Гу Юнь протянул руку к Чан Гэну и произнес:

— Ифу был неправ, договорились?

Он и представить не мог, как глубоко эти слова тронули израненное сердце мальчика. Возможно, оброненные им сейчас красивые фразы были не совсем искренними, ведь Гу Юнь то и дело не задумывался, мог ли он где-то оказаться неправ. Пусть даже иногда его совесть и брала верх над его поступками, он зачастую не понимал, где именно он был неправ. А в его внезапной снисходительности к мальчику сейчас было виновато исключительно вино.

Чан Гэн сжал его руку так сильно, словно та была единственной спасительной ниточкой, за которую он еще мог ухватиться. Плечи, где в последние дни копилось гнетущее напряжение, сбросив груз, опустились, и мальчик едва не расплакался.

Только сейчас он понял, что все это время он ждал лишь эти несколько слов: "Ифу был неправ, ифу все еще нуждается в тебе". Ему было достаточно знать, что и после смерти Сю Нян, которая всю его жизнь пыталась избавиться от него; что и после смерти Сюй Байху, с которым он даже не смог по-хорошему попрощаться, в этом мире для него все еще оставалось немного тепла... тогда он смог бы простить своего маленького ифу за все, что бы ни было.

За все прошлые ошибки. А отныне – за будущие.

И не важно, как его звали: Шэнь Шилю или Гу Юнь.

Веки Гу Юня тяжелели с каждым мгновением. Он улегся на кровати, закрыл глаза и проговорил:

— Чан Гэн, с этого момента изменится многое. Никто не может точно сказать, где он обретет собственную судьбу – иногда тебе не следует так много думать.

Чан Гэн уставился на Гу Юня немигающим взглядом. В его глазах совершенно неосознанно искрился намек на тщательно скрытую алчность. В конце концов, он с грустью признал, что Гу Юнь был прав: многое изменится, живые люди умрут, хорошие времена закончатся, родные и друзья будут вынуждены разлучиться, а чувства, столь же глубокие, как море, и столь высокие, как небеса, в конце концов, превратятся в мелеющие реки, стекающие к разным концам земли...

Исход Чан Гэна уже давно предрешен – он станет сумасшедшим.

Гу Юнь отодвинулся от края кровати и похлопал по пустому месту рядом с собой:

— Иди сюда. Завтра мы отправимся в путь. Сегодня ночью поспишь у меня.

После полуночи Чан Гэн уснул в палатке маршала Гу Юня. Кость Нечистоты, как и всякую ночь, не давала покоя – затяжные кошмары являлись один за другим. Однако теперь он чувствовал подле себя слабый лекарственный запах. Даже смутно различая границы сновидений, он ощущал себя в безопасности, а все страхи и обиды казались далекими от него.

Для Чан Гэна это была редкая ночь.

Если бы только, проснувшись, мальчишка не обнаружил, что он всю ночь обнимал руку Аньдинхоу, точно подушку, заставив ее онеметь. И ведь этим не кончилось: пока он спал, то тесно прижимался к груди ифу всем своим телом.

Бесстыдный мерзавец по имени Гу Юнь никогда не поймет горячего и чувствительного сердца маленького мальчика. И чем застенчивее вел себя Чан Гэн, тем обильнее лилось масло в огонь из рук Гу Юня. Маршал Гу решил: если этой ночью они разделили постель, значит, Чан Гэн помирился с ним, и отныне он в праве вновь начать проявлять вредный характер. Он потер свою онемевшую руку и, в качестве утреннего развлечения, решил подразнить мальчика. Похоже, что он как следует запомнит эту самую ночь, чтобы в будущем частенько напоминать мальчишке.

Неужели прошлой ночью он снова притворялся больным и слабым?!

Ранним утром Шэнь И заметил, как из палатки Гу Юня вылетел сердитый и раскрасневшийся Чан Гэн. Остаток дня тот старательно избегал любых контактов с Гу Юнем.

По пути в столицу Шэнь И верхом поравнялся с конем Гу Юня. Обернувшись к маршалу, он спросил его:

— Теперь-то все в порядке?

Гу Юнь, подобно волку с большим хвостом [2], беззаботно, с толикой гордости в голосе, ответил:

— Мелочи, он всего лишь маленький ребенок. Между нами с самого начала не было никаких обид.

Шэнь И был свидетелем того, как последние два дня Гу Юнь ломал голову и тревожился. Он ничего не ответил, лишь коротко хмыкнул.

Делая вид, что ничего не слышал, Гу Юнь издали наблюдал за спиной Чан Гэна. И вдруг он задал вопрос:

— Скажи... Могу ли я в будущем доверить ему Черный Железный Лагерь?

Шэнь И ответил сухо:

— Ты желаешь ему мучительной смерти?

Гу Юнь раздраженно выдохнул, как будто Шэнь И своим ответным вопросом вмиг испортил ему прекрасное настроение.

— Что хорошего в Черном Железном Лагере? Клянусь тебе, Цзыси, и прости за то, что я говорю тебе эти неприятные слова, я знаю, как их трудно услышать, – поделился Шэнь И. – Когда Черный Железный Лагерь был в руках прежнего Аньдинхоу – он был "оружием во имя Империи". Однако же, когда он попал в твои руки – он стал "оружием против Империи". Оружие, созданное во имя Империи, – сияющее и благоcтное, чего не скажешь об оружии, которое идет против нее.

Как только маршал осознал смысл сказанных Цзыпином слов, ленивая улыбка сразу исчезла с его лица.

Примечания:

1. 白眼狼 – báiyǎnláng – «бесчувственный и неблагодарный человек».

2. 大尾巴狼 -dà wěiba láng, dà yǐba láng – букв. «волк с большим хвостом»; обр. «кто думает о себе невесть что», «кто считает себя пупом земли», «воображала», «показной», «показушный».