Глава 65. «Один на всю жизнь»

Чужое дыхание, коснувшееся его лица, казалось, было наполнено отчаянием; воздух вокруг наполнился металлическим запахом. Цзин Ци почувствовал, как губы онемели от боли, и хотел оттолкнуть У Си, но тот крепко сжимал его в своих руках.

Не то чтобы он не мог оттолкнуть его или подраться. Цзин Ци осознавал, что его боевых искусств трехлапой кошки [1] будет недостаточно, но они и не были настолько плохи, чтобы он совсем не мог сдвинуться с места.

[1] 三脚猫 (sānjiǎomāo) – обр. о дилетантах, новичках в каком-то деле.

Просто он подсознательно не хотел начинать драку и вредить ему.

Юный шаман с самого детства иногда вел себя грубо, говоря все, что на ум придет. Потому даже самообладание обычно сдержанного и хорошо воспитанного Цзин Ци давало трещину, хоть глубоко внутри он и спускал все тому с рук. И сейчас, когда ко всему прочему добавились прикосновения, у него все еще не хватало духу применить в ответ силу. Ему казалось, словно он избаловал ребенка и теперь пожинал горькие плоды.

Тем не менее, он все еще не мог не потакать ему.

Он чувствовал угрызения совести за эту его влюбленность и не мог оставить его искреннюю, чистую привязанность за дверью, прикрывшись равнодушием.

Долгое время спустя, когда дыхание обоих окончательно сбилось, Цзин Ци с трудом умудрился высвободить руку. Прохладной ладонью он схватил У Си за загривок и силой оттолкнул от себя, тут же отступив на шаг назад и ударившись спиной о дверь.

Цзин Ци нахмурил брови, пощупав уголок губ – было больно, на коже точно остались ранки. Он сердито вытер кровь и спросил:

– У Си, ты что, собака?

У Си все еще тяжело дышал, но румянец постепенно сходил с его лица, и в конце концов оно совсем побелело. Его взгляд остановился на слегка покрасневших и опухших губах Цзин Ци, которые он прокусил. Сердце вдруг ёкнуло, после чего он быстро отвел взгляд. Ярость отступила, а вместо нее пришла беспомощность.

– Я…

Он думал о том, что так сильно любил этого человека, но все еще продолжал совершать неправильные поступки и огорчать его. В тот момент он почти ощутил безысходность. Даже тысячи гор и рек [2] можно было измерить, но путь к сердцу этого человека оставался скрыт и объят тайной.

[2] 千山万水 (qiānshān wànshuǐ) – образно о долгом и трудном пути.

Но вдруг Цзин Ци легко вздохнул и притянул У Си за талию; глаза того широко распахнулись. Его лицо было совсем рядом, мягкое дыхание смешивалось с чужим, и едва схлынувший румянец снова заиграл на щеках У Си. Он услышал, как Цзин Ци усмехнулся.

– Учись, щеночек. Если ты будешь кусать меня, как же я буду выходить на улицу и разговаривать с людьми?

Мысли У Си тут же превратились в кашу, сердцебиение так ускорилось, что казалось, сердце вот-вот взорвется. Цзин Ци немного опустил взгляд, потянул чужую голову чуть вниз и приблизился, скользнув кончиком языка по его губам. У Си невольно приоткрыл рот, словно растерянный и глупый ребенок, впервые узнавший о глубоких чувствах: новых, возбуждающих и заставляющих его душу безостановочно дрожать вслед за блужданием чужих губ.

Вдобавок ко всему, осознание того, кто именно мягко целует его, практически лишило его контроля над собой, и последняя частица его сознания погрузилась в хаос.

Время будто остановилось очень-очень надолго.

Когда Цзин Ци отпустил его, У Си все еще неосознанно держался за его плечи и выглядел так, словно вовсе не различал, где верх, а где низ.

Цзин Ци, как не особо нравственному и непорочному человеку, тут же показалось, что он воспользовался У Си. Натянуто улыбнувшись, он легонько похлопал того по щеке, поддразнив:

– Что за неопытный ребенок.

Лицо У Си покраснело еще сильнее, оправдав все его ожидания.

И правда неопытный… Уголки глаз Цзин Ци изогнулись в улыбке.

У Си почувствовал, что в его руках вдруг стало пусто, и тут же невольно ухватился за чужой рукав, очарованно сказав:

– Бэйюань.

– М-м? – отозвался Цзин Ци.

У Си посмотрел в его лукавые глаза, где все еще играла улыбка – казалось, они были полны переливающегося света.

– В этой жизни ты будешь единственным в моем сердце. И в следующей жизни, и в жизнях после – я буду помнить тебя, пока моя душа не рассеется.

Цзин Ци защемило сердце. Вдруг вспомнив мрачный Мост Беспомощности и огромное поле кроваво-красных паучьих лилий, он опустил глаза и снова улыбнулся:

– Ты не знаешь, кем я буду в следующей жизни.

– Разум забудет, но сердце будет помнить, – ответил У Си. – Я должен был говорить что-то подобное в прошлой жизни.

Он был чересчур серьезен, словно действительно вспомнил что-то. Цзин Ци вдруг поднял взгляд, чтобы посмотреть на него, и У Си показалось, что этот взгляд был необъяснимо странным.

– Я… не помню, чтобы ты говорил что-то подобное в моей прошлой жизни, – услышал он ответ.

– Если я и не говорил это так, чтобы ты слышал, то точно повторял миллионы раз в собственном сердце, смотря на твою спину.

Цзин Ци не удержался и потер точку между бровей, подумав про себя, как этот человек может быть таким глупым? В прошлой жизни его лицо больше напоминало маску из папье-маше, он был одновременно упрямцем и идиотом, а в этой жизни его характер никак не изменился.

– Ты можешь выслушать меня, Бэйюань? – тихо спросил У Си.

Цзин Ци замер, а затем молча кивнул.

Голос У Си смягчился еще сильнее, хоть произнесенные им слова и были далеки от мягкости:

– Не люби никого другого. Я никогда не причиню тебе вреда, но если ты полюбишь кого-то еще, я убью их всех.

Он знал, что Цзин Ци ответит на это своей обычной фразой «не неси чепухи», и потому тут же продолжил:

– Я не несу чепуху. Я сдержу свое слово.

Цзин Ци тут же вспомнил, как разговаривать, и беспомощно глянул на него:

– Ты…

– Запомни мои слова, – настоял У Си.

Цзин Ци выдернул свой рукав из его руки и похлопал по спине.

– Я не настолько стар, чтобы ничего не помнить, – возмутился он, усмехнувшись.

У Си беззвучно рассмеялся и аккуратно потянул за красную нить на шее Цзин Ци. Увидев, что кольцо все еще висело на ней, он сказал:

– Если здесь ты будешь в опасности, я не уеду. Даже если мне нужно будет уехать и даже если я не смогу забрать тебя с собой, мне нужно будет знать, что с тобой все в порядке. Если у меня действительно не получится увезти тебя, просто держи это при себе, и ты всегда сможешь меня найти. Это священная реликвия Наньцзяна, передающаяся из поколения в поколение Великими Шаманами. В жизни отдать его на хранение можно лишь одному человеку.

Цзин Ци застыл от удивления, только сейчас осознав, что безделушка, которую он носил все эти годы, на самом деле была довольно значимой вещью. Кольцо на его шее вдруг потяжелело.

У Си благоговейно поцеловал зеленый нефрит кольца, согрев его теплом ладоней, и убрал обратно за воротник Цзин Ци.

Доверие превосходит взаимную ненависть. Влюбленным даже море по колено. Невозможно подавить чувства, если прошло недостаточно времени.

Наступила середина лета, племя Вагэла гнало своих солдат к городским стенам с быстротой хищников. Как только отборные войска Великой Цин закончили подготовку, северные ворота города широко открыли, и ряды холодных доспехов напоминали рыбью чешую. Наследный принц Хэлянь И провожал их вместо императора, бесконечно огромная армия безмолвно выстроилась прямо перед ним. Его старший брат был облачен в военную форму и держал в руках длинный меч, собираясь в путь.

В этот день на бескрайнем голубом небе не виднелось ни облачка.

После соблюдения обычаев – традиционной молитвы богам и распивания вина из металлических кубков – Хэлянь Чжао уже собрался пустить своего коня галопом, однако внезапно остановился. Он повернул голову, посмотрел на своего младшего брата и улыбнулся, сказав кое-что так, чтобы только они двое могли расслышать:

– Наследный принц, не знаю, выживу я или умру в этом путешествии. Но у меня есть один секрет, и если я не расскажу о нем сейчас, то он, скорее всего, уйдет со мной в могилу.

Лицо Хэлянь И никак не изменилось, он лишь сказал:

– Ты на пороге битвы, старший брат. Не говори подобных зловещих слов. Сражайся за земли Великой Цин, но не забывай заботиться и о себе.

Хэлянь Чжао рассмеялся громко и весело, не ожидая услышать подобный братский совет при жизни. Раньше они были врагами, и если он вернется с поля боя, то у них не будет времени на отдых до самой смерти. Лишь в это мгновение он искренне ощутил себя связанным кровными узами с этим изящным, но проницательным и серьезным молодым человеком, что стоял перед ним.

Тем не менее… чувства в императорской семье были весьма непостоянны.

В следующий момент Хэлянь Чжао взял себя в руки и понизил голос еще сильнее:

– Наследный принц, вероятно, не знает, но в детстве я однажды не вовремя вбежал в спальню отца-императора и нечаянно узнал о его тайне. Под его императорским ложем находится потайное отделение.

Он вскочил на коня, повернувшись, чтобы взглянуть на брата.

– Что это за секрет – мне говорить не подобает. Если Ваше Высочество хочет узнать, то может пойти и посмотреть самостоятельно.

После, не дожидаясь ответа Хэлянь И, он натянул поводья и закричал:

– Выдвигаемся!

Знамена развевались на западном ветру, дым и пыль навевали тоску.

Когда многочисленная армия тронулась в путь, Хэлянь И безмолвно вернулся во дворец, сразу же отправившись доложить обо всем Хэлянь Пэю.

Хэлянь Пэй до смерти перепугался подосланного убийцы. Его героическое сердце пронзили, и вся храбрость тут же испарилась, снова сделав его трусом. Подозрительный ко всем даже днем и мучающийся кошмарами, он осмеливался закрыть глаза лишь ночью, при свете ламп, и весь день ходил недовольный.

Он откинулся на спинку кровати и прищурил глаза, осторожно оценив Хэлянь И. Этот сын оставался все таким же почтительным; в нем не было и тени распущенности, он никогда не говорил ни одного лишнего слова и никогда не думал преступать границы дозволенного. Раньше он считал своего младшего сына слишком честным и не способным проявлять гибкость, считал, что тот чувствует чужую боль, как свою собственную, и потому боялся, что в будущем его ждут поражения.