ГЛАВА 44

ГЛАВА 44

«Но даже Суперженщина иногда нуждается в душе Супермена» – Helium by Sia

Аарон

София разрезает пирог, отмахиваясь от меня, когда я уже готов подать его ей.

— Аарон, это Германия, – говорит она так, словно это много объясняет. — Здесь гости – это просто гости. Они не обслуживают и не помогают. Всё делают хозяева, или человек, у которого день рождения.

— Это глупо. Сегодня твой день рождения, тебя должны обслужить.

Тем не менее, вместо того, чтобы позволить мне помочь, София настаивает на том, чтобы делать всё самостоятельно. Она даже не позволяет мне протянуть ей руку помощи.

— Ты всё спланировал, Никс. Ты итак достаточно помог. – Она нежно улыбается мне, пытаясь оттолкнуть.

Я не позволю ей так легко избавиться от меня. Поэтому я кладу руки на её талию, притягивая к себе, и дарю самый лёгкий и быстрый поцелуй за всю мою жизнь, после чего я перекидываю её через плечо.

— Аарон! – вскрикивает она, хлопая ладонями по пояснице.

Я оттягиваю край её платья, удерживая ткань, чтобы прикрыть её задницу до тех пор, пока не поставлю её на место.

— Позволь мне сделать это, – говорю я достаточно тихо, чтобы слышала только она.

София вздыхает немного разочарованно, но не спорит, а значит победа на моей стороне. Следующие десять минут я нарезаю торт и раздаю его гостям – включая Леона, несмотря на то что я не считаю его хорошим человеком.

Я думал, что после испорченного предложения руки и сердца Леон и Джулия уйдут, но, к моему большому разочарованию, они этого не сделали. Я до сих пор не понимаю, как старшая сестра может быть такой жестокой, желая видеть, как страдает и смущается их младший брат.

Я признаю, что отклонять предложение – дерьмовое решение. Но это было самое подходящее время, чтобы показать им, что такое смущение. Они, очевидно, испытали его недостаточно сильно, хотя они явно немного смущены произошедшим, о чём говорят их пристыженные взгляды и отсутствие их разговоров. Но я просто не могу сочувствовать им.

Хорошо, что сегодняшний вечер посвящен Софии, а не им.

Когда мой взгляд на долю секунды опускается под стол, я замечаю, что нога Софии дрожит. Я подозрительно смотрю на неё, а затем моя рука мгновенно оказывается на её бедре.

Сколько её знаю, София теребила свои пальцы, браслеты, ожерелья, даже волосы, когда нервничала. Всякий раз, когда мы сидели на скамейках на арене, я замечал, что её ноги дрожат. Настолько сильно, что раздражало меня. Тогда я думал, что это из-за холода, но теперь я знаю, что это не так.

Её голова поворачивается в мою сторону в ту же секунду, когда моя рука находит её бедро, но она не задаёт вопросов. Это делаю я.

— Ты в порядке?

София быстро кивает, кладя свою руку поверх моей и крепко сжимая её.

— Моя бабушка пыталась дозвониться до меня. Она пытается каждый год, но я… никогда не беру трубку. – Каждое слово, слетающее с её губ, становится всё тише.

Я наклоняюсь к ней, прижимаясь своей головой к её, и говорю:

— Может, в этот раз тебе стоит ответить на её звонок?

— Я даже не знаю, что сказать.

Вставая с неудобного стула, я поднимаю за собой Софию. Сначала она смотрит на меня немного вопросительно, но потом говорит своим гостям, что мы сейчас вернёмся. Я бы не стал так делать, но всё же она сделала это. В любом случае это никого не касается.

Ведя Софию к лестнице, которую я нашел во время украшения сарая. Иначе София никогда бы меня сюда не привела – лестница ведёт к её любимому месту. С каждым шагом София успокаивается.

Когда мы подходим к тюкам сена, на которых сидели в прошлый раз, София падает на них и внезапно начинает плакать. Её плечи вздрагивают, она хватает ртом воздух вместо того, чтобы нормально дышать. Мне больно видеть её такой, и единственное, что я могу сделать, это сесть рядом с ней и заключить её.

Я не осмеливаюсь что-либо говорить, позволяя выплакаться и успокоиться. Каждый может сломаться, верно? Предполагается, что люди должны проживать свои эмоции. Если я попытался бы успокоить её, боюсь, что это создало бы впечатление, что я не хочу чтобы она чувствовала. Безусловно, я не хочу видеть как София плачет, но если ей это необходимо, то я не против побыть её жилеткой.

— Почему она продолжает звонить? – Она плачет, уткнувшись лицом мне в плечо. — Я не понимаю этого, Аарон. Она просто… – она икает, её руки крепче сжимаются на моей рубашке. — Она каждый год пытается дозвониться до меня, и я не понимаю почему. Я ведь убила её мужа.

— Ты не убивала своего собственного дедушку, София.

— Но я сделала это. Я напугала его, он упал, и…

— София, – перебиваю я, — ты не убивала своего дедушку.

— Тогда почему у меня такое чувство, что я это сделала? – Если бы я только знал… — Ты можешь ей перезвонить? Сказать, чтобы она мне больше не звонила?

— Конечно. Если ты действительно этого хочешь.

София протягивает мне свой телефон, и я немедленно иду перезванивать её бабушке. Ей требуется некоторое время, чтобы ответить на звонок.

— София? – говорит она, и её голос звучит более взволнованно, чем София может себе представить.

— Миссис Карлсен? Это Аарон, парень Софии. – Я не уверен, помнит ли она меня, но в любом случае это не важно.

— Аарон? – она повторяет мне в ответ. — Где моя внучка София?

Я тянусь к руке Софии, держа её в своей, потому что София вот-вот побежит к выходу.

— Она рядом со мной. К сожалению, она пока не в состоянии с вами разговаривать, но, может быть, я могу передать ей ваше сообщение?

— Ох, – миссис Карлсен глубоко, почти болезненно вздыхает. — Я звоню каждый год, но она никогда не берет трубку. Я подумала, может быть, у неё другой номер, но это не так. Этот номер дал мне её отец. Поэтому я продолжаю звонить в надежде, что однажды она мне ответит.

Почему я сказал, что позвоню ей? Это сложнее, чем я думал. Особенно когда бабушка Софии говорит так, словно борется со слезами.

— Я понимаю, но, как я уже сказал, София пока не чувствует себя комфортно, чтобы поговорить с вами.

— Но почему? Она всё ещё сердится на меня за то, что я не испекла печенье, когда они приходили в последний раз?

Это может быть немного чересчур, но возможно ли, что миссис Карлсен абсолютно не представляет, почему София так и не обратилась к ней после кончины её дедушки?

— Э-э, нет, я не думаю, что она расстроена из-за печенья. Но я всё же спрошу её. Хорошо?

— Спроси, пожалуйста, Аарон, – в трубке раздается еще один тяжелый вздох, как будто она хочет сказать что-то ещё, но пока не знает, как это сформулировать. Однако в конце концов она находит нужные слова. — Ты можешь поздравить её с днем рождения от меня?

— Конечно.

Я смотрю на Софию и замечаю, как она вытирает слезу. Не вешая трубку, я говорю:

— Твоя бабушка поздравляет тебя с днем рождения.

Глаза Софии закрываются, когда она делает глубокий вдох. Намек на улыбку появляется на её губах, но она не показывает этого.

— Передай ей, что я благодарю её.

Мне и не нужно этого делать, потому что бабушка Карлсен испускает вздох, за которым следуют, должно быть, всхлипывания, видимо от тихого плача.

— О, это была она? Её голос звучит так мило, так по-взрослому. Скажи ей, чтобы она как-нибудь навестила меня, ладно, Аарон? Пожалуйста, попроси её навестить меня. Моя маленькая София. Я не понимаю, почему она больше не хочет меня видеть или разговаривать со мной. Я действительно скучаю по ней; ты можешь сказать ей это?

Прости, София.

— Может, вы сами ей это скажете? – вместо того чтобы дождаться ответа или позволить Софии отреагировать как-то иначе, кроме как округлить глаза, я подношу телефон к её уху.

Рука Софии немедленно накрывает мою, усиливая нажатие, поскольку её бабушка, должно быть, что-то говорит ей. София не отвечает, но слушает. Я это понимаю по ослабившейся хватке рук и посветлевшему лицу.

Тяжёлый груз, который она несла, годами игнорируя звонки бабушки, скучая по тому, кто, как она думала, возненавидел её, просто исчез после того, как она услышала её голос.

Проходит минута, прежде чем София наконец говорит:

— Я… тоже скучаю по тебе.