Лоренцо долго смотрит на меня.

— Тогда мы расстанемся полюбовно, мисс Илени.

Резкое жжение слез заставило меня вздрогнуть. Вот оно. Формальное использование моей фамилии, напоминание о том, кем мы должны быть друг для друга, никем иным, как работодателем и работником, пусть и незаконным. Что я работаю на него и что он отклонил все мои предложения о более близких отношениях. И каждый раз, когда между нами возникала какая-то грань, это происходило потому, что кто-то из нас оплошал.

Сидя здесь, я понимаю, что мне невыносима мысль о том, чтобы уйти к кому-то другому. Мне невыносима мысль о том, чтобы пойти на очередной гала-ужин, устраиваемый для меценатов балета, и провести вечер, флиртуя и строя робкие глазки богатым мужчинам, пока один из них не заинтересуется мной. Оказаться в чужой постели, как это было с Альфио, и желать, чтобы это Лоренцо прикасался ко мне. Был внутри меня.

От этой мысли у меня сводит живот, сердце разрывается, и в этот момент я понимаю, что чувствую к Лоренцо больше, чем когда-либо должна была. Те несколько мгновений нежности в студии, сплетенные с горячим желанием, которое я испытываю к нему, что-то сделали со мной.

Что-то, что я не смогу так просто отменить.

— Я хочу продолжать работать на тебя. — Я говорю это быстро, почти слишком быстро. Что бы ни было между нами, я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Лоренцо медленно выдыхает, его зеленый взгляд встречается с моим. Если он и испытывает какие-то эмоции, я их не вижу.

— Если это так, — тихо говорит он, — то то, что случилось на прошлой неделе, не может повториться.

Мне не нужно спрашивать, о чем он говорит или что он имеет в виду. Я также не могу говорить, чтобы ответить. Горло как будто сжимается, грудь сдавлена. То, что произошло в студии, было началом чего-то, а теперь это похоже на конец. Я не готова к этому, пока не готова, хотя должна была быть готова с самого начала.

— Это должно быть только по делу, — продолжает он, его голос пустой и ровный. — Если границы будут размыты, это станет еще опаснее.

Эти границы были стерты, хочу сказать я. Но, конечно, не полностью. Мне кажется, что это так, когда у меня так давно не было такого контакта с тем, кого я действительно хотела, когда я никогда не испытывала такого желания или удовольствия, как с ним. Но мы еще так многого не сделали. Линии, которые мы не пересекли, и Лоренцо, кажется, намерен сделать так, чтобы мы остались по другую сторону.

Он по одну сторону, а я по другую.

Я чувствую себя неловко, как будто он читает мне лекцию. Предупреждает, чтобы я не соблазняла его снова, когда именно он первым поцеловал меня в коридоре. Но воспоминания об этом поцелуе смягчают жжение, и я чувствую, как по шее ползет румянец, а губы покалывает. Больше всего на свете я хочу, чтобы он поцеловал меня снова. Чтобы холодный, сдержанный мужчина за столом превратился в ту теплую, нежную версию Лоренцо, которая заставил меня потерять весь свой самоконтроль с ним. Это было всего неделю назад, но из-за прохладной атмосферы нашего разговора сейчас кажется, что прошла целая жизнь.

— Мила. — Серьезность его тона не допускает никаких возражений, никаких шансов для меня заиграть и поддразнить его, чтобы он признал, что не хочет, чтобы это был только бизнес, больше, чем я. — Я знаю, ты можешь подумать, что это был бизнес, то, что случилось, я предложил тебе деньги, чтобы ты продержалась на плаву, пока не уладится дело с полицией, а ты попыталась предложить свои услуги взамен. Но я постарался дать понять, что не считаю это обменом, который произошел между нами. И то, что произошло, не может продолжаться, если ты собираешься выполнять для меня эту работу.

От того, как жестко он это говорит, мне почти хочется смеяться. Как будто мы говорим о чем-то другом, а не о том, что я стою на коленях, его глаза расширены от удовольствия, когда он борется за то, чтобы не впиться в мой рот, пока я сосу его. Он стоял на коленях несколько минут спустя, изучая мягкие контуры моих внутренних бедер, прежде чем впервые попробовать меня на вкус. Как будто в этой встрече не было ничего интимного, как будто это не было самым горячим, самым страстным, что когда-либо случалось со мной.

Но все это не имеет значения. Если бы я была полностью предоставлена самой себе, если бы у меня не было никаких обязательств перед кем-либо еще, это могло бы случиться. Я могла бы сказать ему нет, что больше не хочу продавать для него наркотики, что вообще не хочу на него работать. Я могла бы подойти к нему с другой стороны стола, сесть к нему на колени и целовать его до тех пор, пока он не забудет обо всем, кроме своего имени и меня.

Я прикусываю губу, пытаясь сдержать учащенное дыхание при этой мысли.

— Если бы я сказала, что хочу прекратить… — Я смотрю на него, пытаясь оценить его реакцию, пока говорю. — И я договорюсь с кем-то еще, разве между нами что-то изменилось бы?

По внезапной вспышке темноты в его глазах и по тому, как сжалась его челюсть, я понимаю, что мне не нужно объяснять, что я имею в виду. Лоренцо резко качает головой.

— Я не делюсь тем, что принадлежит мне, мисс Илени, — говорит он, его голос понижается на октаву, и по моей коже пробегает дрожь, которая оседает прямо между ног.

— Тогда позволь мне быть твоей. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю остановить их, и повисают в воздухе между нами. — Лоренцо…

Медленно он встает. Выражение его лица еще больше потемнело, это первая настоящая эмоция, которую я увидела на его лице с момента моего прихода. Он медленно обходит вокруг стола, где сижу я, и его приближение заставляет мое сердце биться так сильно, что становится больно.

Он тянется ко мне, и мне кажется, что я не могу дышать. Его рука обхватывает мое запястье, поднимая меня со стула, и я понимаю, что вижу в его глазах вожделение. Я знаю, что он представляет, как снова ставит меня на колени, насаживая на свой стол, повторяет все, что мы делали в студии, и даже больше.

Когда его рука касается моего подбородка, а пальцы ложатся под него, когда он убеждается, что я смотрю на него сверху, мои колени слабеют. Каждый сантиметр моей кожи умоляет о его прикосновении, и я знаю, что он это видит.

Я начинаю тянуться к нему, чтобы прижать руку к передней части его брюк, чтобы почувствовать, насколько он тверд, но он снова хватает меня за запястье другой рукой. Когда он заговорил, его голос был низким и тихим — почти рычание.

— Нет, Мила. Ответ — нет. И если ты спросишь еще раз, все наши совместные дела закончатся.

На первый взгляд, это отказ. Но в темных глубинах его голоса я слышу и другое, потому что шаги этого танца мы уже проделывали вместе. Его контроль находится на острие ножа. Он угрожает бросить меня, если я снова попрошу, не потому что не хочет меня, а потому что хочет меня слишком сильно.

Он боится, что если я снова попрошу, то он не сможет сказать нет.

Я так сильно хочу оттолкнуть его, что мне становится больно. Я все равно хочу попросить еще раз, посмотреть в эти измученные зеленые глаза и отвадить его от желания трахнуть меня прямо здесь, в его кабинете, так, как, я знаю, он себе представляет, пока обхватывает рукой свою собственную горячую и напряженную плоть.

Но если я вызову его блеф и потерплю неудачу, все будет намного хуже.

Поэтому вместо этого я тяжело сглатываю и медленно киваю.

— Я понимаю, — шепчу я, пытаясь скрыть мягкий треск в своем голосе. Пытаюсь скрыть, как сильно я хочу его.

Судя по выражению его лица, думаю, он все равно знает.

Он долго держит мой взгляд, все еще касаясь моего подбородка, пока мои колени не начинают подгибаться под меня, и только эти два пальца удерживают меня в вертикальном положении. А потом его выражение лица затихает, желание стирается и запирается за какой-то невидимой дверью, ключ от которой есть только у него, и его рука убирается с моего лица.

Лоренцо проходит за стол и что-то достает из своего стола. Я вижу упаковку с таблетками, когда он выпрямляется и протягивает их мне.

— Позвони мне, когда они будут проданы, — просто говорит он. — Тогда и поговорим.

Коротко и ясно. Только бизнес. Я стараюсь сохранять спокойное выражение лица, когда беру пакет из его рук и кладу его в сумочку. Я чувствую, как на мои плечи опускается тяжесть, как будто то, что он их забрал, давало мне кратковременный прилив свободы.

Но, конечно, деньги — это единственное, что даст мне настоящую свободу.

— Если ты снова увидишь офицера Адамса, позвони мне, — добавляет Лоренцо. Я все еще слышу невысказанную фразу после — не для чего-то другого. Я должна обращаться к нему только в экстренных случаях и когда продаются таблетки.

Мы не друзья и не любовники. Я должна помнить об этом.

Он снова садится за свой стол и смотрит на меня, словно ожидая, что я скажу еще что-нибудь, а я не знаю, что сказать. Ни одна мысль, пришедшая мне в голову, не кажется правильной и не кажется, что она что-то сделает, кроме как усугубит ситуацию.

Поэтому я просто поворачиваюсь и ухожу.

***

— Зачем Лоренцо Кампано пришел к тебе?

Шипящий, любопытный вопрос Рашель — последнее, что я хотела бы услышать, придя в студию час спустя. Я выдохнула, глядя на свои пуанты, на толстые и неуклюжие пальцы с лентами, и напомнила себе, что знала о предстоящем вопросе. Не могло быть и речи о том, чтобы она не спросила. После того как он стоял в дверях и смотрел на меня, у половины труппы наверняка возникли вопросы.

Ни для кого не секрет, что балерины часто спят с богатыми мужчинами, чтобы оплачивать их жизнь, пока они посвящают себя танцам. Нравится это Лоренцо или нет, осознает он это или нет, но, появившись здесь, он нечаянно предъявил на меня права. Все будут думать, что теперь у меня с ним именно такие отношения. С легким чувством вины я понимаю, что мне это не противно. Если бы он пришел на одно из гала-представлений, мало кто из других девушек стал бы приставать к нему, думая, что он уже занят.