Не здесь, дурак!

Варго вздрогнул, едва сумев удержать ткань в углу октаграммы. Болтовня Алсиуса отвлекала почти так же, как звон стекла на площади. "Хочешь взять на себя ответственность?" - прорычал он, переходя к следующему прерыванию канала.

По черепу Варго пронесся разочарованный вздох: ::Я мог бы сделать это гораздо быстрее, если бы только...::

В стене раздался звон стали о сталь. Варго выглянул из-за угла и увидел то, чего боялся больше всего: На площадь вылетела группа соколов, плоские мечи которых бились о навершия щитов. Угроза, как правило, была эффективным средством устрашения нарушителей порядка. Все знали, что если это не сработает, то соколы в следующий раз обратят свои клинки против плоти и костей.

Это плохо кончится, мрачно подумал Альсиус. Даже если он нейтрализует Нуминат, он не был уверен, что это обратит последствия. Соколам не нужна была магия, чтобы подстрекать их к насилию, и вот уже несколько молодых врасценцев выстроились в линию, рука об руку, чтобы встретить приближающийся гром. Позади них другие хватались за бутылки, тележные бичи, колесные спицы - любое оружие, какое попадалось под руку. Чертовы идиоты собирались покончить с собой.

Варго, это неправильно. Ты тоже под его влиянием. Мы оба. Ты должен убраться отсюда, пока не стало слишком поздно:

Я знаю. Но...

Он снова взглянул на Нуминат, каждая черточка которой излучала ярость. Им овладело желание бороться с ним, победить его. Осознание того, что она действует на него, ничуть не ослабляло ее влияния.

Варго!

Я могу это изменить.

Он хотел изменить это. Доказать, что он может - что даже невозможный нуминат не находится за пределами его возможностей. Заглушив крики в голове, Варго снова смочил тряпку и достал мел. Все лекции, которые читал ему Альсиус об опасности свободного написания нумината, вылетели у него из головы. Каждое воспоминание о том, как Альсиус говорил, что он может сделать лучше, подстегивало Варго.

"У меня есть компас, острие, мел, я сам. Мне больше ничего не нужно, чтобы познать космос".

Булавка и нитка для компаса, край эскиза - на длинной стороне блокнота, и он принялся за работу. Неважно, что его изменения подражали стилю оригинального начертателя; если бы это сделал Бреккон Индестрис, это было бы по приказу Меттора, и доказательство значило бы меньше, чем моча в Дежере. Вместо этого Варго провел жирные линии по существующему нуминату, изменив его. Страстный солнечный Ноктат превратился в созвездие земного Триката - гармония, община, семья. Разве не все они были надесанцами? Разве это не Вешние воды, когда туман и маски скрывали различия, и все собирались вместе, чтобы испить из одного колодца? В противовес этому на противоположном плече золотой спирали он заключил пентаграмму Квината в шестиугольник Сессата: власть и господство, обращенные в справедливость, дружбу и сотрудничество. То, что, как утверждал Вигил, он представлял, но до чего не дотягивал.

Позади Варго произошло столкновение двух сторон, и напряжение на площади переросло в кровь. Но хаос был лишь слабым шепотом на краю его сознания. Гораздо сильнее была песня совершенства, которая пульсировала в каждой начертанной им линии. Она вливалась в него, а он вливался в нее. Мир, гармония, порядок, стабильность: недосягаемые идеалы, которые крошились, как мел, когда он тянулся к ним. Идеалы, до которых ему всегда будет не хватать смеха, потому что он был отбросом. Каким он был, таким и остался бы, если бы не Альсиус.

Когда Нуминат изменился под его рукой, его гнев переключился на себя. Не на того засранца, который написал эту вещь, а на собственную неадекватность. Он хотел быть лучше. Это желание подгоняло его. Все ближе и ближе, пытаясь соединиться с чем-то большим, чем он сам, и навсегда потерять себя в этом.

Резкое жжение в затылке вывело его из транса. Зрение заплясало, а когда прояснилось, он смотрел на измененный Нуминат, который едва помнил, как писал, а мышцы и кости болели, словно его били. А в голове кричал Альсиус.

Ты проклятый идиот! Неужели ты хочешь закончить жизнь с телом в пыли и разумом, прикованным к центру? Что натолкнуло тебя на глупую мысль оплодотворить Нуминат?!

"Неужели я это сделал?"

::Если бы не я, тебя бы уже не было в живых, чтобы я на тебя орал.::

Варго попытался бесстрастно изучить фигуру на стене, но она почти втянула его обратно; пришлось отвести глаза. Линии пульсировали всеми идеалистическими порывами, переполнявшими его, и выходили на площадь - где, вопреки всякой логике и истории, соколы и врасценцы держались за руки, тихо разговаривали, даже лечили раны в той пропасти, которая разделяла их несколько мгновений назад.

Колени Варго подкосились, и он опустился на землю, не обращая внимания на грязь.

"Ты уверен?"

Колебания Альсиуса были слишком долгими, чтобы утешить его. А теперь убирайся отсюда, пока тебя никто не заметил:

Подгоняемый Альсиусом, Варго сумел, спотыкаясь, подняться на ноги и сбежать вниз по Уче Облика, никого не заметив. Чем дальше он удалялся от этого пульсирующего центра мира, тем яснее становились его мысли и быстрее билось сердце. Во второй раз его колени подкосились уже не от слабости, а от страха. Он поймал себя, прежде чем снова искупаться в больной грязи. "Что я только что сделал?"

спросил он: "Что я только что сделал?

Но они оба знали. И его близкое столкновение с самоуничтожением не нуждалось в обсуждении. Это было слишком реально.

Сегодня больше никакой Нуминатрии,:: тихо сказал Альсиус.

"Не для нас, нет". Поднявшись на ноги, Варго продолжил, как будто его не трясло от усталости. "Но давай найдем Варуни и скажем ей, чтобы она начала отводить толпы на площадь Дмарише".

Рано или поздно его импровизированные изменения потерпят неудачу; он не нарисовал их достаточно точно, чтобы они продержались долго. Но до тех пор он мог бы с тем же успехом использовать попытку самоубийства.

.

Семь узлов, Нижний берег: Киприлун 34

Место, куда Идуша привела Грея, находилось недалеко от центра Семи Узлов, где здания сжимались в один запутанный клубок. Миновав часового, они попали в лабиринт узких коридоров, наполовину заваленных потертыми ящиками, бочками и мешковиной, лестниц, которые то поднимались, то опускались, а однажды даже было окно в соседнее здание, не дававшее выхода во внешний мир.

Я бы никогда не нашел этого сам, подумал Грей, гадая, сможет ли он снова найти выход. Он подозревал, что Идуша намеренно завела его в тупик.

Он заметил несколько лиц, прижавшихся, как призраки, к щелям в досках и настороженно следивших за их проходом. Вокруг воняло трупами, вареным рисом и знакомым запахом чеснока. Они с Колей жили в таком же клубке, когда только приехали в Надежру.

Они плутали уже, казалось, несколько часов, когда он заметил первую газету, приклеенную к стене. Потом еще одну, еще и еще - слои и слои подстрекательства, которое Стаднем Андуске распространял годами, накапливались и накапливались, отмечая путь к тяжелой двери, которая когда-то висела на караване.

Идуша остановилась. "Они знают, что ты сокол. Многие из них проливали кровь или потеряли близких от рук Вигила. Я сделаю все возможное, чтобы ты ушел отсюда живым, но не жди, что кто-то будет тебе рад".

Грей отстегнул пояс с мечом и протянул ей все снаряжение. "Чтобы доказать свою добрую волю".

Она фыркнула, принимая меч. "Они бы забрали его у тебя там. Но если отдать сейчас, это поможет. Немного."

Ее ритмичный стук в дверь был явно кодом, и узкая щель открылась, чтобы охранник мог осмотреть их обоих. Идуша что-то пробормотала в щель; последовал короткий, тихий спор; она протянула Грею пояс с мечом, чтобы наблюдатель увидел. Часовая башня пробила девятое солнце, звук был приглушен туманом и слоями стен, и Грей постарался не напрягаться из-за того, что время ускользает. Если так будет продолжаться до наступления сумерек, пожары уже не остановить; темнота - топливо для восстания.

Наконец тяжелый засов откинулся в сторону, и дверь со скрипом отворилась.

Помещение за дверью мало чем отличалось от других бандитских убежищ, которые он видел в Надежре. Люди, толпившиеся внутри, были хорошо вооружены и осторожны, а вышитые настенные висюльки почти наверняка скрывали другие входы и выходы. Но здесь у всех были длинные волосы, заплетенные в косы, и по сравнению с ними затылок Грея казался голым.

Нетрудно было определить, кто из них Кошар Андреек, лидер Стаднем Андуске. В центре толпы стоял грузный мужчина, на его щеках виднелись шрамы от старой оспы, а в волосах - косы и жемчуг. Люди вокруг него выглядели готовыми броситься между своим боссом и незваным гостем, если Грей только моргнет. "Ча Андреек", - сказал Грей, склонив голову и коснувшись лба.

Мужчина проигнорировал его. "Идуша", - огрызнулся он. "Ты зря тратишь наше время. Этот человек - прислужник Вигила и Трементиса".

Мужчина говорил на лиганти, отрицая их общее наследие. Ответить дипломатично не представлялось возможным. Для этих людей дипломатия была слабостью, инструментом тех, кто преклоняет колено перед захватчиками.

Как и в случае с Идушей, Грей должен был ударить по самому слабому месту. "Значит, вы будете слушать Меззана Индестора, но не того, кто стремится снять с нашего народа вину за Ночь Ада". Он заговорил на врасценском, его акцент был приправлен дорожной пылью, в отличие от речного диалекта тех, кто родился в Надежре, и сплюнул на землю позади себя. "Кто тут у нас такой лапоть?"

"Послушай его", - сказала Идуша, ее голос был напряжен. "Я больше, чем кто-либо из вас, хотела верить, что Меззан был с нами, но он настоял на том, чтобы прийти ко мне сегодня утром, после того как покинул встречу в поместье Новрус. И он случайно увидел там груду трупов Дримвиверов, разорванных и полусъеденных?"