Глава 71. «Последняя битва (1)»
К этому моменту никто более не осмеливался поднять вопрос о переносе столицы на юг. Хэлянь И, юноша, более двадцати лет казавшийся мягким и добрым, наконец показал свою хладнокровную, безжалостную сторону всему миру. Оказавшись в столь тупиковой ситуации, когда все вокруг хотели отступить, он приказал Министерству церемоний поскорее все подготовить и быстро занял трон.
Во внутренних покоях дворца Хэлянь Пэй уже едва дышал, находясь при смерти. В этом мире сын остался оплачивать долги отца.
Хэлянь И было двадцать восемь, когда наступила новая эра, получившая название Жунцзя [1].
[1] Оба этих иероглифа (荣嘉 – róngjiā) имеют отчасти схожие значения счастья, радости, чего-то прекрасного. Несколько вольно можно перевести их как «Великая слава».
В этот период в столице все те, кто выступил «за» мирные переговоры и необходимость идти на уступки, в первую очередь превратились в козлов отпущения. Остальные закрыли рты в страхе перед репрессивной политикой Хэлянь И, но то было лишь вынужденное затишье: все, начиная с дворцовых подданных и заканчивая императорской гвардией, были напуганы. В армии изначально было не более шестидесяти тысяч человек, а после того, как ее часть была передана Хэлянь Чжао, осталось менее тридцати тысяч.
Когда-то это были элитные войска, но сейчас, услышав новость о почти полном поражении, они тут же превратились в трусов.
Можно было бы призвать людей из провинций вокруг столицы, вроде Шаньдун и Хэнань, но там находились лишь резервные отряды из стариков и инвалидов. Хэлянь И, вынужденный лечить мертвую лошадь, будто она была живой, призвал их все. Остальные – пограничная охрана Наньцзяна и войска Лянгуана – спешили в столицу, не останавливаясь ни на минуту, хоть и знали, что водой вдалеке жажду не утолишь.
Лу Шэнь взял на себя полный контроль над Министерством финансов. Первым делом он приказал, чтобы воины, идущие с запада, прошли через Мяньчжоу, а идущие с юга – через Цанчжоу, поскольку там находились самые большие и самые близкие к столице склады провизии. Пройдя через них, армия придет в столицу с собственным провиантом и фуражом. Ранее заготовленное оружие и снаряжение было похоронено в битве на северо-западе, а заново собирать средства и материалы было уже слишком поздно. Мяньчжоу, Цанчжоу и прочие подобные округи находились недалеко от столицы, но все еще на весьма приличном расстоянии. С учетом нынешнего беспорядка, неудача была весьма вероятна, потому призванным в столицу войскам приходилось выполнять несколько обязанностей одновременно.
Что до Цзин Ци и Чжоу Цзышу, они занимались кое-чем другим.
С самого основания Великой Цин в столице существовало министерство, специализирующееся на вопросах Весеннего рынка и носившее название «Северный департамент». Изначально оно было подконтрольно главе приказа придворного этикета, но затем для облегчения работы туда пришло немало чиновников из племени Вагэла, и постепенно оно отделилось, превратившись в самостоятельный орган.
Весенний рынок проводился на северо-западе лишь один раз в году. Северный департамент имел не так много обязанностей, но находился в весьма выгодном положении. Чжао Чжэньшу некогда совершил множество сделок с вождем племени Вагэла, Гэше. Обменивая деньги на власть, Чжао Чжэньшу самолично взрастил этого волка, и с тех пор департамент превратился в невидимую нить между Чжао Чжэньшу и столицей.
Чжан Цзинь тоже не вмешивался в эти частные сделки, ведь в конечном счете чужаки оставались чужаками, не стоило впутывать их во внутреннюю политическую борьбу Великой Цин. Именно поэтому во время чистки на северо-западе толстобрюхие паразиты вроде него чудесным образом смогли спастись.
Когда на северо-западе объявили чрезвычайное положение, Хэлянь И поручил Чжоу Цзышу внимательно следить за этой группой. В условиях нынешнего военного положения тот окончательно сорвал с себя маску и сразу посадил их всех под домашний арест.
Конечно, Цзин Ци понимал, что эти толстяки с животами в два раза больше их голов давно не видели варваров и занимались только деньгами, не имея отношения к этой войне. Может, и сам Гэше понятия не имел, чем они занимаются. Тем не менее, сейчас требовалось что-то, способное вызвать более сильные эмоции, чем пугающие лозунги «воины племени Вагэла непобедимы», что распространялись по городу, как чума.
Цзин Ци никогда не был лидером, способным вести дела. Ему хватало и возможности давать советы на вторых ролях. Он не имел достаточно смелости, чтобы принимать решения в одиночку, однако понимал человеческие сердца лучше, чем кто-либо другой, и знал, что самым пугающим сейчас было не войско племени Вагэла, взирающее на них, как тигры на добычу, а беспокойство и смятение в умах людей столицы.
Будь то реальными находками или необоснованным вымыслом, Чжоу Цзышу выдвинул бесчисленное количество обвинений против всех чиновников Северного департамента с чрезвычайной эффективностью. Настоящие или фальшивые, они все обладали максимальной провокационной силой. Не знающие правды, услышав, как их перечисляют вслух, захотели бы содрать кожу с этих «совершивших тягчайшее преступление» людей.
Затем Цзин Ци собрал около сотни воинов императорской гвардии, чтобы без малейшего предупреждения окружить Северный департамент.
Не заботясь о приветствии, они ворвались внутрь, выволокли людей одного за другим, сорвали с них служебную форму прямо на улице и связали. Пока один человек отправился сообщать новость, второй методично организовывал ряд сопутствующих операций по конфискации имущества.
Затем, сидя верхом на лошади, Цзин Ци бесстрастно приказал привязать этих дрожащих людей к большим деревянным столбам и позади каждого повесить большое белое полотно с объяснением, кто этот человек, будь он выходцем из племени Вагэла или их прихвостнем из Великой Цин, и что за преступления он совершил, пункт за пунктом. После он лично с позором провел их по улицам.
Зная, что среди горожан много тех, кто не умеет читать, он взял с собой двух подчиненных Чжоу Цзышу мастеров, Лу Юя и Дуан Пэнцзюя. Используя внутреннюю ци, они слово за словом читали написанное вслух так, что даже вдалеке было хорошо слышно.
Люди высыпали на улицы, словно на празднество. Простолюдины и солдаты, следящие за порядком, собрались по обе стороны главной улицы. Неизвестно, кто первым бросил кусок гнилого, покрытого листвой овоща в голову начальника Северного департамента, который громко кричал о несправедливости обвинений, но постепенно толпа начала закипать: камни, гнилые овощи, плевки и все, что у них было, полетело в сторону шествия.
Воины, назначенные «поддерживать порядок», могли бы остановить их еще в самом начале, но они тоже были людьми; их друзья и родственники погибли на северо-западе. В результате солдаты и горожане стали одной семьей, а броски переросли в пинки и избиения.
Они знали, что эти люди – большеголовые, пузатые, толстые – из племени Вагэла. Больше те не были несравнимо сильными, не были непобедимыми. Именно эти чужаки сейчас напускали зловоние на мягкую, мирную землю, покрытую золотой пылью, убивая их братьев и семьи, сея хаос и разделяя людей навечно.
Никто не понял, когда Цзин Ци и Чжоу Цзышу исчезли из поля зрения. Цзин Ци стоял на высокой башне, некоторое время молча глядя на все это, а затем сказал:
– Цзышу, позже пообщайся с людьми и немного подбодри их. Тем, кого не забили до смерти, следует нанести еще один удар по черепу. Трупы нужно собрать, как только люди разойдутся, отрубить им головы и повесить над городскими воротами.
Цзышу мягко выдохнул, с ухмылкой покачав головой.
– Князь, ты не знаешь, но сейчас даже я чувствую облегчение на сердце, словно огромный камень, что сдавливал мне грудь, разлетелся на части.
Цзин Ци прищурился и вдруг наклонил голову, посмотрев на него:
– Слышал, что ты наконец отослал малыша Лян?
Чжоу Цзышу снова покачал головой, мучительно улыбнувшись.
– Если он не уедет, мне придется постоянно волноваться о нем. Если он попадет в переделку в подобное время, у меня не останется сил на помощь ему. Я приказал кое-кому увезти его.
– Позаботься о том, чтобы он не возненавидел тебя на всю жизнь, – ответил Цзин Ци, натянуто улыбнувшись.
– Князь, любовь глубока лишь тогда, когда ненависть ей соответствует, – пошутил Чжоу Цзышу. – Этот подчиненный не так любим людьми, как князь.
Цзин Ци замер на мгновение, а затем посмотрел на него, нахмурившись.
– Подшучиваешь над этим князем?
Чжоу Цзышу сдержал ухмылку.
– Князю нужно позаботиться о себе, не испорти здоровье злостью. Я все еще жду чаши хорошего вина, что ты обещал мне в будущем. Слышал, что… Наньцзянское вино из пяти ядов обладает немалыми целебными свойствами.
Несколько суровый вид Цзин Ци тут же испарился. После минутного затишья он мягко ответил:
– С твоим благословением, старый друг, если я действительно доживу до этого дня, то что уж говорить о вине – тогда я попрошу красивую госпожу с тонкой талией из Наньцзяна стать твоей женой.
– Князь, если достойный человек сказал слово – его не вернуть и на упряжке из четырех лошадей [2]. Обещаешь? – быстро проговорил Чжоу Цзышу.
[2] 君子一言，驷马难追 (jūnzǐ yī yán, sìmǎ nán zhuī) – «слово – не воробей, вылетит – не поймаешь».
Цзин Ци протянул кулак, приподнял брови и взглянул на него. Чжоу Цзышу улыбнулся, тоже вытянул вперед кулак и легонько ударил им по чужому.
– Договорились.
После этого Цзин Ци начал постепенно готовить все для разделения столицы на несколько областей. За каждой из них был назначен человек, ответственный за ежедневное распределение продовольствия. Также он приказал расчистить несколько кварталов на пути, которым неизбежно пройдут воины. Солдаты ежедневно тренировались прямо на улицах, охрана была усилена. Три фейерверка оповещали весь город о каждом прибытии новых войск.