Глава 40

Следующие несколько ночей мы провели вместе.

Дарио приходил ко мне после того, как все ложились спать.

И мы занимались безумной, страстной любовью.

Это продолжалось час или больше…

Потом мы разговаривали…

И повторяли снова. Иногда дважды.

После этого мы засыпали в объятиях друг друга до рассвета, и тогда я заставляла его уйти, пока не проснулись все остальные.

Я начала смиряться с ситуацией. И с нетерпением ждала его визитов каждую ночь, мое тело жаждало его.

Постепенно я перестала чувствовать себя виноватой за то, что делала…

Пока Филомена не разрушила все.

Я не видела ее несколько дней. Она как будто избегала меня.

Сначала меня это беспокоило… Но я была так увлечена Дарио, что забыла обо всем остальном.

Однажды утром я вернулась в свою комнату после завтрака, когда она срывала простыни с кровати.

Холодная рука страха сжала мое сердце, когда увидела ее, но заставила себя сказать «доброе утро».

Она не ответила и не посмотрела на меня.

— Я не видела тебя последние несколько дней, — сказала я.

Она по-прежнему не отвечала.

Не желая заставлять ее говорить со мной, я повернулась к двери.

— Ну, я просто дам вам закончить то, что вы делаете…

— Почему? — тихо спросила она.

Я оглянулась на нее, но она по-прежнему не смотрела на меня.

— Ну, вы заняты…

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — сказала она. Когда она наконец повернулась и посмотрела на меня, в ее глазах читалось огромное разочарование. — Что бы сказала твоя святая мать, упокой Господь ее душу?

— О чем? — вздрогнув, спросила я.

— О том, что ты стала шлюхой мафиози.

Я потрясенно молчала.

— А твой отец? — продолжала она. — Как бы ему было стыдно, если бы он узнал?

Я не могла остановить воспоминания о том, как мой отец умолял Дарио.

«Дон Розолини… Алессандра — хорошая девушка… она ходит на мессу каждое воскресенье… она девственница, падроне…»

— Как ты думаешь, он хотел, чтобы ты раздвинула ноги, как шлюха? — спросила она.

— Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне, — огрызнулась я, мой голос дрожал.

— Кто-то должен это сделать. Ты отказалась от здравого смысла и отдалась убийце, который выбросит тебя, как использованную тряпку, когда закончит с тобой.

— Он не…

— Выбросит. Он сделает это, дитя, сделает это, — повторила она, и ее лицо внезапно наполнилось болью. — Я знаю, ты не хочешь в это верить. Ты молода, невинна и влюблена…

Я вздрогнула.

Никогда не говорила этого, даже не позволяла себе думать об этом.

Но это была правда.

Я была влюблена в Дарио.

Поэтому следующие слова Филомены резанули как нож.

— Но ты не знаешь мужчин так, как я, — прошептала она. — Особенно таких. Они берут то, что хотят, и им все равно, кому причинять боль. Им, конечно, нет дела до добродетели молодой женщины и до того, что они могут сделать с ее сердцем.

Слова отца эхом отдавались в моем мозгу:

«Сэр, ваша репутация опережает вас, вы мирской человек… и берете, что хотите. Моя дочь невинна…»

Голос Филомены стал зловещим.

— Или что они могут сделать с ее душой.

— Ничего не случится, — сказала я.

Но сама в глубине души понимала, что это может произойти.

Она горько рассмеялась.

— Я меняю тебе простыни каждое утро. Думаешь, я не могу сказать, что накануне вечером вы трахались на них как животные? И я знаю, кто этот зверь. Он охраняет свою территорию, как волк; ни одно из других чудовищ в этом доме не посмеет перечить ему. Вот такой он злобный.

Она подошла ко мне и взяла за руки, умоляя.

— Дитя… ты ему безразлична. Он будет использовать тебя ради минутного удовольствия, а когда его интерес угаснет, он изгонит тебя… или еще хуже.

— Убирайся, — сказала я, отдергивая руки. Все мое тело дрожало. — Убирайся.

Она посмотрела на меня глазами, полными боли.

— Ты можешь пожаловаться на меня своему любовнику, и тогда меня, скорее всего, убьют. В крайнем случае изгонят и оставят умирать без гроша в кармане. А мне все равно. Когда-то я была матерью. Ты мне как дочь, которой у меня никогда не было, и только из-за любви к тебе в моем сердце я говорю тебе…

— Замолчи, — прошептала я, ужаснувшись тому, что она хотела сказать дальше.

— Он никогда не женится на тебе, — тихо сказала она. — Мне очень жаль, но это правда. Ты будешь для него не более чем шлюхой. Когда он закончит с тобой, то выбросит тебя… и будет смеяться, что ты так легко отдалась ему.

Не говоря больше ни слова, она повернулась и вышла из комнаты.