра товарища по команде.

У девушки на фотографии рядом брекеты и завитые волосы, которые выглядят так, будто на них было слишком много лака для волос, но у нее уверенная осанка и красивая фигура девушки, которой, вероятно, нравилось учиться в старших классах. Я вроде как ненавижу ее за это. А потом мне становится плохо, потому что она в буквальном смысле ребенок. Несмотря на определенно позаимствованные у мамы туфли на шпильках, которые носит на фотографии, она едва достает Винсенту до подмышки.

— Какого ты был роста? — уточняю я, все еще разглядывая этого нелепого мальчишку на фото.

— На этой фотографии? Без понятия. Однако, на первом курсе колледжа был уже 6,4 фута³⁰. Отличный рост для баскетбольной карьеры и ужасный для одежды.

Я торжественно киваю.

— Найти подходящие штаны было кошмаром.

— Видишь? — говорит Винсент, убирая телефон. — Мы, вероятно, стали бы друзьями.

Я качаю головой.

— Ни за что. Эти волосы и щенячьи глазки? Ты бы разрушил мою жизнь, Винсент.

Мгновение он смотрит на меня, глаза мерцают, словно от желания что-то сказать, но Винсент просто качает головой и поворачивается обратно к книжной полке. Он берет с нее книгу в мягкой обложке. Это пьеса Оскара Уайльда. Если Винсент и заметил, что рядом стоит потрепанный экземпляр «Сумерек», то никак это не прокомментировал.

— Ты же не собираешься начинать читать это мне? — спрашиваю я, усмехаясь.

— Тебе бы это понравилось, не так ли? — бормочет Винсент. Он ставит книгу обратно на полку, прежде чем бросить на меня взгляд. — Я могу рассказать тебе Шел Сильверстайн, если это все еще интересно.

— Ты действительно выучил наизусть одно из его стихотворений?

— Нет.

— Оу.

— Я выучил три.

Из моего рта выходит шокировано-лающий, совсем не сексуальный, смешок.

— Зачем ты это сделал?

Он улыбается.

— Потому что я знал, что ты будешь смеяться именно так.

Я собираюсь сказать абсолютно нелепые вещи — слащавые, сентиментальные вещи, которые, вероятно, приведут его в ужас, поэтому вместо того, чтобы позволить себе открыть глупый рот, делаю шаг вперед и беру лицо Винсента в ладони. Он стоит неподвижно. Веки закрываются, когда я провожу большими пальцами вверх и вниз, прослеживая от подбородка к уголкам рта, к слегка веснушчатой коже на носу и скулах. На его челюсти немного темной щетины. Интересно, каково было бы ощутить это на внутренней стороне бедер.

Я опускаю руки по бокам. Винсент делает вдох, прежде чем открыть глаза.

— Моя смена в библиотеке начинается через три часа, — выпаливаю я.

Он выгибает бровь.

— Ты серьезно все еще думаешь о том, чтобы уйти?

— Нет. Я просто... — говорю я. — Пытаюсь придумать, что должна сказать начальнику.

— Что занята тем, что целуешься со мной, — говорит Винсент, как будто это очевидно.

— Да? И это все, что мы будем делать?

В глазах Винсента вспыхивает удивление, а затем он высовывает язык, чтобы облизать нижнюю губу.

Шаг, который он делает, уверенный. В глазах настоящий голод. Первобытный.

Я внезапно и яростно вспоминаю о том, как сильно мне нравилось держать его член у себя во рту.

— Думала, ты сказал, что хочешь не торопиться, — хриплю я.

Винсент улыбается и качает головой.

— Не могу двигаться медленно с тобой, Холидей. Но нам больше ничего не нужно делать сегодня вечером. Мы можем пойти домой, и ты сможешь познакомиться с моими товарищами по команде, если хочешь. Или могли бы пойти поужинать только вдвоем и поговорить о родителях, любимых песнях и обо всем остальном, о чем захотим.

Ну вот, он снова становится милым.

Но я не хочу двигаться медленно, не тогда, когда всю жизнь так и делала. Я знаю, что каждый бежит марафон, который является жизнью, в собственном темпе, и нет ничего плохого в том, что мне нужна была более длительная разминка, чем многим людям моего возраста... или в том, что собираюсь начать спринтерскую гонку, когда есть женщины на десять лет старше меня, которые все еще растягиваются. Это не гонка. Это просто круговая трасса, которую мы все разделяем. Я не пожалела, что прислушалась к интуиции и ждала, когда почувствую себя готовой.

Сейчас я готова. Возможно, даже слишком.

Я хватаюсь за подол рубашки и стягиваю ее через голову.