Страхи России перед НАТО отчасти объясняют путинскую милитаризацию. Еще четыре фактора сыграли важную роль. Первый из них - идеологический. Это не была война, продиктованная экономическими мотивами, хотя Путин явно надеялся, что победа принесет экономическую выгоду. Его отправной точкой было идеологическое отождествление себя с российским государством и народом - распространенное заблуждение среди правителей. В данном случае она сопровождалась прежде всего военным чувством "величия" и "чести", эмоционально нагнетаемым стыдом и унижением за упадок российской державы после распада СССР, который он назвал "величайшей геополитической катастрофой" ХХ века, "подлинной трагедией" российского народа. Россия должна перечеркнуть эту трагедию, безжалостно, жестоко". Он добавил, что происходящий крах западной гегемонии необратим: все уже никогда не будет по-старому. Поле битвы, на которое нас позвала судьба и история, - это поле битвы за наш народ. Путин верил, что ему это удастся, что он станет новым историческим спасителем России, которого будут чтить вечно. Во время вторжения он сравнивал себя с Петром Великим и его западными войнами, которые длились двадцать один год! Подобные заблуждения были характерны для диктаторов, изолированных от реальности окружающими их единомышленниками или "да". Путин - это возврат к временам будущих великих завоевателей из предыдущих глав.
Во-вторых, с точки зрения военной мощи, российские войска и сам Путин были слишком самоуверенны из-за прежних успехов, хотя все они были достигнуты против довольно слабых держав, не имевших значительных военно-воздушных сил. Украина же обладала значительными военно-воздушными силами, и России никогда не удавалось доминировать в украинском небе. В ходе чеченской, грузинской и сирийской кампаний русские привыкли убивать не только солдат, но и мирных жителей. Но украинцы представляли собой гораздо более значительную военную силу, которая на протяжении нескольких лет получала американское оружие и подготовку. Уничтожение городов Грозный и Алеппо по приказу Путина было зверством, напоминающим разрушения предыдущих завоевателей, а также всех сторон во Второй мировой войне. Путин и его генералы уже показали, что на войне они не считают цену жизням.
В-третьих, Путин руководствовался личным политическим мотивом: он считал, что война, если он добьется победы, сможет укрепить его популярность внутри страны, которая как раз начала ослабевать. Разыгрывание карты национализма и демонстрация силы были популярны, чему способствовал контроль над российскими СМИ. В совокупности они вызвали мощный отклик в виде "сплочения вокруг флага". Как мы видим, мнимые политические выгоды являются распространенной причиной войны, хотя в случае неудачного исхода войны они могут обернуться против правителя.
В-четвертых, это всеобщее политическое презрение к украинцам. Путин был проницателен и инструментально рационален, просчитывая некоторые относительные издержки и выгоды войны. Однако его ненависть и презрение к украинцам усиливались растущими различиями между двумя политическими режимами. С 2004 года Украина стала приближаться к западной демократии, в то время как Путин усиливал автократию. Он также манипулировал историческими воспоминаниями россиян о "Великой Отечественной войне", называя украинское правительство фашистским и геноцидным, опираясь на то, что некоторые украинские националисты, чтобы освободиться от советской власти, бросили вызов нацистам. Однако более миллиона украинцев погибли, сражаясь в рядах Красной Армии, а президент Владимир Зеленский - еврей, что делает его маловероятным кандидатом в фашисты. Среди украинских военизированных формирований есть неонацисты, например, в батальоне "Азов". Однако украинское правительство пытается их вытеснить, в то время как в сепаратистских ополчениях тоже есть фашисты. Нет никаких доказательств геноцида со стороны украинцев, а украинский режим менее коррумпирован и более демократичен, чем путинский.
Путин, как и многие агрессоры до него, презирал своих врагов и преуменьшал их силу. Военное превосходство России выглядело уверенным: акула, проглатывающая мелюзгу. Если бы Киев пал в течение трех дней, как предсказывали некоторые вашингтонские военные обозреватели, или в течение шести дней, как, очевидно, рассчитывали российские генералы, Путину могло бы сойти с рук его вторжение. Запад бы пыхтел и отдувался, но ничего не предпринимал. Но украинцы, обладая современным оружием, воодушевленные национализмом, подпитываемые эмоциональной силой, полученной от защиты своей родины, сражались упорно, храбро, умело и солидарно и проявили большую тактическую ловкость на местах, предоставив местным командирам самостоятельность. Самонадеянные русские, связанные иерархией, думали, что вторжение будет легким, и поэтому не смогли приспособиться к местным условиям боя. Их глупость стала очевидной, когда они атаковали танками без поддержки пехоты. Первые поражения россиян продолжались достаточно долго, чтобы гнев на Россию за рубежом стал нарастать, вызвав экономическое и оружейное контрнаступление. Путин непреднамеренно укрепил солидарность своих противников. Он рассчитывал, что ослабление силы воли американцев, проявившееся в период лебезения перед Трампом, раскол среди европейцев и неопытный канцлер Германии приведут к разрозненным реакциям.
Однако реакция Запада во главе с США оказалась сильнее и сплоченнее, чем он ожидал. Это не должно было удивлять его после первоначального сопротивления украинцев, поскольку американцы и НАТО теперь могли воспользоваться возможностью уменьшить Россию в размерах, не вводя собственных войск. Они могли вести войну по доверенности, а он - нет. Западные санкции нанесли значительный ущерб российской экономике, хотя западные лидеры знали, что санкции нанесут ущерб и их собственной экономике. Поставки оружия украинцам также усилились. Впервые со времен Второй мировой войны правительство Германии, в котором доминируют социалисты и "зеленые", отправило оружие за рубеж и объявило об увеличении военных расходов Германии на 100 млрд. евро. К санкциям присоединилась вся Европа. Швеция, Финляндия и Украина объявили о вступлении в НАТО, а Украина, Молдова и Грузия - о вступлении в ЕС. Даже те правители, которых Путин считал своими друзьями, такие как Виктор Орбан в Венгрии и Реджеп Эрдоган в Турции, проявили неоднозначность. Только Китай и Индия оказали ему определенную экономическую поддержку.
Все это было сделано им самим. Путину не помогло то, что он и его дипломаты несколько недель лгали, что Россия не будет вторгаться. Дипломаты привыкли к экономному отношению к правде, но они не любят, когда их принимают за полных дураков. Их гнев усиливала идеологическая приверженность принципу самоопределения, на которое, как считалось, украинцы имеют священное право. И НАТО, и Путин невольно усилили те самые угрозы, которых они боялись. В центре их иррациональной борьбы оказались изувеченные украинские тела, разрушенные города, оборванные колонны беженцев - обычные ужасы войны, особенно ужасающие западного человека, как не ужасали страдания небелых народов Африки, Азии и Ближнего Востока.
Были способы избежать этой войны, хотя сейчас они неприемлемы для сторон. Россия вполне обоснованно стремилась к большей безопасности. Украина могла бы пойти по пути Финляндии или Австрии после Второй мировой войны и получить нейтралитет между НАТО и Россией. Поскольку НАТО изначально не хотела принимать Украину в свои ряды, согласованный нейтралитет мог бы стать частью хорошего решения. Сейчас, конечно, никаким гарантиям безопасности со стороны Путина верить нельзя. Объявление нейтралитета Украины было бы просто приглашением к последующему нападению России.
Господствовали принципы, а не прагматизм. Путинское видение величия и натовский принцип суверенитета: украинское правительство должно иметь абсолютное право на восстановление суверенитета над своими бывшими территориями. Твердые принципы часто приводят к войне, но они могут быть скомпрометированы геополитическим прагматизмом, продиктованным необходимостью избежать войны. На каком-то этапе должны быть переговоры. Альтернативой может быть только чистая победа. Путин все еще был уверен в окончательной победе, он все еще удерживал достаточно территории Украины, чтобы претендовать на меньшую победу, и поэтому не был заинтересован в переговорах. Парадоксально, но единственным приемлемым путем к переговорам для Запада было наращивание поставок оружия, чтобы завести украинские войска либо в тупик, либо в отвоеванную территорию, что могло бы заставить Путина сесть за стол переговоров. Пока же в стране царит взаимная массовая резня.
В Донбассе, где большинство населения составляют русскоязычные, Минские соглашения 2014 года, которые так и не были реализованы, могли бы предоставить ему значительную автономию в составе Украины. Но события зашли слишком далеко для такого решения. В качестве альтернативы можно было бы провести плебисцит, в ходе которого население региона само решило бы, в каком государстве оно хочет жить, как это было в Европе в межвоенный период. Путин выступил против этих вариантов, поскольку считал, что сможет силой завоевать Донбасс (да и всю страну), а затем провести свои фальшивые плебисциты. Многие местные жители, вероятно, проголосовали бы за объединение с Россией, но жестокое вторжение Путина, вероятно, снизило их число до уровня ниже большинства. В идеале главным принципом должно было стать не стремление к национальной чести и величию (Россия) и не нерушимый суверенитет (США и их союзники), а право народов на самоопределение. Но Путина это не интересовало. Для того чтобы вернуть оккупированные Россией территории, Украине, возможно, придется отказаться от Крыма и территорий бывших сепаратистских "республик". Россия должна будет согласиться на вступление Украины в НАТО, поскольку это будет единственной защитой Украины от дальнейшего российского вторжения. Однако трудно представить, что Путин согласится и на это. Но от того, сколько уступит каждая из сторон, будет зависеть военная судьба.