Оруэлл написал две короткие статьи о Гиссинге. Первая, "Недостаточно денег: Очерк о Джордже Гиссинге" появился в Tribune 2 апреля 1943 года. Второй, "Джордж Гиссинг", предназначенный для переиздания книг "В год юбилея" (1894) и "Водоворот" (1897), был написан для журнала "Politics and Letters", который не дожил до его публикации. Оба эссе содержательно утверждают о достижениях Гиссинга (Tribune: "возможно, лучший романист, которого произвела Англия"; Politics and Letters: "Но только на основании романов "Новая Груб-стрит", "Демос" и "Странные женщины" я готов утверждать, что Англия произвела очень мало лучших романистов"). В каждом случае суждение опирается на более широкий эстетический момент и некоторые более конкретные социальные детали. Более широкая эстетическая точка зрения заключается в том, что Гиссинг - это то, что Оруэлл в статье в "Трибюн" называет "чистым" романистом. Он не только искренне заинтересован в характере и в том, чтобы рассказать историю, но у него есть большое преимущество - он не чувствует искушения бурлеска". Это придает его произведениям правдоподобие и реализм, которых не хватает великим викторианским комикам. В эссе "Политика и письма" это утверждение изложено несколько иначе, но не менее узнаваемо, связывая Гиссинга с беллетристической традицией, "едва ли существовавшей до XIX века и процветавшей главным образом в России и Франции". По мнению Оруэлла, такой роман "это история, которая пытается описать правдоподобных людей и - не обязательно используя приемы натурализма - показать их действующими по повседневным мотивам, а не просто переживающими череду невероятных приключений".
Гиссинг, рассматриваемый в этом свете, является наследником Тургенева и Золя, "не писателем пикаресок, бурлесков, комедий или политических трактатов: его интересовали отдельные человеческие существа". Концептуальная мысль хорошо сформулирована, но чувствуется, что Оруэлла в Гиссинге привлекает ревматический взгляд на социальную сцену поздневикторианского нижнего среднего класса. В частности, эссе "Трибуна " едва успевает начаться, как Оруэлл начинает потрясающее описание лондонского мира Гиссинга 1880-х годов, с его пылающими газовыми фонарями, вечными туманами, высоко поднятыми шляпами-котелками, воскресным мраком, "скрашенным пьянством", и "прежде всего отчаянной борьбой с бедностью среднего класса, который был беден только потому, что оставался "респектабельным"". Эссе "Политика и письма" начинается точно так же ("туманный, освещенный газом Лондон восьмидесятых, город пьяных пуритан" и т.д.), прежде чем предположить, что, помимо денег и женщин, романы Гиссинга - это "протест против той формы самоистязания, которая называется респектабельностью", а затем использовать Гиссинга для почти классического оруэлловского суждения об ушедшем времени. Вся грязь, ужас, глупость, вульгарность и цензура поздневикторианской Англии были ненужными, заключает он, "поскольку пуританизм, реликтом которого они были, больше не поддерживал структуру общества".
Таким образом, Гиссинг - даже в большей степени, чем Теккерей, - является романистом поношенного жанра, соблюдения видимости, борьбы за сохранение социального положения выше того ранга, который предполагает ваш доход. В короткой, мрачной жизни Гиссинга и в социальной среде, на которой он специализировался, есть нечто такое, на что Оруэлл явно отреагировал - эта зацикленность на "респектабельной" бедности среднего класса. Именно Энтони Пауэлл, после выхода "Keep the Aspidistra Flying", советовал, что "с Гиссингом надо кончать". Начатый через год после того, как Оруэлл впервые прочитал "Нью-Граб-стрит", этот роман не скрывает своего главного источника литературного вдохновения. Любопытно, что это связано не столько с его профессиональным фоном - низкопробной литературной жизнью Лондона начала 1880-х годов, - сколько с эмоциональными дилеммами, лежащими в его основе. В отличие от "Новой Груб-стрит", "Пенденниса" Теккерея (1850) или "Книги обставляют комнату" Пауэлла (1971), с которыми его иногда сравнивают, это не конспект литературной сцены, а озлобленный комментарий одного писателя, который существует на ее окраине. У Гордона Комстока нет литературных знакомых, если не считать Равелстона, его спонсора в "Антихристе", а ближе всего к литературным кругам он подходит, периодически появляясь на дневных вечеринках, устраиваемых критиком по фамилии Доринг (возможно, отождествляемым с поэтом-рецензентом Джеральдом Гулдом). С другой стороны, где "Храни аспидистру в полете" наиболее явно выдает свое происхождение, так это в фиксации на ключевых для Гиссинга темах денег и женщин, или, скорее, эмоциональных последствий отсутствия денег.
Некоторые из самых острых обменов в романе происходят в попытках Гордона убедить свою многострадальную девушку Розмари переспать с ним, аргумент, основанный на его предположении, что это просто его бедность заставляет ее говорить "нет".
'Конечно, все упирается в деньги'.
Это замечание прозвучало неожиданно. Она удивленно подняла на него глаза.
'Что значит, все сводится к деньгам?'
'Я имею в виду то, что в моей жизни никогда ничего не происходит правильно. В основе всего всегда лежат деньги, деньги, деньги. И особенно между мной и тобой. Вот почему ты не любишь меня по-настоящему. Между нами существует своего рода пленка денег. Я чувствую это каждый раз, когда целую тебя".
Точно такая же мысль посещает Эдвина Рирдона, героя анемичного романа New Grub Street, который совершил роковую ошибку, женившись на благовоспитанной девушке из среднего класса, возомнившей себя гением, и увидев, как его талант исчезает почти на глазах. Он решает, что любовь Эми зависит от того, будет ли он зарабатывать достойную зарплату на своей работе.
Боюсь, что во мне очень мало того, что вы можете понять. Пока мои перспективы казались светлыми, ты могла с готовностью мне сочувствовать; как только они померкли, между нами что-то встало. Эми, ты не выполнила свой долг".
Примерно в середине романа происходит ужасная сцена, когда Рирдон, не имея больше возможности содержать свою жену в комфортных условиях, навещает ее в доме ее матери в надежде на примирение. Обе стороны втайне ожидают, что эта встреча приведет к тому, что Гиссинг называет "возобновлением дружбы", но Эми обнаруживает, что "неожиданная подлость Рирдона шокировала и сдержала ее". Если бы он приехал в фраке и модных брюках, а не в потрепанном костюме клерка, все было бы хорошо. Но "такой наряд унизил его в ее глазах; он символизировал меланхоличный упадок, который он переживал в интеллектуальном плане". Гордон говорит Розмари то же самое:
Неужели ты не понимаешь, что если бы у меня было больше денег, то я была бы более достойна любви? Посмотри на меня сейчас! Посмотри на мое лицо, посмотри на эту одежду, посмотри на все остальное во мне. Думаешь, я была бы такой, если бы у меня было две тысячи в год?".
Две тысячи в год - таков годовой доход Равелстона, чья покладистая подружка Гермиона с удовольствием делит с ним постель.
Если "Keep the Aspidistra Flying" - это роман, в котором Оруэлл наиболее заметно снимает шляпу перед Гиссингом, то в некоторых других его книгах заметны его следы. В "Дочери священника", например, "Странные женщины" используются в качестве обозначения. Для Дороти Хэйр съесть свой одинокий рождественский обед, прислонившись к стволу дерева в Бернхэм Бичес, означает лишь установить традицию, в которой существует роман. Аналогичным образом, есть определенное сходство между предпосылками "Фермы животных" (1945) и "Демоса" (1886), имеющего подзаголовок "История английского социализма". В последнем романе человек из рабочего класса получает в наследство крупную сумму денег и использует ее для создания сельской общины, живущей по принципу эгалитаризма. В конце концов, затея проваливается, но речь, произнесенная одним из рабочих в лондонском социалистическом клубе ("Представьте себе такую счастливую землю, друзья мои..."), предвосхищает увещевания старого майора ("Почти за одну ночь мы могли бы стать богатыми и свободными"), которые положили начало восстанию на ферме Мэнор. Еще более значимой, пожалуй, является сцена ближе к концу, когда оратор на собрании, посвященном закрытию плана, сетует на то, что "мы - бедная партия и заслуживаем худшего обращения, чем животные, у которых не хватает ума использовать свою силу".
В других местах, хотя Оруэлл оценил "Водоворот" как "незначительное произведение" (мнение, с которым многие исследователи Гиссинга не согласятся), есть намеки на то, что разговоры между отцом Джорджа Боулинга и его дядей Иезекиилем в романе Coming Up for Air на тему империализма чем-то обязаны диалогу Рольфа и Мортона об "этой империи". Здесь Рольф, спровоцированный упоминанием "Barrack Room Ballads" (1892) Редьярда Киплинга, разражается саркастической тирадой об имперской судьбе. Это, очевидно, "начинает что-то значить. Средний англичанин никогда не понимал, что существует такая вещь, как Британская империя. Сейчас он начинает это понимать". Сорок лет спустя, а точнее, с точки зрения воспроизводимого исторического периода, всего через год или два после того, как Гиссинг закончил "Водоворот" (разногласия Боулингов спровоцированы бурской войной), дядюшку Иезекииля можно найти предающим анафеме: "Они и их далеко разбросанная империя! Я не могу забрасывать их слишком далеко". '
В конечном итоге, однако, все эти случайные раскопки под верхним слоем почвы творчества Гиссинга затмеваются более широким и более идеологическим долгом - тем более примечательным, что идеологические тенденции Гиссинга, какими бы они ни были, резко противостояли почти всему, что было дорого Оруэллу. Как он отмечает в эссе "Трибун", Гиссинг, несмотря (или, возможно, благодаря) своему значительному знанию радикальных движений конца девятнадцатого века, "не имеет революционных тенденций". Кроме того, он "антисоциалист и антидемократ". Единственная достойная судьба, по его мнению, это судьба отстраненного классического джентльмена, живущего в экономном комфорте на небольшой частный доход и наблюдающего за миром. И все же Гиссинг, как и сам Оруэлл, понимал, что экономическая нестабильность бьет по мелкой буржуазии гораздо сильнее, чем по рабочему классу, потому что во время кризиса у них отнимают респектабельность, ощущение того, кто они есть. Несомненно, важно, что Оруэлл вводит Гиссинга в обзор антиутопической фантастики, который он сделал для Tribune в июле 1940 года. Здесь он говорит о романе Эрнеста Брамаха "Тайна Лиги" (1907), в котором заговор среднего и высшего класса против организованного труда приводит к созданию протофашистского правительства: "Тот же чисто социальный антагонизм против рабочего класса можно увидеть у более раннего писателя гораздо большего калибра, Джорджа Гиссинга". В мрачных задворках и депрессивных интерьерах низшего среднего класса, где никогда не хватает денег на всех, а рабочий класс воспринимается просто как легион Калибанов, семена тоталитаризма пускают корни и расцветают.