Но, как знает каждый человек, сведущий в таких делах, эти три предложения предоставляют весьма широкий простор для конкретизации. Не должно поэтому вызывать большого удивления, что Эндрю при ревностном внимании к подробностям удалось покрыть убористым текстом восемь листов почтовой бумаги. Хотя есть, возможно, многие, кто смог бы написать лучше, однако, как для праведника, Эндрю написал очень хорошо.

Ответ пришёл незамедлительно и вызвал у него лихорадочный восторг. У неё нет родителей, и поэтому ей не нужно считаться ни с чьими желаниями, кроме собственных. Её тёте стало лучше, и она надеялась вернуться в Столлбридж через день-два. Она любила его и надеялась, что он хоть немножко думает о ней. Затем следовала подпись "Элла" — имя, которое Эндрю продолжал произносить вслух до тех пор, пока противная служанка не утихомирила его, просунув голову в комнату и спросив, не звал ли он её.

Элла через день-другой вернётся! И здесь снова романы, читанные в ранней юности, пришли ему на помощь, и он вспомнил, что ожидалось от него. Ему нельзя было терять времени, он должен был немедленно отправиться в город и купить кольцо.

Он нахлобучил шляпу — несколько небрежно для праведника — и отправился в дом священника, чтобы получить разрешение начальства на поездку.

Он не видел викария со времени их несколько неудачного расставания почти три дня назад и не без некоторого душевного смятения оказался в присутствии этого достойного человека. Его преподобие господин Ритсон оторвался от бумаг, которыми был занят, чтобы поприветствовать Эндрю.

Это был человек среднего роста, с седеющими волосами и розовым, чисто выбритым лицом. Впечатление о его легкомыслии из-за чуть вздёрнутого носа искупалось представительностью фигуры.

— А, доброе утро, Эндрю. Не хотите ли присесть?

Эндрю сел и нервно свесил шляпу между колен.

— Я пришёл спросить, не будет ли неудобно, если я на день-два съезжу в город.

— Определённо нет, — ответил викарий с доброй улыбкой. — Поезжайте, разумеется, если…

Господин Ритсон резко остановился, и улыбка исчезла с его добродушных губ. Он вдруг вспомнил, что, как ему стало известно, мисс де Во уехала из Столлбриджа два дня назад. Это был человек, обладавший проницательностью и житейским опытом, и вывод, к которому он пришёл в итоге простого умозаключения, не был лестным для Эндрю. Он строго посмотрел на молодого человека своими ясными карими глазами.

— Могу я спросить, — холодно произнёс он, — каковы мотивы вашей поездки в Лондон?

— Я собирался сказать вам, сэр.

— О! — Викарий по этой готовности признаться сделал вывод, что его опасения были определённо необоснованными, и поспешил расслабить сурово напряжённые лицевые мускулы, стремясь доброжелательностью к Эндрю возместить неуважительность, которую его собственные домыслы на миг вызвали к молодому человеку.

— Понимаете, мистер Ритсон, мне исполнилось двадцать четыре года в прошлый день рождения. И… и… я подумал о том, чтобы жениться.

Викарий удивлённо поднял брови и, расправив фалды сюртука, снова улыбнулся.

— Вы думаете жениться! А, ну хорошо — очень похвальное решение.

Будучи холостяком, викарий был в состоянии сделать утверждение такого рода без каких-либо сомнений в его достоверности.

Из этих слов Эндрю почерпнул мужества и объяснил мотивы своего визита в Лондон.

— Конечно-конечно, — согласился викарий, — но вы ещё ничего не сказали о леди, которую выбрали. Расскажите же о ней. Это одна из моих прихожанок?

Эндрю вспомнил их последний разговор и заметно занервничал.

— Думаю, вы знаете её, сэр, — ответил он, — я имел несчастье не согласиться с вами на днях относительно темы для разговоров, которую предоставлял Столлбриджу. И решил всё уладить, женившись на мисс де Во, которую я очень глубоко… к которой я испытываю серьёзные чувства.

Викарий не был многословен. Но то, что он сказал, было по своему содержанию в высшей степени грубо и даже непристойно.

— Но… но… — пробормотал Эндрю, — я не понимаю.

— Великие небеса! — перебил мистер Ритсон. — Вы утратили разум или эта женщина поймала вас в ловушку?..

— Сэр! — воскликнул Эндрю, вставая в негодовании и всем своим видом выражая протест.

Викарий окинул его взглядом, потом печально покачал головой.

— Вот как? Неужели всё настолько плохо? — пробормотал он. — Ну-ну, мне жаль вас, Эндрю, вы ведь подаёте большие надежды. Но… обдумайте это хорошенько и придите ко мне снова.

— Моё решение уже принято, сэр.

— Да, но оно может измениться. Надеюсь, так и будет, ибо, хотя это причинило бы мне очень большую боль, если вы упорствуете в своём безумном намерении жениться на актрисе…

— Жениться на КОМ? — вскричал Эндрю.

— На актрисе, я сказал.

Эндрю недоумённо рассмеялся.

— Здесь какое-то недоразумение, я не говорил об актрисе.

Он произнёс слово "актриса" так, как будто это было неприличное выражение, которое оскверняло его безгрешный язык. Господин Ритсон воззрился на молодого человека с неприкрытым изумлением и серьёзно забеспокоился о здравости его рассудка.

— Вы сказали или нет, что собираетесь жениться на мисс де Во, мисс Эллалайн де Во, — чтобы выразиться ещё яснее, мисс Эллалайн де Во, с которой вы любезничали на реке, по большей части к отвращению каждого здравомыслящего человека?

В другой раз Эндрю мог бы возразить против некорректности слова "любезничали". Но время было неподходящим для какого-либо анализа тонкостей английского словоупотребления. Он только позволил своим пересохшим губам пробормотать согласие.

— Ну тогда… — викарий резко остановился, ибо его сознание озарилось новым светом. — Вы хотите сказать, будто не знали, что она актриса? Что она та самая женщина, из-за которой вы поменяли квартиру?

Эндрю задохнулся под тяжестью этого открытия. Он обвёл вокруг себя диким взглядом и уставился в окно. Некая особа, в этот момент проходившая мимо, привлекла его внимание. Бросившись через комнату, он отдёрнул занавески.

— Кто это? — взволнованно спросил он.

Викарий выглянул и увидел женщину, пересекавшую дорогу. На ней было платье радужных оттенков, а её волосы имели золотисто-жёлтый цвет.

— Думаю, — ответил он медленно, — прислуга мисс де Во, или костюмерша, или как там ещё называются подобные создания.

— Это женщина, которую я избегал, — теперь я всё понимаю.

И, упав в кресло, Эндрю вытер лицо.

Мистер Ритсон сочувственно положил руку на плечо молодого человека и попытался утешить его.

— К счастью, ничего действительно плохого не случилось, Эндрю, — сказал он погодя. — Полагаю, вы не писали ей?

— Увы, написал! — воскликнул Эндрю, сжимая руки. — И такое письмо…

— Святые небеса, человече! О, Эндрю, как вы могли? Подумайте… подумайте о позоре для духовного сана, если эта коварная женщина втянет вас в судебный процесс по нарушению обещания[5]!

Эндрю тяжело вздохнул, а викарий, — будучи не в состоянии придумать ничего более сообразного, — вздохнул с ним за компанию.

Прошла неделя без каких-либо новых событий, исключая отъезд служанки, что, по словам викария, было признаком того, что мисс де Во не вернётся в Столлбридж. Эндрю получил от неё два письма. Первое было пылким призывом к его любви и нежным упрёком за молчание. Он почти заплакал над ним — и, не вмешайся викарий вовремя, мог бы даже дойти до того, чтобы ответить.

Второе, которое пришло четырьмя днями позже, было несколько оскорбительным и содержало завуалированную угрозу. Эндрю больше не плакал — он потел.

Затем последовала ещё одна неделя, которую бедный заблудший праведник прожил под круглосуточной пыткой тревожных предчувствий.

Его здоровье грозило пошатнуться, когда наконец боги посчитали нужным повернуть большие пальцы вверх и его волнения подошли к концу.

Викарий первым принёс ему радостное и неожиданное известие, что мисс де Во уже больше не мисс де Во. Она вышла замуж. Да, в этом не было никаких сомнений. Эндрю сам прочитал уведомление в "Телеграфе"[6], а также краткий очерк её карьеры, которая теперь предположительно должна была завершиться.

Он смог улыбнуться и почувствовать огромную благодарность за своё спасение. В тот же день ему было доставлено письмо с лондонским штемпелем, написанное знакомым почерком. Оно гласило:

"Вы, несомненно, узнаете до того, как это письмо дойдёт до вас, о замужестве той женщины, которой вы признались в такой глубокой и долговечной привязанности и которая, о чём вы с ужасом узнали впоследствии, — что мне понятно по вашему молчанию, — была не кем иным, как коварной, безнравственной актрисой. Мне жаль, если я ранила ваше тщеславие или ваше сердце, но я не смогла устоять перед искушением испытать характер молодого помощника викария, сбежавшего в благочестивом ужасе из-под крова, под которым, к несчастью, дали приют актрисе. Надеюсь, что мне удалось доказать вам хотя бы то, что ужас, который вы испытывали, был вызван только словом и что в конце концов актриса может быть достаточно женщиной, чтобы заставить даже праведника спуститься со своего пьедестала и добиваться её".

В заключение она сообщала, что рассказала мужу всё, что нужно было рассказать об их "флирте", — он заскрежетал зубами при этом слове, — также она приложила страстное письмо, которое он написал ей и которое ей более не требовалось.

У него не хватило смелости снова прочитать своё собственное письмо. Но из предосторожности он немедленно сжёг оба послания в одном пламени.

С тех пор он стал ревностным сторонником безбрачия для духовенства и никогда не уставал изрекать избитый афоризм, что внешность чрезвычайно обманчива.