Дворец содрогнулся, и Сюань Цзи показалось, что он слышит его предсмертный вой.
Внезапно, стоявшего в море огня Шэн Линъюаня словно осенило. Позабыв о запертом море знаний, он мысленно обратился к Сюань Цзи: «Остановись!»
Но было уже слишком поздно.
В отличие от внешнего мира, где все подчинялось законам небес, здесь, во временном разломе они не имели веса. Не было смысла беспокоиться о том, что их действия как-то повлияют на Чиюань. Можно было выпустить пламя на свободу и дать ему уничтожить тьму.
«Небесный нефритовый дворец» всего лишь красивый коралловый риф. Разве он может сопротивляться разрушительной силе этих двоих?
Обезумевшие духи один за другим бросались в огонь, не желая спасаться. Словно мученики они бились об пол и стены «Небесного нефритового дворца». Они бесстрашно наносили удары, стараясь уничтожить свой бывший дом и, по совместительству, многовековую клетку. И это было поистине ужасное зрелище.
Вдруг, откуда-то послышался треск, и «Небесный нефритовый дворец» пошел рябью.
Все это время Сяо Чжэн сидел в лодке, сотканной из виноградных лоз. Услышав странный звук, мужчина поднялся на ноги и достал из кармана небольшой бинокль:
— Что там произошло?
Ван Цзэ поднял глаза и увидел, что вершина дворца, упиравшаяся прямо в облака, накренилась, и ее вот-вот снесет ветром. Коралловый риф содрогнулся, по морю прокатился зловещий скрежет. Затем, откуда-то из-за волн хлынули клубы непроглядного тумана, и «Небесный нефритовый дворец» окружил мираж. Мираж представлял собой город на берегу. Песок был залит кровью от множества русалочьих хвостов, а рядом стояли некогда величественные и прекрасные гаошаньцы. Словно одержимые, гаошаньцы подняли мясницкие ножи, их свирепость и жадность готовы были в любой момент выплеснуться наружу4.
4 呼之欲出 (hū zhī yù chū) — ждёт лишь зова, чтоб сойти с полотна (обр. в знач.: скоро появится).
— Дело плохо, нам больше нельзя здесь оставаться. Дворец скоро рухнет, —пробормотал Ван Цзэ.
— Командир Янь! Янь… — закричал Чжан Чжао.
— Не янькай*. Командир Янь намного опытней такого юнца, как ты. Лучше позаботься о себе! — Ван Цзэ схватил его за воротник. — Прыгай в море!
*П/п: в оригинале эта фраза звучит как 别燕了 (biéyànle), где 别 (bié) означает отрицание, а 燕 – иероглиф фамилии Янь . Мы решили, что это очень в стиле Ван Цзэ и не стали ничего менять.
От увиденного Чжан Чжао лишился дара речи, он не мог даже «угукнуть», поэтому Ван Цзэ поднял его за шкирку и безжалостно сбросил в воду. Сяо Чжэн и Шань Линь тут же последовали его примеру. За ними следом устремились созданные Ван Цзэ пузыри. Оказавшись в море, Шань Линь сжала пальцами висевший на запястье датчик аномальной энергии, циферблат открылся, и оттуда вылетела тонкая серебряная стрелка с нитью на конце. Стрелка никак не могла определиться, и несчастные оперативники какое-то время беспорядочно кружили по волнам. Лишь несколько минут спустя, нить внезапно натянулась, и женщина поспешно ухватилась за нее.
— Не отставайте! — махнув рукой коллегам, выкрикнула Шань Линь.
Оперативники тут же поплыли в указанном направлении, как вдруг, позади раздался оглушительный грохот. «Небесный нефритовый дворец» раскололся надвое, словно Вавилонская башня.
В окружившем дворец мираже из воды на берег выбралась большая и красивая русалка. Ее длинный хвост разделился и превратился в две «ноги». Русалка встала и медленно поднялась по белоснежным каменным ступеням, одной рукой указывая на небо.
Кружившие над ее головой облака слились воедино, образуя огромный водоворот. Стоявшие на берегу гаошаньцы, наконец, запаниковали. Бесчисленные тела погибших русалок покачивались на волнах и, словно металлические осколки, притянутые мощным магнитом, сбивались у подножия «Небесного нефритового дворца». Они вращались вокруг него, словно клубившиеся над водой облака. Из моря послышался скорбный вой, дворец ответил ему стоном, и нависшие над ним темные тучи разорвал гром. Солнце и Луна покинули небосвод, звезды покатились вниз, словно гонимый ветром песок, и последний луч света скользнул к земле, опускаясь на ладонь обретшей «ноги» русалки.
Время обернулось вспять, и подводные жители хлынули на берег.
Жестокое зрелище.
Гаошаньцы бросились бежать. Обезумев, они прыгнули на огромный корабль и устремились к горизонту.
Но было уже слишком поздно. Из ладони стоявшей на берегу русалки вырвался столб ослепительного света, сияние затопило весь мираж. «Небесный нефритовый дворец» оказался отрезан от мира. С тех пор ни русалки, не дрейфующие по волнам гаошаньцы, больше никогда не видели дома.
Оставшиеся в «Небесном нефритовом дворце» орудия вспыхнули, сгорая вместе с заключенными в них духами. Огромный купол, украшенный изображениями русалок, начал рушиться. Крупный кусок откололся от барельефа и полетел прямо на Сюань Цзи, едва не отдавив юноше ноги. Сюань Цзи внимательно посмотрел на осколок и его едва не стошнило от ударившего в нос запаха. Покрытый пылью «барельеф» на деле оказался окаменевшим панцирем. Рухнув на землю, панцирь раскололся на мелкие кусочки, и внутри обнаружилось нетронутое тленом тело русалки.
Под тяжестью дворца купол стремительно разрушался, и рука двуногого короля морей превратилась в падающую звезду.
Пол треснул, и под ноги всем присутствующим хлынула морская вода. Пламя поглотило «Небесный нефритовый дворец»... Все исчезло: причины и следствия, правда и вымысел. Все, что когда-то казалось вечным, в миг погрузилось в хаос.
И лишь сорвавшаяся с купола «звезда» продолжала медленно парить в невесомости. Нужно было лишь протянуть руку, и тогда любой мог бы схватить ее и изменить ход истории.
Если бы тысячи лет назад сердца гаошаньцев не поглотила жадность, они бы до сих пор жили в мирном соседстве с русалками, время от времени покидали бы дом, промышляя торговлей и зарабатывая на жизнь. И так продолжалось бы до тех пор, пока тысячи лет спустя древние духи не покинули бы этот мир. Один за другим5 кланы сменяли бы друг друга, словно бесконечная карусель6. Менялись бы династии, множились поколения. Но в глубинах моря до сих пор звучала бы русалочья песня.
5 你方唱罢我登场 (nǐ fāng chàng bà wǒ dēngchǎng) — ты только закончил петь, и я поднялся на сцену (обр. в знач. сменяться один за другим).
6 走马灯 (zǒumǎdēng) — букв. фонарь скачущих лошадей. Фонарь со свечой и маленькой каруселью внутри, которая вращается от движения разогретого воздуха (обр. в знач.: мелькать, сменять друг друга, калейдоскоп меняющихся событий).
Янь Цюшань вновь видел перед собой призрачный остров. Если бы тогда они сумели изловить этого преступника, Иньи, и сопровождавшую его марионетку, они бы уничтожили жемчужины и разрушили остров. А после пригласили бы людей из комитета по охране окружающей среды для очистки прибрежных вод от токсичных отходов. Они связались бы с Отделом восстановления и нашли бы опытного специалиста, чтобы тот прочитал людям убедительную лекцию о вреде подводного мусора. А потом, «Фэншэнь» с чистой совестью отправились бы на заслуженный отдых.
И Чжичунь до сих пор был бы его Чжичунем. Он возился бы с оперативниками и время от времени возвращался к клинку, чтобы восстановить силы. Большую часть времени он бы выглядел как обычный человек, они бы спорили о способах приготовления яиц, и Чжичунь то и дело защищал бы от Янь Цюшаня своих непутевых воспитанников.
В Управлении никогда бы не появилось это абсурдное «Соглашение о полной ответственности».
«Звезда» пронеслась прямо у него перед глазами, и Янь Цюшань крепче обнял пустую куклу Чжичуня. Металл, что до этого закрывал его раны, покинул тело и превратился в пару наручников, крепко сковавших мужчине руки. Лишившись опоры, его сломанное предплечье тут же деформировалось, не успевшие зажить раны снова открылись, принеся с собой нестерпимую боль.
Но Янь Цюшань не боялся боли. Она отрезвляла, заставляя его помнить то, что сказал ему Шэн Линъюань.
Перед глазами самого Шэн Линъюаня мелькали многочисленные картины и образы, бурный временной поток подхватил его и мгновенно отбросил обратно в прошлое.
Его Величество чувствовал себя так, будто вернулся в дни своей юности. Только в этот раз он больше не питал иллюзий по отношению к «матери императрице» и не испытывал слепого восхищения «учителем».
Глава клана шаманов был жив, и Дунчуань не уничтожили. Алоцзинь всюду следовал за ним, напрочь позабыв о своих героических мечтах. В нем больше не было ненависти, и им не суждено было скрестить клинки... Старый глава хотел, чтобы у его народа было больше возможностей для развития, потому без возражений отпустил своего отважного сына в путь. Он готов был закрыть на это глаза и будь, что будет. Но каждый Новый год мятежный молодой господин возвращался в Дунчуань, получал от отца плетей и отправлялся домой ужинать.
А потом, Шэн Линъюань снес Южную башню, и сделал это за много лет до того, как создал подразделение Цинпин. И не было никого, кто захотел бы сговориться с таким посмешищем, как Вэй Юй. Он отдал императору свою печать и преклонил колени, приняв должность верного министра. Дань Ли, в конце концов, тихо ушел в отставку. А его дух меча остался целым и невредимым. Он много лет бесцельно скитался по свету, совершенствуя человеческое тело.
Сяо Цзи больше не был одинок, он не страдал, и никогда не знал ответственности. Он появился на свет бездомным, крылатым и с маленькой родинкой в уголке глаза... удивительно красивый невежда.
Шэн Линъюань терпеливо ждал, когда дух меча вырастет и поумнеет. Он смирился бы, если бы Сяо Цзи не принял его чувства. В любом случае, но мог сопровождать его вечно. Он сделал бы все возможное, чтобы прожить жизнь рядом с этим маленьким сиротой из клана Чжу-Цюэ.