10

АНА

Я прохожу три квартала, прежде чем сильная рука хватает меня за запястье, оттаскивает в сторону и лишает равновесия, а пара рук обхватывает меня за талию, оттаскивая назад.

— Лиам, отпусти меня! — Я кричу, отбиваясь от его рук, извиваясь в его хватке. — Я не хочу говорить с тобой прямо сейчас. Я не…

— Это не Лиам, куколка.

Я замираю на месте, замирая совершенно неподвижно, когда слышу знакомый французский голос, от которого у меня кружится голова.

— Александр? — Шепчу я и медленно, когда руки, обнимающие меня за талию, ослабевают, поворачиваюсь в их кругу, чтобы посмотреть в лицо мужчине, который держит меня.

Это не может быть он. Так не должно быть. Но это так. В свете уличных фонарей, ясно, как день, я вижу каждую его знакомую красивую черту: острые скулы и подбородок, орлиный нос, сияющие голубые глаза, которые я когда-то так любила.

— Пойдем со мной, куколка, — говорит он, его рука сжимает мой локоть и тянет меня в переулок. — Пока он не догнал.

— Александр, я не могу… Александр! — Я дергаюсь назад, сопротивляясь. — Я босиком. Я не могу пройти по такому переулку. Мои ноги…

— Тогда я просто понесу тебя, куколка. — Он подхватывает меня на руки, прежде чем я успеваю запротестовать, и несет через переулок на соседнюю улицу, свистом подзывая такси, когда мы выходим. — Моей маленькой куколке не нужно ходить, если она этого не хочет.

— Александр, что ты делаешь? Как тебе это удалось?

— Я последовал за тобой в оперный театр. Тсс, куколка, я знаю, о чем ты думаешь, какое слово вертится у тебя в голове. Но это не так, совсем нет. Я хотел убедиться, что ты в безопасности, что ты счастлива. И, насколько я могу судить, ты не являешься ни тем, ни другим, судя по тому, как ты рыдала на улице. Итак. — Он делает шаг вперед, когда такси подъезжает к тротуару, открывает дверцу и сажает меня внутрь, а сам садится рядом со мной. — Мы поедем в мой отель, и ты расскажешь мне, что произошло.

Я моргаю, глядя на него, ошеломленная тем, как быстро все произошло. Александр называет водителю название отеля, и мне приходит в голову, что я могла бы драться, пинать, кричать, умолять водителя вызвать полицию или выскочить из такси. Но я не могу заставить себя сделать это. Это не просто шок от того, что Александр внезапно схватил меня из ниоткуда. Дело в том, что в данный конкретный момент я не совсем рада его видеть.

Моя ночь с Лиамом превратилась из волшебной в ужасную за считанные секунды. Я чувствовала себя так, как будто была во сне, как будто между нами все было идеально. Затем я получила пощечину от того, как мало он, казалось, понимал, что действительно сделает меня счастливой и что заставит меня чувствовать себя так, словно мое сердце вырывают из груди. И теперь, сидя здесь рядом с Александром, видя его впервые за несколько недель, ощущая его прикосновения, вдыхая его аромат, я чувствую, как меня снова разрывает надвое. Я влюбилась в Лиама. Я знаю это без тени сомнения. Но когда-то я любила Александра.

Я не совсем уверена, что больше не испытываю чувств к Александру.

Мы молча возвращаемся в отель Александра. Он не задает мне вопросов и не пытается прикоснуться ко мне, пока мы не подъезжаем к тротуару, и он выходит, чтобы открыть дверцу такси. Затем он тянется ко мне, заключая в свои объятия по-свадебному. Я мгновенно переношусь обратно в парижскую квартиру, хотя мы все еще находимся в Бостоне.

Он игнорирует взгляды, которые на нас бросают, пока он идет через выложенный черной с золотом плиткой вестибюль к лифту, одни смущенные, другие подозрительные, а некоторые обожающие, как будто мы какая-то романтическая пара, только что поженившаяся, муж несет свою молодую жену в номер для новобрачных.

Совсем недавно я представляла, что выйду замуж за Лиама, хотя сейчас кажется, что прошла целая вечность. Я не могу представить, что выйду замуж за Александра. Несмотря на все мои чувства к нему, это не та динамика, которую я когда-либо представляла или та, которую, я уверена, хотела бы.

Он ставит меня прямо у своей двери, открывает ее и приглашает войти. Номер большой и роскошный, с огромной кроватью и ванной-джакузи в ванной комнате, открытой дверью, ведущей в ванную комнату, и небольшой гостиной зоной слева, рядом с балконом, с удобным диваном и лакированным журнальным столиком.

— Что думаешь, куколка? — Спрашивает Александр, видя, как я оглядываю комнату.

— Здесь прекрасно. Как… как давно ты здесь? — Я оглядываюсь на него, чувствуя, что мои пальцы начинают дрожать. Я все еще сжимаю туфли, и рука слегка онемела, как будто я не совсем уверена, что смогу еще раз разжать пальцы.

— Недолго, — неопределенно говорит Александр. — Анастасия, что произошло сегодня вечером?

Он использует мое полное имя только тогда, когда он сердит, серьезен или переполнен эмоциями. Я не уверена, что именно из этого он собой представляет, но я все равно уделяю ему все свое внимание, встречаясь взглядом с его пронзительными голубыми глазами.

— Мы с Лиамом были на свидании, — тихо говорю я. — И это было замечательно, по крайней мере, первая его часть. Но…

— Но? — Александр настаивает, и я понимаю, что он с нетерпением ждет этого. Он хочет услышать, как Лиам причинил мне боль, расстроил меня, разочаровал меня, не только ради собственного удовольствия видеть падение Лиама, но и потому, что это может означать, что я вернусь к нему. Это может быть причиной, по которой он вернет меня.

В этот момент я понимаю, что это не просто вопрос денег, собственности или гордости. Александр скучает по мне. По-своему, насколько он умеет, он любит меня. И он хочет, чтобы я была с ним не только потому, что видит меня сломленной, но и потому, что он очень сильно верит, что ему никогда не придется жить без меня.

Я заставила его поверить в это. Я обещала ему это.

— Он повел меня на балет, — шепчу я. — И с самых первых нот я не смогла, я… — Я чувствую, как мелкая дрожь проходит по мне, заставляя меня дрожать снова. — Я не могла этого вынести, я не могла, эти воспоминания, эти…

Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, прерывая слова, и Александр тянется ко мне, мгновенно притягивая в свои объятия.

— Шшш, — шепчет он. — Тише, куколка, тише. Сейчас не нужно плакать.

— Я думала, он понимает меня, — шепчу я Александру в плечо, чувствуя, как его руки обнимают меня, поглаживая вдоль позвоночника, спускаясь к пояснице. — Я думала, что он… я не знаю, зачем он это сделал, почему…

— Он не знал, куколка, — бормочет Александр. — Он не понимал. Он не видит твою душу, как вижу я, твою прекрасную, разбитую душу. Моя маленькая куколка, моя крошка, моя Анастасия…

Сейчас он что-то напевает мне, его голос с сильным акцентом, его дыхание в моих волосах, на моей щеке, а его рука блуждает по моей спине, притягивая меня ближе, в кольцо его рук, к его груди. Было время, когда я чувствовала себя здесь в безопасности, или, по крайней мере, в большей безопасности, чем когда-либо за очень долгое время. Было время, когда я хотела остаться здесь и верила, что останусь.

— Не плачь, малышка, — шепчет Александр, приподнимая мой подбородок так, чтобы он мог провести большими пальцами по моим щекам, вытирая слезы у меня под глазами, вдоль подбородка. Его руки кажутся сильными, его пальцы проводят по моим щекам твердыми поглаживаниями, и я наклоняюсь навстречу его прикосновениям, не думая об этом, не имея в виду этого.

Приятно, когда тебя держат прямо сейчас, когда к тебе прикасаются. Я погружаюсь в это, закрывая глаза, и слышу его тихий стон, когда он обхватывает мое лицо ладонями, его большие пальцы все еще скользят по моим скулам.

— Посмотри на меня, куколка, — шепчет Александр. — Посмотри на своего Александра.

Я открываю глаза, зная, что даже когда я это сделаю, он воспримет это как подтверждение его слов, что он все еще мой, что я все еще принадлежу ему. Но я не могу думать, моя голова затуманена горем, болью и замешательством, а мужчина, которого я когда-то любила, прикасается ко мне, обнимает меня, успокаивает.

Так легко попасть в это снова. Попасть в него.

— Вот и все, куколка, — шепчет он. — Я знал, что ты вспомнишь нас, как только увидишь меня снова. Я знал, что ты вспомнишь все, чем мы были друг для друга. — И затем, прежде чем я успеваю остановить его, прежде чем я могу даже вздохнуть, его руки притягивают мое лицо к своему, мои губы к его губам, и его рот опускается на мой, теплый, нежный и твердый, целуя, прогоняя боль.

Мои пальцы непроизвольно разжимаются, и туфли падают на пол.

Я должна оттолкнуть его. Я должна сказать ему нет. Но вместо этого мои руки прижимаются к его груди, к хрустящему льну его черной рубашки на пуговицах, и Александр стонет, притягивая меня ближе к себе, его рот наклоняется к моему.

— Я скучал по тебе, малыш, — хрипит он, и я чувствую это в каждой линии его тела, напряженного от желания, в твердой линии его члена, уже прижатого к моему бедру. — Я скучал по всему этому… по твоим рукам, твоим губам, твоему телу…

Его собственные руки скользят вниз, по шелку, облегающему мою талию, вниз к бедрам, когда он притягивает меня к себе. Я чувствую, как он ведет меня назад, подталкивая к кровати, и часть моего разума кричит мне, что я должна остановить его, что это необходимо прекратить, а другая часть меня помнит только Париж, помнит только нашу первую ночь в его постели, ночи, которые последовали за этим, прошептанные обещания любви и забвение о том, что я принадлежу ему, помня только то, что я верила, что он любит меня.

— Ты обещала, что не бросишь меня, малышка, — шепчет Александр, его губы касаются моих, когда он прижимает меня спиной к кровати, мягкое пуховое одеяло касается задней части моей ноги, когда моя юбка откидывается в сторону. — Но я могу простить тебя за это. Ты совершила ошибку, но ты снова здесь, в моих объятиях. Здесь, со мной…