5

САША

Каким-то образом мне удается сдерживать дрожь, пока Арт не выходит из комнаты, сердито хлопнув за собой дверью. Мне кажется, что я лежу так очень долго, обхватив себя руками, поворачиваясь на бок, дрожа от слез, бегущих по моему лицу. Все это намного хуже, чем я когда-либо могла себе представить. Я никогда не думала, что Артуро был частью того, что случилось с Максом, или насколько глубоко все это укоренилось. Я утыкаюсь лицом в подушку, пытаясь разобраться со своим горем, страхом и замешательством, обрести хоть какое-то спокойствие, чтобы решить, что делать.

Почему все эти семьи хотят убивать друг друга и своих собственных детей? Здесь так много насилия. Брат Макса был убит, Макс отомстил из понятной мести, а затем цикл продолжился, и кто-то решил отомстить Максу, местью, в которой Арт решил принять участие, ради денег и власти. Мой собственный отец, намеревается убить меня, чтобы скрыть свои собственные грехи. Может быть, Макс был прав, тупо думаю я, дрожа там, посреди кровати. Может быть, мне следовало убежать из этого мира как можно дальше и быстрее. С уходом Макса здесь для меня больше ничего нет, но я все равно по-настоящему в ловушке, как кролик в силке.

Может быть, мне следовало послушаться Виктора. Я представляю себя снова в Нью-Йорке, находясь эти последние недели в одиночестве в безопасном доме, охраняемом людьми Виктора, изолированной и, вероятно, в безопасности. Если бы я это сделала, был бы Макс все еще жив? Без меня, под его защитой, нуждающейся в ней больше, чем когда-либо после того, как всплыла информация о моем отце, почувствовал бы он необходимость жениться на Адриане? За ним все равно кто-то охотился бы, кто-то, с кем Арт решил работать, но, если бы не отвлекающая вечеринка и раскол в лояльности после того, как Эдо отозвал свою охрану, расстался бы Макс с жизнью? Или он был бы защищен, и ему нужно было беспокоиться только о себе?

Я сведу себя с ума, пытаясь изменить прошлое. Я знаю, что это правда. Я изо всех сил стараюсь не оглядываться в прошлое, не думать о том, что я могла бы сделать по-другому, чтобы не оказаться в том грузовом самолете или на том складе. Выбор, который я могла бы сделать. Но теперь, когда за это расплачиваюсь не только я, мне все труднее убеждать себя, что все это в прошлом. Если бы я осталась, если бы я приняла предложение Виктора о конспиративной квартире вместо того, чтобы просить Макса взять меня с собой, многое было бы по-другому. Максу не пришлось бы так стараться защитить меня, Арт никогда бы меня не увидел, и меня бы здесь не было. Но и многих других вещей тоже не случилось бы.

Никаких дневных прогулок по виноградникам, когда Макс рассказывал мне о своем детстве, никаких дегустаций вин и фильмов, пока мы ужинали вместе на диване. Я бы не почувствовала, как губы Макса скользят по моему телу, когда он прижимал меня к своему столу, или не проснулась бы с ним в его постели. Так много поцелуев и прикосновений, так много моментов, так много воспоминаний, которые все были бы потеряны, если бы я осталась, и я не могу заставить себя пожелать, чтобы они исчезли, даже если в конечном итоге мне станет хуже, чем раньше.

Изменила бы я это, если бы это изменило концовку для нас? Часть меня рада, что я не знаю ответа на этот вопрос, когда я зарываюсь лицом в подушку и даю волю слезам. Я чувствую себя опустошенной горем, раздавленной им. Почти забавно думать, что Арт угрожает мне моей собственной смертью, если я не подчинюсь ему, когда именно его действия, наконец, довели меня до точки, когда я не уверена, волнует ли меня это больше. У меня так много всего в жизни впереди, и я не думаю, что смогу прожить все это, зная, что Макс ушел навсегда.

Когда я проплакала так долго, что у меня еще больше разболелась голова, и все мои слезы высохли, я, наконец, оторвалась от кровати, одеяло теперь было испачкано слезами и кровью в дополнение к желчи, которую я выплевывала на Арта. Я чувствую легкий укол вины, зная, что менять постель придется какому-нибудь бедному домашнему работнику, но больше всего на свете я просто чувствую оцепенение. Я хочу, чтобы все это закончилось, так или иначе.

Душевая кабина такая же роскошная, как я и ожидала. Я знаю, что делает Арт, пытается показать мне альтернативу продолжению борьбы с ним, жизнь, которая соответствовала бы тому, к чему я привыкла жить у Виктора и в поместье Агости… Только на этот раз в качестве его домашнего любимца, его игрушки.

Это не то, чему я когда-либо подчинилась бы. Я чувствую отвращение к себе за то, что вообще когда-либо находила его заигрывания лестными, что я когда-либо наслаждалась его вниманием, даже если меня никогда не интересовало бы ничего, кроме случайного флирта. Я была наивна и думала, что он говорит искренне, хотя и немного властно.

Я была чертовски неправа.

Я остаюсь в душе так долго, как только могу, натирая кожу до розового цвета, включая воду настолько горячую, насколько могу это выдержать. Мне хочется кричать, хочется колотить кулаками и головой по твердым серым каменным плиткам, но я знаю, что это не поможет. Я должна держаться за те крупицы здравомыслия и мужества, которые у меня еще остались, если я собираюсь пройти через это. Если я собираюсь дать отпор и помешать Арту взять то, что он хочет.

Он достаточно ясно показал, что у него вспыльчивый характер. Если я разозлю его достаточно сильно, причиню ему достаточно боли в процессе, он может просто потерять самообладание и убить меня. Это будет не быстро, но это лучше, чем позволить ему заполучить меня. В данный момент я бы почти предпочла, чтобы он передал меня моему отцу. Я не знаю ничего, что стоило бы из меня вытягивать, и русская пуля была бы быстрее, чем быть любимицей Арта или чтобы он забил меня до смерти.

Я опускаюсь на кафельный пол душа под горячую струю, обхватывая руками колени. Я не знаю, как до этого дошло так быстро, когда я размышляла о различных способах своей смерти, находясь в незнакомом месте. Я даже не знаю, кому принадлежит этот дом, уж точно не Артуро, и я не знаю, где я нахожусь.

— Макс, — я тихо шепчу его имя, звук застревает у меня в горле, когда я прижимаюсь лбом к коленям. — Я этого не вынесу. Я не смогу.

Единственный мужчина, которого я когда-либо любила… мертв.

Когда я наконец выхожу из душа, вытираюсь насухо полотенцем и обертываюсь им, я чувствую себя оболочкой от себя прежней. Я оставляю грязное платье на полу, а свои украшения на тумбочке, возвращаюсь в спальню и останавливаюсь в удивлении.

Пока я была в душе, кровать была разобрана и застелена свежим бельем, а в ногах ее лежала стопка одежды. В передней части шкафа также висит платье, длинное и кроваво-красное, на тонких бретельках и с очень низким v-образным вырезом.

Я морщу нос, неуверенная в том, что оно там делает. Когда я подхожу ближе к кровати, то вижу записку поверх стопки одежды, написанную на толстом картоне тяжелым, резким почерком.

Эта одежда для тебя, Саша. Мы с Эдо ожидаем, что ты присоединишься к нам за ужином сегодня вечером в его официальной столовой, надев предоставленное платье. Если, конечно, ты не предпочтешь присоединиться к нам голышом.

Арт

Я беру записку, перечитываю ее еще раз, а затем сжимаю в кулаке и швыряю через всю комнату, стиснув зубы, чтобы не закричать. Все в этом приводит меня в бешенство, своеволие, то, как Арт называет Кашиани по имени, как будто Арт имеет равный статус, намек на то, что я могла бы присоединиться к ним в обнаженном виде, настойчивое требование, чтобы я надела то, что он мне подарил. Даже Макс называл Эдо Доном Кашиани, когда рассказывал мне о приеме, а позже — Эдо Кашиани, но никогда не называл его просто по имени. Это просто еще один пример того, насколько чертовски высокомерен Артуро. Сбросив маску обаяния и лести, я с каждым общением все больше и больше понимаю, почему Макс чувствовал себя именно так.

Я не хочу надевать это гребаное платье, и я определенно не присоединюсь к ним голой. Вместо этого я хватаю одежду с кровати, надевая нижнее белье, джинсы и шифоновую блузку без рукавов. Лифчик мне слишком велик, и после минутного колебания я надеваю его без него. На блузке над моей грудью есть оборка, придающая мне, по крайней мере, некоторую скромность.

Я заползаю на кровать, снова сворачиваясь в клубок, мои мокрые волосы прилипают к щекам. Измученная, я снова проваливаюсь в сон.

***

Я снова просыпаюсь от громкого стука в дверь. Я почти уверена, что это Арт пришел будить меня к ужину, и я сонно приподнимаюсь, вытирая липкие, воспаленные глаза. Моя голова все еще раскалывается, и я ничего так не хочу, как остаться в постели навсегда, но я также не хочу, чтобы он приходил и вытаскивал меня отсюда.

— Я иду! — Рявкаю я, когда стук раздается снова, на этот раз сильнее. Я подхожу к двери, распахиваю ее и, как и ожидалось, на пороге стоит Арт. На нем темно-серый костюм, мало чем отличающийся от того, в котором я видела Макса прошлой ночью, и мой желудок снова переворачивается, хотя сейчас мне нечем на него блевать несмотря на то, что мне хочется этого больше, чем когда-либо, когда я замечаю, что под ним на нем красная рубашка, почти того же цвета, что и платье, которое мне предоставили.

— Ты не одета. — Арт неодобрительно смотрит на меня свысока. — А твои волосы… Ты спала?

— Я не знаю, что еще мне можно делать. Пялиться в стену и размышлять о моей грядущей кончине? Я свирепо смотрю на него. — И я одета. Ты, конечно, знаешь разницу между одетой женщиной и обнаженной, со всем твоим опытом?

Арт ухмыляется.

— Больше, чем ты можешь себе представить. Я выебал на своем пути большую часть Европы, Саша. Уверяю тебя, я видел больше красивых женщин, раздевающихся ради меня, чем ты можешь себе представить.

— Отвратительно. — Я вызывающе вздергиваю подбородок. — Я спущусь к ужину. Но платье не надену.