Изменить стиль страницы

Глава 72

Будто только в гробу он и мог заснуть. 

Янь Цюшань так и не проснулся. Из больницы уже трижды сообщили о его критическом состоянии, потому Гу Юэси и Чжан Чжао по очереди докладывали об этом. Но со временем ситуация немного стабилизировалась, и их бывшего командира перевели в отделение интенсивной терапии. Когда Ван Цзэ прибыл на место, оказалось, что все часы посещения были поделены между старшими членами «Фэншэнь». У него не осталось другого выбора, кроме как устроить переполох и избавиться от столпившихся у входа в палату младших. После чего он просто сел в коридоре и принялся наблюдать. 

Звукоизоляция в больнице была сделана на славу, и медицинский персонал отделения интенсивной терапии не бродил по коридорам, разгоняя оперативников. На мгновение Ван Цзэ показалось, что время и пространство здесь попросту застыли. Он мог расслышать даже тихий треск пружины в своих механических часах. Его дыхание и сердцебиение постепенно успокоились, и он мысленно вернулся в прошлое, вспомнив о том, что ему не раз приходилось соваться не в свое дело.

Он думал о воспоминаниях Иньи, о Янь Цюшане. О том, как едва закончив обучение, отправился в Пэнлай, где впервые встретил командира Яня.

Матушка Юй относилась к водному классу. Когда она услышала, что в «Фэншэнь» появился новичок из той же родословной, она тут же изъявила желание познакомиться с ним. Ван Цзэ хорошо помнил, что от старушки веяло чем-то очень теплым: смесью благовоний, мылом, старомодным кремом и выпечкой. Она не была похожа на властного начальника, наоборот, она напомнила ему родную бабушку.

В тот год, в качестве приветственного подарка, матушка Юй поведала ему о маленькой хитрости водного класса... Этой хитростью был тот самый пузырь, который сильно пригодился ему на море. Невероятно практичная вещь. Матушка Юй говорила, что водный класс делится на два типа: морской и сухопутный. Ван Цзэ был представителем сухопутного класса. Оказавшись в море, такой человек как он будет сильно страдать. Чтобы спастись, лучше постоянно иметь пару козырей в рукаве. Она всегда хотела чем-то поделиться с молодым поколением. Она все продумала. Ей даже не нужно было полагаться на служебное положение, у нее и без того было множество трюков, чтобы играть на чужих чувствах. 

Она прожила в этом мире целых семьсот лет, наблюдая за тем, как сменялись эпохи. Она работала в подразделении Цинпин, видела его упадок и издали наблюдала за тем, как создавалось Управление по контролю за аномалиями. Неужели все эти годы она ждала, что так называемая «печать» Чиюань ослабеет и даст ей возможность «начать новую жизнь»?

В таком случае, все последующие поколения в ее глазах были лишь жалкими «прихвостнями» смертных, предателями всех, кто обладал особыми способностями?

Если бы все в этом мире делилось только на черное и белое, было бы намного проще соблюдать границы. Отношения с родственниками и друзьями были бы чистыми и искренними, все было бы идеально, можно было бы просто любить и больше ни о чем думать. И только враги были бы абсолютным злом. Их головы были бы покрыты язвами, и на пятках расцветали нарывы. В них не было бы ни капли хорошего. Их образы полностью соответствовали бы стандартному описанию злодея1. Их с чистой совестью можно было бы ненавидеть. 

1 贼眉鼠眼 (zéi méi shǔ yǎn) — разбойничья бровь, крысиный (разбойничий) взор (обр. о плутоватом виде хитреца).

Ван Цзэ тупо уставился на закрытую дверь палаты интенсивной терапии. Когда они были в море, он пытался докричаться до Янь Цюшаня, взывая к чувству долга. Тогда ситуация была критической, и они отчаянно искали выход из положения, пытаясь остановить друг друга. Но в глубине души он знал, что, если бы он и командир Янь поменялись местами, его несгибаемая воля уже дала бы трещину. 

Сам он мог бы в нерешительности плыть по течению, или мог бы открыто возмущаться несправедливостью и, в конце концов, присоединиться к антиобщественным процессиям. Такова человеческая природа. Но Ван Цзэ попросту не мог себе представить, как Янь Цюшаню удавалось годами оставаться непоколебимым, как скала.

Но вновь пережить прощание с Чжичунем и смотреть на то, как тот исчезает без следа… Выдержит ли этот камень такое испытание или разобьется вдребезги?

Ван Цзэ не хотел об этом думать. Вот уже пять лет он исполнял обязанности командира «Фэншэнь». До этого он пять лет был капитаном. После сотни сражений он стал большим человеком, его имя было на слуху. Даже Ду Жо из Юйяна мечтала сфотографироваться с ним и попросить автограф. Но в присутствии Янь Цюшаня он чувствовал себя слабым и полным сомнений наивным маленьким мальчиком. 

Ван Цзэ опустил глаза и молча присел на корточки у двери. Он понятия не имел, что там, в закрытой палате, из глухой стены внезапно заструился черный туман. Туман становился все гуще и гуще, до тех пор, пока не превратился в человеческую фигуру. 

Укутанный во тьму Шэн Линъюань без труда пробрался внутрь. Его лицо было бледным, как у ледяной скульптуры.

Но защитные амулеты на стенах палаты и множественные датчики оказались слепы. От них не было никакой реакции. 

Шэн Линъюань медленно приблизился к лежавшему на кровати Янь Цюшаню.

Он давно привык к боли от ранений, но эта ужасная мигрень накатывала волнами, одна за другой. Шэн Линъюань не мог ни стоять, ни сидеть. Люди в допросной так сильно шумели, что он ушел оттуда, даже не дослушав. Когда он выбрался из этого темного подвала, ему захотелось перевести дух. Вдруг, ему в лицо ударил солнечный цвет. Но его мигрень, похоже, боялась солнца, и Его Величество почувствовал себя так, будто вновь оказался в пламени Чиюань. Боль упругой нитью тянулась от одного виска к другому. Его зрение затуманилось, и в голове замелькали мысли об убийстве. 

Преисполнившись дурными намерениями, Шэн Линъюань ни с того ни с сего направился в палату Янь Цюшаня. 

Янь Цюшань ни на кого не держал обид. Ни в прошлом, ни в настоящем. Все, что он делал — было безупречно. Шэн Линъюань собственноручно «заморозил» его маленькую жизнь. Но теперь, глядя на этого упрямого человека, Его Величество почему-то вспоминал о былых временах. Одержимый жаждой убийства, Шэн Линъюань думал только о нем. Как настоящий древний тиран он, казалось, совсем позабыл о чести. Ведь всех тех, кто когда-то ему перечил, ждал роскошный пир в братской могиле... К счастью, хоть он и должен был ежедневно одаривать людей улыбками, Его Величество редко присматривался к ним. Он редко замечал упрямцев.  

Но в этот момент зрачки Шэн Линъюаня были черны, как бездонная яма, его глаза налились кровью. Черный туман сердитыми волнами клубился вокруг него. Его Величество приблизился к больничной койке, безучастно посмотрел на Янь Цюшаня и медленно протянул руку.

Но едва черный туман коснулся горла Янь Цюшаня, его тело окутал золотой свет. Тонкая защитная пленка обернула мужчину с ног до головы, заставив неприятеля отступить. 

— Детский сад2, — холодно усмехнулся Шэн Линъюань. 

2 雕虫小技 (diāochóngxiǎojì) — пустяки, детские забавы. Букв. означает низкий уровень мастерства. Некоторые ученые, занимающиеся «чистой теорией» презрительно называют прикладные науки детской забавой.

Это был один из мелких трюков инструментальных духов, превращавший часть их души в защитный слой, покрывавший тело хозяина. Оно называлось «доспехом духа». Таким образом, если хозяин клинка оказывался в опасности, а духа меча по какой-то причине не было рядом, он все равно мог принять часть урона на себя. Но дух меча Чжичунь был мертв. Его некогда превосходная защита давно превратилась в пустышку. Но даже если бы он остался жив, он был всего лишь недоучкой. Даже хуже, чем наивный дух меча, что провел с Его Величеством все детство... 

Вдруг, что-то стремительно пронеслось мимо, едва коснувшись руки Шэн Линъюаня. 

Его… дух меча?

Шэн Линъюань был ожившим трупом. Его память была подобна разбитому гробу. В гробу лежал только голый скелет, на котором, как «кровеносная система земли», были начертаны великие события его жизни. А следы крови на его костях были именами его врагов. Но что до других его деяний, то все они давно уже сгнили. Он так боялся, что настанет день, когда они тоже увидят свет. Он хотел развеять их по ветру и забыть. Если в мире не останется никого, кто посмел бы напомнить ему об этом, Его Величество не станет добровольно ворошить свое прошлое. 

Но в нем все еще оставалась часть жизненной силы, что он позаимствовал у маленького демона. Ему некогда было предаваться воспоминаниям. 

Шэн Линъюань стоял у постели раненого Янь Цюшаня. Вдруг, сквозь защитную пленку, оставленную Чжичунем, просочилась одна незначительная деталь и осталась бесцельно плавать на поверхности. 

Кажется, это было еще до войны.

Дух меча только-только научился покидать клинок. Он никак не мог насмотреться на окрестные пейзажи и целые дни проводил на воле. Никто не знал, что это был за секретный метод, но уже тогда поговаривали, что дух меча способен отдать часть своей души и создать для хозяина «доспех». Дух меча мог сделать это и тайно, ни слова не говоря владельцу. Но когда-нибудь тайна бы раскрылась. Осознав, как работает эта штука, Шэн Линъюань наложил на клинок запрет, не давая духу меча творить все, что ему вздумается. Этот сорванец не мог его ослушаться. Он был вне себя от ярости и они, в итоге, разругались. Но, неужели даже после этого, он все еще думал о том, как защитить другого человека? Слишком много мыслей. Если у него было столько свободного времени, лучше бы сосредоточился на самосовершенствовании. 

Все это казалось забавным, но Шэн Линъюаню было не до смеха. Стоило ему на мгновение задуматься, и его голова, казалось, готова была расколоться на куски, вытряхнув прочь все эти воспоминания.