То, что война рациональна для акул, сталкивающихся с мелюзгой, вызывает моральное сожаление и в принципе является преступлением по нормам ООН, хотя судебные преследования не проводились со времен Нюрнберга. Однако акулам нет необходимости следовать реалистической теории, тщательно просчитывая шансы. Их очевидное превосходство делает победу вероятной. Реалистическая "анархия", когда одна из сторон была намного сильнее другой, не возникала и во многих войнах, направленных на смену режима, а также в войнах имперских завоеваний - от Рима до Китая и Европы, а возможно, и других развивающихся цивилизаций. Сильные правители редко чувствовали себя неуверенно, разве что против внутренних оппонентов.

История, однако, не всегда благоволила акулам. "Варвары" с их более низким уровнем экономического и политического развития имели конницу, превосходящую на равнинной местности более крупные силы аграрных государств, ориентированные на пехоту. В данном случае неравномерность экономической и военной мощи делала войну более вероятной. Марксисты подчеркивают роль неравномерности экономического развития в истории. Я распространяю неравномерность на военное развитие. Это также обусловило диалектическое развитие войн. Быстрые набеги военных отрядов приносили легкую добычу, но череда набегов вызывала более серьезные карательные ответные действия со стороны аграрного государства. В ответ на это несколько варварских правителей превратили свои рыхлые племенные конфедерации в более сплоченные государства, добавили пехоту и осадную войну, что позволило им отбиваться и даже завоевывать. Обе стороны заимствовали военные приемы друг у друга, вели общевойсковую войну, завоевывали территории и даже добились частичного слияния двух народов - это диалектический процесс. Для немногочисленных правителей-триумфаторов и их вознагражденных последователей это было весьма рационально, но не для широких масс. Принесли ли пользу народам Китая масштабы военных действий императора Цяньлуна - мобилизация 600 тыс. солдат и рабочих, геноцид цзунхаров? Вряд ли, хотя некоторые историки-ревизионисты причудливо называют его правление эпохой Просвещения из-за его художественных пристрастий.

Сегодня мы видим белую акулу, беспомощно бьющуюся на мелководье. Соединенные Штаты обладают самой мощной в мире экономикой и вооруженными силами, значительно превосходящими силы своих недавних противников. Однако победы на полях сражений не привели к желаемым результатам по трем причинам. Во-первых, США не могут (и не хотят) напрямую управлять чужими территориями, а также не могут найти надежных местных клиентов, через которых они могли бы управлять косвенно, за исключением, пожалуй, Латинской Америки, где консервативные элиты разделяют их цели. Националистическая и религиозная идеология современности не позволяет набрать большое количество местных клиентов, как это было в прежних империях. В тех случаях, когда клиентов удается привлечь, это может привести к обострению местных этнических или религиозных противоречий, как это произошло в Афганистане, Ираке и Ливии. Военные интервенции приводят к беспорядку, а порядок - это главная политическая цель большинства народов, на которой должна основываться любая демократия. Во-вторых, оружие слабых (партизанская ячейка, автомат Калашникова, террорист-смертник и т.д.) способно поддерживать асимметричную войну против технологически превосходящего противника. В-третьих, большинство американцев являются лишь "воинами в кресле", не желая служить или видеть, как затягиваются войны, если они приводят к многочисленным американским жертвам. Финансовые затраты не являются препятствием, но человеческие - да. Это отражает тот факт, что американское общество (несмотря на широкое распространение оружия) по своей сути не является милитаристским. Но эти три недостатка приводят к тому, что американские войны - не просто ряд понятных ошибок. Они предсказуемо проваливаются, а значит, иррациональны с точки зрения целей.

Второй тип случаев наступает тогда, когда для "мелюзги" подача иска о мире и подчинении может показаться более рациональной, чем борьба. Правители, которые подчиняются, обычно могут сохранить свои владения, если присягнут на верность более могущественному государству или перейдут на его политику. Некоторые из них действительно выбирали такой путь выживания, и завоеватели часто ставили их перед выбором: подчинение или возможная смерть. Инки специализировались на этом. Саддам Хусейн мог бы выжить таким образом, как и другие диктаторы, подлизавшиеся к США. Тем не менее, нередко "мелюзга" решает бороться. Они могут пытаться уравновесить шансы, рассчитывая на союзников. Однако, как отмечают реалисты, слова союзников могут не переходить в дела, или их можно подкупить, чтобы они перешли на другую сторону (а великие завоеватели обычно хорошо владели этой дипломатической стратегией). Иногда акулы даже пируют вместе на мелюзге, лежащей между ними. Польша была трижды разделена окружающими великими державами. Балансирование редко работает в долгосрочной перспективе, если союзники не разделяют сильного нормативного доверия.

Две другие причины связаны с эмоциями и ограничениями. Во-первых, "мелюзга" часто бывает излишне оптимистична из-за тирании истории. Пережив череду войн с менее сильными противниками, они оказываются не готовы к встрече с более сильными, к тому же они "заперты" в рамках собственного общества, что ограничивает точность восприятия противника и позволяет идеологии и эмоциям искажать видение. Когда война ведется в целях самообороны, они также считают, что их дело справедливо, а значит, они "должны" победить и морально, и вероятно. Это было заметно на примере украинцев. Коренные жители, столкнувшиеся с первыми волнами европейских империалистов, часто не знали, что за этими небольшими силами будут идти волна за волной солдаты и поселенцы. Возможно, туземцы уже совершили несколько злодеяний против белых людей, что разозлило империалистов. Но они все равно были обречены. В современную эпоху только японцы, а затем китайцы нашли время и пространство для создания эффективного сопротивления иностранным империалистам.

Во-вторых, правители-мелюзга вынуждены воевать, чтобы сохранить честь и статус. Феодальные правители часто падали в бою с честью. Они чувствовали, что у них нет выбора. Саддам самоуничтожился ради статуса и чести. Он не позволил показать себя выполняющим требования США по химическому оружию (когда это действительно было так), потому что неповиновение было для него знаком чести. Это был его вклад в гибель. Крошечные государства выживали на всех континентах, но благодаря покорности, а не сражениям (если только речь не идет о регионе крошечных государств, как, например, Центральная Америка, где несколько попыток региональной гегемонии потерпели неудачу). Слабый правитель, выбравший сопротивление под прицелом сильного, скорее всего, погибнет, и его королевство тоже.

Распространение исчезающих королевств бросает тень на убеждение оборонительного реализма в том, что выживание является главной целью государств, поскольку в подавляющем большинстве случаев им не удается выжить. Это было справедливо как для доколумбовой Америки, так и для других стран, но не для постколониальной Латинской Америки, где балансирование против потенциальных гегемонов было успешным в шести войнах (и неудачным ни в одной), чему способствовали местный рельеф и наследие колониальных границ. После 1830-х годов все ее государства уцелели. Для сравнения: в постчжоуском Китае из более чем семидесяти государств уцелело только одно. В Японии XVI века более двухсот государств сократились до одного. Более трехсот европейских государств к двадцатому веку сократились до тридцати, причем на Западе этот процесс растянулся на многие столетия, а в центральной Европе он начался в XIX веке. Неизвестное, но большое количество государств и племен исчезло в Италии и других странах Средиземноморья с приходом к власти Рима.

Человеческие "цивилизации" расширялись за счет уничтожения большинства мировых полисов. Это происходило тремя основными способами: поражение в войне, подчинение угрозе применения силы и вступление в союз через брачные или наследственные контракты. По мнению Джона Бендера, Нормана Дэвиса и Таниши Фазал, в трех небольших исследованиях, посвященных Японии XVI века, средневековой и современной Европе и миру после 1816 года, большинство исчезнувших государств погибло в бою. В меньшей степени это относилось к доколумбовой Америке, где инкам обычно было достаточно угрозы, а ацтеки в своей стратегии соединяли войну и межродовые браки. Но исчезновения больше не происходит. Ирак выжил, когда убили Саддама, потому что выживание государств в мире после 1945 года почти гарантировано международными институтами и националистическими настроениями. Правители терпят поражение и гибнут, но страны выживают. Завоевание с последующим прямым имперским правлением можно считать законченным, за исключением, возможно, Украины.

Третий тип шансов - симметричная война между равными по силе государствами, например, греческими городами-государствами, китайскими Воюющими государствами, ханьскими династиями, борющимися с бывшими варварскими империями, войнами между крупными японскими даймё, войнами между крупными державами современной Европы. Стратегический побуждал правителей в досовременные времена нападать на равного, так как это давало преимущество оккупации вражеской территории, чтобы войска нападающего могли жить за счет земли, тратя ресурсы противника и не тратя свои собственные. Но защитник, избежавший поражения, но не сумевший отбросить захватчика, отступал, опустошая свои владения на пути захватчика, чтобы лишить его возможности жить за счет земли. Чем сильнее было отступление, тем длиннее становились пути снабжения атакующего. Первоначальное преимущество исчерпывалось, и армии увязали в патовой ситуации, в чем мы неоднократно убеждались. Крайним случаем было умение русских правителей использовать свою сухопутную территорию для того, чтобы заманить противника на поражение.