Когда господство и слава являются желанными целями, это может соответствовать второй форме рациональности Макса Вебера - ценностной рациональности, которую он определял как "веру в ценность ради нее самой некоторой этической, эстетической, религиозной или иной формы поведения, независимо от перспектив ее успеха. . . . Чем больше ценность, на которую ориентировано действие, возводится в статус абсолютной ценности, тем более "иррациональным" в этом [инструментальном] смысле является соответствующее действие. Ведь чем более безоговорочно актор посвящает себя этой ценности ради нее самой, ... тем меньше он подвержен влиянию соображений о последствиях своего действия".
Его термин "ценностная рациональность" может показаться парадоксальным, но он, безусловно, подходит к гитлеровскому извращению рациональности. Многие влиятельные группы могут руководствоваться ценностями, преобладающими над всем остальным, - ценностями ненависти, славы, чести или идеологических преобразований. Правители, преследующие такие цели, могут точно рассчитать средства для их достижения. Но являются ли эти цели "рациональными"? Выгоды, которые они приносят, обычно распределяются очень неравномерно, больше всего выигрывает небольшая элита. Они могут свидетельствовать о безграничных амбициях, не имеющих места для отдыха, - о болезни бесконечного стремления, по выражению социолога Эмиля Дюркгейма. Главная проблема безграничного стремления к завоеваниям - количество загубленных жизней. Война - это своеобразная деятельность: она рассчитана на убийство очень большого количества людей, и это, безусловно, требует очень высокого уровня обоснования. Таким оправданием принято считать самооборону, но мы увидим, что это довольно эластичное понятие.
Поэтому я буду осторожно подходить к вопросу о рациональности войны, стараясь отличать средства от целей, ошибки от нерациональности, затраты от выгод, шансы на победу и социальные ограничения. Я пытаюсь оценить, кто выиграл и кто проиграл от обсуждаемых мною войн - для кого именно война была рациональной в смысле выгодной? Ответ часто почти ни для кого.
Определение военной мощи
Человеческие общества включают в себя конфликты и сотрудничество между людьми, обладающими различной идеологической, экономической, военной, политической или геополитической властью. Именно они обеспечивают ключевую динамику человеческой истории, направленную на развитие все более сложных и мощных обществ. Конфликты могут быть относительно мирными - с использованием сочетания идеологической, экономической или политико-дипломатической силы, или военными - с применением военной силы. Военная мощь может достигать желаемых целей и при простой угрозе, без последующей войны. Китайский военный стратег Сунь Цзы в VI веке до н.э. писал: "Высшее военное искусство - покорить противника без боя". Война - лишь один из способов достижения целей, и мы должны задаться вопросом, в каких обстоятельствах человеческие группы прибегают к военной силе для достижения своих целей.
Поэтому первая из трех дополнительных тем этой книги касается причин войны - когда, где, кем и почему выбирается война, а не мир. Если мы хотим достичь идеала Иммануила Канта о вечном мире, нам необходимо знать, чего следует избегать, что в противном случае может привести к войне. Я посвящаю восемь глав исследованию причин и рациональности войн на протяжении всей истории человечества.
Вторая дополнительная тема касается кульминации войны, сражений, и их цены в виде смерти или увечий. Я сосредоточен на изучении того, как солдаты - обычно мужчины - побуждаются к такому риску. Почему они сражаются, несмотря на высокую вероятность того, что в итоге погибнут или будут искалечены физически или психологически? Мало кому из солдат нравится сражаться, так как же они справляются со своими доминирующими психическими состояниями в бою, которыми являются страх и отвращение? Многие утверждают, что у солдат есть моральные устои, которые влияют на их поведение в бою. Управление страхом, отвращением и моральными качествами рассматривается еще в трех главах. В основном они посвящены войнам со второй половины XIX века до наших дней. Увы, такое сужение фокуса необходимо, поскольку это были единственные войны, в которых большинство солдат были грамотными и, соответственно, оставили письменные документы. Я должен извиниться перед моряками за исключение их опыта, но эта книга и без них достаточно длинная. Листовкам все же уделяется некоторое внимание, хотя, очевидно, только в ХХ и ХХI веках.
Третья дополнительная тема посвящена вопросу о том, имел ли место спад войны на протяжении всей истории человечества, или только в современную эпоху, или вообще только после окончания Второй мировой войны. В главе 10 я скептически анализирую все эти утверждения. Никаких долгосрочных или краткосрочных тенденций в частоте войн выявить не удается. Но это не обычная военная история. Я пренебрегаю тактикой, оружием, боевыми формированиями и т.п., за исключением тех случаев, когда они влияют на ответы на вышеупомянутые вопросы.
Военная власть - это социальная организация смертоносного насилия. Она принуждает людей к действиям, которые в противном случае они бы не совершили, угрозой смерти или серьезных увечий. Прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц говорил: "Война, таким образом, - это акт силы, направленный на то, чтобы заставить нашего противника исполнить нашу волю". Военная сила - физическая, яростная, непредсказуемая. Несмотря на позитивные призывы в армию и роль армии в ликвидации последствий стихийных бедствий, главная цель военных - убивать людей. Поскольку смертельная угроза страшна, военная сила вызывает характерные психологические эмоции и физиологические симптомы. Эмоциональный накал подходов к войне, самих войн и реальных боевых действий гораздо выше, чем относительно прагматичное спокойствие экономик и государств, а идеологии бывают как горячими, так и холодными. Клаузевиц добавил к этому высокий уровень случайности: "Война - это царство неопределенности: три четверти факторов, на которых основываются действия на войне, окутаны туманом большей или меньшей неопределенности. . . . Война - это царство случайностей". По его мнению, это связано с "трениями" в сражении, когда ничего не идет по плану. Герцог Веллингтон говорил, что война - это "угадывание того, что находится по ту сторону холма". Эти генералы говорят о случайном элементе в войне, который, очевидно, угрожает нашим шансам прийти к общей теории войны.
Таковы отличительные черты военной власти, выделяющие ее из трех других источников власти. Это не означает отрицания часто тесной взаимосвязи между политической и военной властью, и я в основном рассматриваю межгосударственные войны. Но важную роль будут играть и войны между сообществами, не имеющими государств, и гражданские войны, и негосударственные партизанские силы, и противоречия между военной и политической властью, проявляющиеся, например, в переворотах и "переворотоустойчивости" правителей, сознательно ослабляющих свои вооруженные силы, чтобы защититься от собственных генералов. Нельзя сливать эти две формы власти воедино.
В вооруженных силах преобладает рутинизированное принуждение. Ранг - это все. Военная власть обеспечивает наиболее жесткую форму классовой структуры в человеческих обществах. Те, кто имеет более высокий ранг, должны подчиняться в такой степени, которая неизвестна в идеологических, экономических или политических организациях. Солдаты формально подписывают свою свободу воли. Они не могут свободно уйти, если война им не по вкусу. Они находятся в условиях жесткой военной дисциплины, которая призвана подавлять стремление к трусости или бегству. В их жизни доминируют приказы, какими бы неприятными и глупыми ни казались офицеры, какими бы жестокими ни были строевые занятия и дисциплина. Если они не подчиняются, их ждет физическая расправа, а иногда и смерть.
Есть и исключения. Партизаны и другие менее формальные военные формирования, такие как племенные и некоторые феодальные войска, более свободны в том смысле, что могут оспаривать приказы и даже принимать решения об уходе из боя, если они их не устраивают. В современных армиях также существуют письменные кодексы поведения, которые в принципе ограничивают власть высших чинов. Однако нужно быть очень смелым, чтобы ссылаться на такие кодексы в отношении своих офицеров. Даже в современных государственных армиях есть различия - например, между жесткой дисциплиной прусских войск XVIII века и более покладистыми американскими армиями наших дней. Тем не менее, армии обладают принципиально принудительной силой как внутри, так и снаружи, создавая военную культуру, в которой для нижних чинов выбор, рациональный или иной, может быть весьма ограничен.
Однако вооруженные силы имеют двойственную организационную форму, сочетающую в себе кажущиеся противоположности - иерархию и товарищество, жесткую дисциплину и крепкую дружбу, особенно в элитных полках. Эти сочетания культивируются командирами для того, чтобы солдаты не реагировали на страх рационально - бегством, как это могли бы сделать вы или я. Командиры также могут давать алкоголь или наркотики, чтобы заглушить чувство опасности у солдат. Это опять-таки характерно для организаций, применяющих смертоносную силу. Но военная власть, применяемая извне, над вражескими солдатами и гражданским населением, - это самая карательная, страшная и произвольная власть из всех возможных.