Глава 25

НИКО

— Дом выглядит прекрасно, — говорю я ему, когда мы входим в одну из гостиных.

Комната находится в передней части дома и всегда использовалась для деловых встреч. Джулс, кажется, полностью изменил её, как и весь дом. Не поклонник его дизайна интерьера.

— Тебя давно здесь не было, — говорит он, наливая каждому по бокалу. — Наверное, этот дом уже не похож на твои воспоминания.

— И чья вина, что меня не было все эти годы? — Язвительно говорю я.

Он просто улыбается, протягивая мне стакан виски. Я мгновенно опустошаю его и протягиваю требуя повторить.

— Ладно. — Он кривится, наливает мне ещё, прежде чем сесть рядом с камином.

Я оглядываюсь вокруг и замечаю, что нигде нет никаких фотографий. Это резко отличается от того, как Триада проживает свою жизнь. В их доме пахнет ванилью и корицей, и повсюду висят фотографии детей и других членов семьи. Но здесь? От дома веет холодом и выглядит он ещё холоднее.

Каждая стена выкрашена в абсолютно белый цвет, и на каждой висят причудливые картины. Он просто пытается похвастаться своим богатством, заставить любого человека, который сюда входит, чувствовать себя неполноценным, а не частью семьи. Это напоминает мне, почему я решил уйти и почему я не скучал по этому месту.

— Уверен, ты хочешь спросить, что за хрень происходит? — Говорит он, нарушая молчание.

— Хрень? — Спрашиваю я, снова обращая внимание на него.

— Со мной. — Он смотрит на меня понимающим взглядом, словно знает, что я специально веду себя странно.

— Аа. — Я делаю глоток виски. — Мне показалось, что ты выглядишь немного уставшим.

Он гримасничает.

— Рак.

Не удивлен. Он выглядит так, будто болезнь опустошила его тело и не оставила ему ничего, кроме кожи и костей. Это в очередной раз доказывает - никакие деньги не спасут вас от кармы, которая ударит вас по яйцам.

— Конкретней?

— Желудок.

— Я полагаю, болезнь прогрессирует?

— Да. Метастазы везде. Я не могу пить, не могу есть. Я уверен, что этот виски я скоро выблюю обратно.

— Значит, неизлечимо?

Он вздыхает. Я могу сказать, что он разочарован. Он хотел, чтобы всё было по-другому. Наверное, он хотел, чтобы я расстроился, погрустил, что мой единственный брат умирает и что я, якобы, зря потратил столько лет, убегая от него. Но мне действительно всё равно. Во всяком случае, я рад, что он страдает. Невозможно всю жизнь зарабатывать деньги на женских телах и не быть за это наказанным.

— Да, неизлечимо, Нико. Я не собирался беспокоить тебя этими проблемами…

— О, ты меня не беспокоишь, — говорю я, перебивая его.

Он снова вздыхает, и подёргивающаяся челюсть говорит, что я действительно начинаю действовать ему на нервы. Хорошо.

— Чарли и Хит возьмут на себя управление бизнесом, когда меня не станет. Что произойдёт довольно скоро. Сомневаюсь, что у меня осталось больше недели или около того. Но когда я узнал, что ты вернулся в Ирландию, домой, я подумал, что это может быть прекрасная возможность исправить некоторые ошибки.

— Все ещё торгуешь телами? — Спрашиваю я прямо. Потому что если да, то уже нечего исправлять.

Я сразу вижу перемену в его лице. Он всегда быстро выходил из себя, как и я. Вероятно, мы получили это от нашего психа-отца. Но с годами я научился контролировать свою агрессию, когда это необходимо, а Джулс явно нет. Потому что, если он думает, что я сейчас планирую вывести его из себя, это именно то, что я делаю и я только начал.

— Нико, Нико, Нико, — стонет он. — Когда ты поймёшь, что для того чтобы пробиться в этом мире, нужно идти на жертвы?

— Ты не идёшь на жертвы, — говорю я ему. — Женщины, которых вы продаёте, это они жертвуют собой.

— Ни то, ни другое. Нико, твой долг как МакКарти - вернуться домой и взять на себя управление бизнесом. Ради бога, бизнес должен передаваться не нашим двоюродным братьям, а прямому кровному родственнику.

Я поднимаю бровь, глядя на него, потому что это самое тупое дерьмо, которое я когда-либо слышал. Я никогда не был согласен со всей этой родословной, которой, похоже, придерживаются мафиозные семьи. Мы не грёбаная монархия. Мы преступники. Какая разница, кто следующий возьмёт на себя управление? Это просто замена одного придурка другим.

— Бред. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. И если я займу твоё место, я сожгу эту чёртову контору дотла. — Я останавливаюсь и наклоняюсь вперёд. — Из-за какого-то чёртового предназначения. Это дерьмо, которым ты занимаешься с тех пор, как я ушёл, должно было бы быть недостойно тебя. Это запятнало фамилию, которой ты, кажется, так гордишься. И я бы не хотел быть частью этого ни за какие деньги.

— Я не запятнал эту фамилию! — Рявкает он. — Я создал эту семью, блядь. Мы самая богатая семья во всей чёртовой Ирландии. «IRA» обращается к нам за помощью. Каждая банда в стране находится под нашим долбанным каблуком!

Теперь он орёт, его фальшивое лицо краснеет. И я просто не могу остановиться.

— Ух ты! Вся Ирландия? Огромная страна. Ты заслуживаешь аплодисментов за свои усилия.

Он не отступает.

— И я всё отдал ради этого. Каждый шаг. Без тебя!

Я поднимаю брови, сдерживая улыбку. Он изо всех сил старается запугать, это действительно так. Но… Вау… Это правда грустно.

— Папа был бы так горд. — Я расслабляюсь на диване.

— Иди ты нахуй, Нико, — огрызается он. — Ты всегда был слишком самоуверен.

— Нет, у меня просто есть совесть.

— Совесть! — Он смеётся. — Ты был ответственен за больше смертей, чем кто-либо другой в этой семье до твоего отъезда. Хочу заметить, когда тебе было семнадцать.

— Ну. — Я пожимаю плечами. — Я никогда не утверждал, что мой моральный компас указывает строго на север. Просто указывает точнее твоего.

— Ты собираешься выбрать эту чёртову шайку из Лондона, не так ли? А не родную семью?

— Мне смешно, что ты утверждаешь, что ты моя семья, — говорю я ему, допивая остатки пойла, которое он мне налил. Я встаю и иду к бару, наливая себе что-нибудь получше, чем это дешёвое виски. — Потому что, если я правильно помню, это ты сказал мне, что убьёшь меня, если я вернусь в эту страну.

Он зажимает переносицу, и я снова усаживаюсь на своё место, на этот раз с целой бутылкой бурбона, которую нашёл, потому что он мне итак много задолжал.

— Мне действительно хочется испытать к тебе хоть какую-то долю симпатии, Джулс. И я испытываю. Но мы здесь бьём баклуши. Я не хочу участвовать в ваших делах. Я не хочу быть частью этой семьи. Так к какому решению мы придём?

— Ну, насколько я понимаю, у тебя есть два варианта. — Он ставит свой, ещё полный, стакан на столик рядом с собой. Его рука касается живота, и он делает глубокий вдох.

Ему лучше, блядь, не рыпаться.

— Либо я убью тебя за то, что ты вернулся сюда, хотя я говорил тебе не делать этого…

— Хороший вариант. Что ещё? — Спрашиваю я.

— Либо ты можешь собраться с силами и выполнить свой долг перед этой семьёй и этой страной.

Боже, это похоже на военную пропаганду. Я стараюсь не закатить глаза. Мысль о том, что Изабела узнает, что я что облажался и позволил Джулсу убить меня, всплывает в моей голове. Она и без того разозлится, и я не пытаюсь тешить своё эго, чтобы беспокоиться, что моя смерть причинит ей боль.

Не хочу разводить нюни, но эта девушка моя.

И я определённо принадлежу ей. Я видел, как она смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.

Так что теперь мне нужно решить, смогу ли я выбраться отсюда живым. Идиоты не проверили меня на наличие оружия, то есть тот «Глок», который я взял из дома перед уходом, остался незамеченным. Я мог бы убить его, выстрелив ему прямо в его уродливое лицо, с одного выстрела. Я довольно меткий, а он достаточно близко.

Но тут возникает другая проблема - выбраться живым. Я видел всех охранников у ворот и знаю, что наши кузены всё ещё здесь. Это огромный дом, и я не уверен, сколько людей ждут своего момента, когда что-то пойдет не так. Джулс был бы идиотом, если бы не был готов к тому, что что-то произойдёт в любой момент. И я не уверен, что у меня хватит на это пуль.

— Честно говоря, Джулс, мне не нравится ни один из этих вариантов, — говорю я ему.

Он проверяет свой телефон и ухмыляется, когда что-то читает там. Он что-то печатает и кладёт его обратно в карман, наконец, обращая своё внимание на меня.

— Ну, думаю, у меня есть кое-что ещё, что поможет тебе принять решение.

Мне не нравятся его слова.

Блядь. О чём он говорит?