Изменить стиль страницы

ГЛАВА 6

Лейла

Проходит час и еще четыре оргазма, прежде чем узел Кастро ослабевает настолько, что я наконец могу освободиться. Когда я это делаю, из моей киски вырывается поток жидкого тепла, пропитывая одеяло подо мной.

— Надеюсь, мои противозачаточные выдержат сперму человека-ящерицы, потому что это очень много, — говорю я, когда Кастро отходит, протягивая руку, чтобы помочь мне сесть. Гравитация выталкивает еще одну струйку спермы из моих бедер.

— Никогда не было гибридов, даже в таком месте, как Тинглтаун, — уверенно заявляет Кастро. Он делает вид, что не замечает, как я пытаюсь смиренно переждать поток спермы человека-ящерицы, хлынувший из моей киски, пока я окончательно не теряю всякую надежду выглядеть хоть немного опрятно. Интересно, эта сперма на вкус такая же, как и из его подбородочного члена? Я уже собираюсь пошутить на эту тему, когда встречаюсь с его глазами, но даже через мгновение вижу каждую эмоцию, погребенную в золотых глазах. Тоска. Желание. Страх. И, что хуже всего, отказ.

— Ты говоришь так, будто уже изучал этот вопрос.

Кастро пожимает плечами, не отрывая взгляда от теней, пока натягивает штаны.

— Может быть, немного.

— Немного? — поддразниваю я, но он по-прежнему не смотрит на меня.

— Ладно, может, и много.

Кастро отворачивается и начинает рыться в коробках, издавая одобрительный гул, когда находит рулон бумажных полотенец. Он разворачивает несколько листов и уже собирается оторвать их, когда его взгляд падает на мои бедра, а затем разворачивает еще десять листов. Он протягивает мне кипу бумажных полотенец, а затем решает просто отдать мне остаток рулона. Мимолетно улыбнувшись, Кастро отворачивается и собирает пустые и недопитые бутылки вина, унося их за печь, где он прятался, чтобы оставить на полу. Я убираю беспорядок между ног, наблюдая за тем, как Кастро собирает мою одежду.

— Спасибо, — говорю я, когда он опускается на колени рядом со мной и передает мне одежду, которую я беру в руки и прижимаю к груди.

— Нет, Лейла, — Кастро смотрит на рану на моей ноге, и на мгновение в его глазах вспыхивает ярость. Он сглатывает, и выражение его лица становится скорбным, а смирение поглощает золотые искорки в глазах. — Спасибо тебе. Спасибо, что подарила мне то, о чем я и не мечтал. Это было прекрасно. И я тебе очень благодарен.

Я пытаюсь успокоить румянец, заливающий мои щеки.

— Мне было очень приятно, — говорю я с ухмылкой на губах, откладывая в сторону вещи и натягивая бретельки бюстгальтера на плечи. — Хотя не уверена, что семья будет так уж благодарна, мы испачкали их одеяло. Надеюсь, это не какая-нибудь семейная реликвия.

— Думаю, тебе стоит больше беспокоиться о том, как найти правдоподобное оправдание тому, почему на убийство безоружного человека-ящерицы ушло больше десяти минут. Лучшим вариантом будет сказать, что ты проверяла территорию на наличие других, просто на всякий случай, — Кастро отворачивается, не успев заметить, как во мне проступает тревога. Неужели он думает, что я из тех, кто просто трахнет парня, чтобы потом развернуться и бессердечно пристрелить его? Неужели он верит, что после этого я просто уничтожу его? И все ради какой-то дурацкой работы, на которой я нахожусь три дня, и которая мне даже не нравится?

— Я знаю, что десятилетие охоты на демонов может запятнать душу тьмой, но я не считаю себя настолько черствой, — с горечью говорю я, натягивая футболку через голову.

Кастро оборачивается, в вертикальных прорезях его глаз вспыхивает гнев.

— Я не подвергну тебя опасности, Лейла. Никогда, — он опускается на одно колено, как будто предлагает что-то романтическое, а не устраивает трагедию. Кастро разжимает руку, и пистолет в кобуре ложится в его чешуйчатую ладонь. — Я говорю это не потому, что считаю, что у тебя нет чувств или что ты холодна сердцем. Если ты не уничтожишь меня, ты потеряешь работу. Будет расследование. Они узнают, что ты нарушила закон, потому что я нарушил закон, а ты меня отпустила. Я не могу так поступить с тобой.

Я сглатываю, Кастро следит за этим движением с желанием и мукой.

— Почему нет? — шепчу я, мой голос напряжен. — Почему бы тебе просто не уйти? Какое тебе дело до того, что у меня будут неприятности?

Кастро протягивает руку и гладит мое лицо, его коготь нежно царапает кожу.

— Потому что для меня, Лейла, ты… — он прерывается, и мои глаза наполняются слезами, а в горле встает ком. — Ты бесценна. Ты моя пара, Лейла. Я не могу позволить никому причинить тебе вред. И тем более, не сделаю это сам.

Мои руки замирают, когда Кастро вытаскивает пистолет из кобуры и кладет прохладный металл мне на ладонь. Он загибает мои пальцы вокруг него, пока указательный не ложится на спусковой крючок, а затем встает.

— Все в порядке, — говорит он, заставляя меня меланхолично улыбнуться. — Я не злюсь. Я готов уйти.

Я долго смотрю на оружие, желая, чтобы неожиданные слезы испарились прежде, чем они успеют упасть. Ноги дрожат, когда я поднимаюсь, костяшки пальцев белеют, когда я сжимаю знакомый вес оружия.

— Ты готов уйти? — повторяю я, направляя ствол пистолета в сердце Кастро. Мы смотрим друг на друга, улыбка безошибочно вырисовывается на лице Кастро, словно он пытается передать мне свою силу.

Делаю глубокий вдох.

Извлекаю обойму из магазина и бросаю его вместе с пистолетом на пол.

— Отлично. Если ты готов уйти, тогда садись в гребаный фургон, идиот. И захвати мои блядские штаны. И сапоги тоже, — я начинаю подниматься по лестнице, топая с большей силой, чем нужно, наслаждаясь болью в поврежденной ноге. — И пистолет тоже, — бросаю я через плечо. — Он нам наверняка понадобится.

— Лейла… Лейла!

Я слышу, как Кастро копошится в подвале, когда толкаю дверь с такой силой, что она с грохотом открывается и тут же захлопывается. Затем я жду со скрещенными руками, злая, без штанов, рядом с фургоном. Через минуту Кастро выбегает из подвала с моими вещами в руках, запыхавшись, словно только что пробежал марафон.

— Лейла, что ты делаешь? — спрашивает он, когда я вырываю сапоги из его рук и начинаю надевать их, не утруждая себя джинсами.

— Я везу тебя в Тинглтаун. На что это похоже, ты, тупой, двухчленный ублюдок?

— На то, что ты бросаешь свою жизнь ради существа, которому здесь не место.

Я издаю рык и открываю пассажирскую дверь фургона, а затем поворачиваюсь к ошеломленному человеку-ящеру и выхватываю у него вещи, чтобы бросить их внутрь. Когда я снова оказываюсь перед ним, вторгаюсь в его пространство, слабый аромат желания, витающий между нами, разжигает мои вены. Кастро смотрит на меня сверху вниз, и сквозь его шокированное выражение лица пробивается маленький осколок надежды.

— Заткнись, ты, раздражающий, сексуальный, двухчленный монстр, — говорю я, подчеркивая каждое слово тычком указательного пальца в мускулистую стенку груди Кастро. — Ты сказал, что хочешь другой жизни, другого шанса. Ты рисковал всем ради шанса попасть в Тинглтаун. Так вот, угадай что, Чешуйчатый. Я тоже хочу другой жизни. И, возможно, я хочу найти ее с тобой.

Кастро задыхается, из глубины его груди вырывается мурлыкающий звук. Выражение лица смягчается, когда он окидывает взглядом мое лицо.

— Лейла, я…

— Прекрати. Прекрати. Я сейчас очень зла, и мне нужно держать это в себе, чтобы мы могли заняться злым сексом, как только найдем безопасное место для ночлега.

— Ты… похищаешь меня?

— Чертовски верно, — говорю я, топая к водительской стороне фургона. — И ты будешь играть в стокгольмский синдром, у нас будут супергорячие сексуальные игры с похищением, со вкусом Ширли Темпл, так что залезай в этот блядский фургон.

Я оглядываю капот машины и встречаю взгляд Кастро, мое сердце тает, хотя я и не хочу этого показывать. Но, думаю, он все равно это видит — огоньки возбуждения и счастья, горящие в потаенных уголках моей души. Кастро одаривает меня яркой улыбкой, радость мерцает в каждой крупинке золота, утопающего в полуночной чешуе.

Мы садимся в фургон и оставляем фермерский дом позади, покидая наши старые жизни, как сброшенные чешуйки. Вскоре мы направляемся в единственное безопасное убежище в стране, пронизанной демонами и кошмарами, страхами и подозрениями.

Или убежище.

Тинглтаун.