В ХХ веке клерикалы глобального Юга, как в Индии, Венесуэле и Зимбабве, позаимствовали слишком близкий, ностальгический взгляд на современный экономический рост у своих братьев и сестер-клерикалов глобального Севера, начиная с Руссо, Маркса и Бакунина и заканчивая Гарольдом Ласки и Дэвидом Харви, и стали, как и они, считать, что проблема заключается в рынках, прибыли, собственности и проверенном торговлей улучшении (экономический секрет: они и есть решение). Так поступил и замечательный поэт-коммунист Пабло Неруда в Чили, и не столь замечательный основатель арабского фашизма в его баасистской форме, философ и социолог Мишель Афлак.
Такое заимствование социалистических, фашистских или слащаво-регулятивных тормозящих законов у Севера нанесло ущерб действительно бедным слоям населения, проживающим в основном на Юге. Неосторожная социальная политика Севера после Великого обогащения, такая как субсидирование убыточных почтовых отделений, национализация аптек, противодействие Walmart, введение минимальной заработной платы, промышленное планирование или тарифная защита местной промышленности, была воспринята клерикалами Юга как прекрасные идеи для начала социализма в Индии, уменьшения неравенства в Латинской Америке или улучшения связей в арабских странах. Но они не сработали так, как было заявлено. В то же время при жестком применении они обрекали действительно бедные страны на страдания, связанные с доходами образца 1800 года. Энтузиазм Ганы, принявшей западный социализм под руководством Кваме Нкрумы (1909-1972 гг.), "африканского Ленина" и фигуры, которой до сих пор восхищаются западные левые, привел к снижению ее доходов. Гана, некогда одна из самых богатых экономик Африки, стала одной из самых бедных. Сейчас, при более рациональном управлении, дела у нее обстоят несколько лучше, хотя по среднему реальному доходу она все еще находится на 148-м месте из 185 стран, выше Бангладеш, но ниже Индии.
Против оптимизма по поводу экономических и культурных возможностей наших внуков с негодованием выступают семь старых пессимизмов, а теперь еще и восьмой новый.
Старый пессимизм 1848 года гласил, что бедные по мальтузианской логике обречены оставаться бедными. Пессимизм 1916 г. говорил, что только европейцы генетически способны выбраться из нищеты с зарплатой $3 в день. Пессимизм 1933 г. говорил, что в любом случае выход закончен, поскольку наступил окончательный кризис капитализма. В 1945 г. говорилось, что с улучшением ситуации покончено и наступает стагнация, когда избыточные сбережения неизбежно тянут доходы вниз. А в 1968 г. - что все равно, выйдя из (не окончательного) кризиса и обнаружив, что технологического застоя на самом деле не было, мы впали в развращающий наши души консюмеризм.¹² Старый пессимизм 1980 г. говорил, что консюмеризм в странах ядра, хотя он вроде бы и не развратил и не обездолил пролетариат, зависит от армии эксплуатируемых на южной периферии. А не такой уж старый пессимизм 1990-х годов - он был сформулирован в Великобритании еще в 1890-х годах перед лицом "немецкого [торгового] вторжения" - гласил, что Старая Европа и (не)Соединенные Штаты обречены на падение в турнирной таблице, и вот, вся наша вчерашняя пышность / Одинакова с Ниневией и Тиром.
Семь старых пессимизмов, до сих пор пылящихся в блогах и газетных передовицах как левых, так и правых, вбитых в головы большинства бдительных людей как очевидные истины, не подлежащие фактической корректировке и оправдывающие, если их оспаривают, горячее негодование, не подкрепленное научными доказательствами, оказались ошибочными. Ни у кого из них никогда не было для этого особых доказательств, от 1800 до настоящего времени. Их неуязвимость для научных доказательств говорит о том, что они проистекают из предварительного, фиксированного и эмоционального убеждения в том, что проверенное рынком улучшение существенно несовершенно. Задача состоит лишь в том, чтобы обнаружить это несовершенство, а затем предоставить государству возможность его устранить.
Пессимизм остается дико популярным, плоской версией экономической истории. Большинство людей, например, считают Чарльза Диккенса хорошим историком промышленной революции (к которой дорогой Чарльз был невежественно враждебен). Они заведомо повторяют клише, что Бальзак знал о французском обществе больше любого социолога, хотя совершенно ничего не знал ни о его экономике, ни об экономике вообще. Если более искушенные, они хватаются за "Коммунистический манифест" 1848 г., который при всей своей энергичности в основном содержит исторические и экономические ошибки - хотя эти ошибки вполне объяснимы, если учесть, что он был написан в самом начале профессионализации научной истории и научной экономики.
Точно так же и справа седобородые историки, начиная с греков и Эдварда Гиббона, рассказывающие о взлетах и падениях империй, принимают за голос истории. Последние версии этого голоса игнорируют или отрицают преобразующий характер Великого обогащения и заявляют, что "как Рим" мы (белые люди) обречены на упадок. Запад преследуют жуткие страхи о "нумеро-уно" Китае (точно так же, как не так давно страхи о "нумеро-уно" Японии). Антиориентальный расизм? Конечно, нет). Однако такие перемещения вверх и вниз по турнирной таблице ни на йоту не отменяют обогащения. И никогда не уменьшали. Богатые страны, такие как Австрия или Австралия, группируются среди чистокровных лошадей далеко впереди, и остаются там независимо от того, борются ли они за буквальное "лидерство" всего лишь на 10% по сравнению с остальными, чтобы быть поставленными рядом с Великим обогащением в 2900% и более.
Правое крыло беспокоится о рейтинге национальной мощи так же, как левое - о рейтинге индивидуальных доходов. Но в деле улучшения положения бедных рейтинг не главное. Главное - уровень. Современный экономический рост не связан с рейтингом седьмого пессимизма и не вызван исключительной национальной силой, способной творить насилие. В конце концов, отсталая Россия в 1812 и 1941-1944 годах отразила нашествие технологически развитой и мощной в военном отношении Западной Европы, как это было в Северной войне со Швецией в 1709 году. Великое обогащение - это необратимый приход бедных к "стиральной машине", а затем и к "сушильной машине", вызванный их собственными усилиями, ставшими продуктивными благодаря принятию "буржуазной сделки" - позволить буржуазии внедрять инновации для долгосрочного блага всех нас. Не национальный ранг.
Новый, восьмой пессимизм нашего времени заключается в том, что распад окружающей среды необратим. Обычно он сопровождается возрождением первого, согласно которому ограниченность ресурсов ведет к обнищанию населения. Новая/старая пара, вероятно, тоже окажется ошибочной. В 1960-1970-е годы экологи уверяли нас, что озеро Эри мертво, ушло в прошлое, лишилось жизни, метаболические процессы стали историей, присоединилось к хору невидимок, короче говоря, стало бывшим озером. Они говорили, что его загрязненный упадок стал необратимым. Теперь в нем плавают люди.
Связанное с этим возрождение первого, мальтузианского пессимизма хорошо иллюстрирует странная карьера биолога-бабочки Пола Эрлиха (р. 1932). В 1968 г. на первой странице книги "Бомба населения" он заявил: "Битва за то, чтобы накормить все человечество, закончена":
В 1970-1980-е годы сотни миллионов людей умрут от голода. . . . В столь поздний срок [1968 г.] ничто не может предотвратить существенного повышения уровня смертности в мире. . . . Ничто не может быть более обманчивым для наших детей, чем наше нынешнее богатое общество. Они унаследуют совершенно другой мир. . . . Сегодня мы вовлечены в события, ведущие к голоду и экокатастрофе.¹³
Ни один из научных прогнозов Эрлиха не оказался даже приблизительно верным. Индия сегодня является нетто-экспортером зерна. Уровень смертности в мире с 1960-х по 2000-е годы снизился на треть. Уровень рождаемости в мире снижается до половины или трети от прежнего уровня. В Бангладеш среднее число детей на одну жену, как я уже отмечал, снизилось до 2,2 с 6 тридцать лет назад, и так во всем мире.¹⁴ Гораздо больше людей, чем в 1968 году, живут в благополучных обществах и сами являются благополучными. Рост численности населения в мире сопровождается резким увеличением доходов на одного человека. Во всем мире резко сократилось неравенство. Крайняя бедность резко сократилась. Голод стал редкостью. И, возвращаясь к восьмому вопросу, экологическому пессимизму, следует отметить, что в настоящее время тратятся огромные средства на то, чтобы избежать экокатастрофы, и это приносит определенные положительные результаты, хотя предстоит сделать еще больше.
Однако спустя почти полвека после того, как он сделал несколько худших научных предсказаний своего поколения, обогнав в этом отношении даже гордых физиков, упустивших темную материю, и гордых экономистов, упустивших Великую рецессию, люди по-прежнему прислушиваются к словам Эрлиха, приглашая его, например, в программу NPR "Научная пятница" и ловя на себе его взгляды. Это замечательное выступление, которое стоит разлить по бутылкам и продавать. Эрлих с 1960-х годов снова и снова продает одно и то же ошибочное предсказание, которое озвучивают все восемь пессимизмов: небо падает, небо падает. Мы так восхищаемся пессимистическими рассказами, что продолжаем слушать, радуясь тому, что мы в курсе.
О стойкости даже самого старого, мальтузианского пессимизма, любимого Эрлихом, можно судить по анонимным однозвездочным рецензиям, появившимся недавно на сайте Amazon.com на книги экономиста-оптимиста и научного мучителя Эрлиха Джулиана Саймона (1932-1998). В своей враждебности к Саймону авторы рецензий - часто это самоуверенные ученые-физики и биологи, не имеющие отношения к экономике или экономической истории, - опираются на Мальтуса, на невычислительную математику и на возмущенные утверждения о фактической ошибке или неактуальности. Например: "Джулиан Саймон - идиот: Как биолог, я должен отметить, что идеи господина Саймона смехотворны. ... . . Простой факт заключается в том, что ЛЮБОЙ уровень роста в закрытой системе неустойчив". Акцент на словах "ЛЮБОЙ уровень роста" свидетельствует об обращении к математике как логике, не поддающейся фальсификации, но от этого не становящейся истиной как экономическая или любая другая наука. Как я уже отмечал, при нынешних 7,2 млрд. человек или прогнозируемом пике в 10 млрд. человек численность населения Земли на порядок ниже ее несущей способности. А рассерженному биологу надо напомнить, что сама жизнь является локальным исключением из Второго закона термодинамики именно потому, что она не является замкнутой системой. Или вот еще гневное замечание другого явного ученого: "Томас Мальтус всегда был логичен, только с задержками для своих наихудших сценариев. . . . Неизвестно, понимал ли Саймон [в 1971 г. при первом издании своей новаторской книги The Ultimate Resource (резюме: не нефть, а человеческое творчество)], что добыча нефти в США уже достигла пика в 1970 г."¹⁵ Но сценарии Мальтуса не были "наихудшими". Они должны были быть средними, и после 1798 г. они оказались ложными. Правда, добыча и запасы нефти в США действительно достигли пика в 1970 году. Но какое значение имеет одна часть мировой добычи на едином рынке? И сейчас в США добыча нефти благодаря гидроразрыву пласта движется к своему старому рекорду. В 2015 году добыча нефти в США превысила добычу в Саудовской Аравии. Даже если не принимать во внимание основной американский энергоноситель - уголь, общее количество энергии, извлекаемой из добываемых в США нефти и газа, давно превысило прежние максимумы.