ГЛАВА 11

ГЛАВА 10

Главная мышца у меня в груди сделалась такой неподвижной, что мне уже кажется, что это конец — мои последние мгновения на этой богом забытой земле.

Я ненавижу то, что последнее лицо, которое я увижу, будет лицо Мириам.

Я ненавижу то, что Юстус будет последним мужчиной, прикосновение которого я почувствую.

Я ненавижу то, что Данте станет свидетелем моей смерти.

Но, по крайней мере, ему не достанется моя магия. О, как же это иронично, что даже на смертном одре я умудряюсь найти что-то позитивное. Чёрт бы побрал мой оптимизм. Вероятно, если бы я была законченным пессимистом, я бы прожила дольше.

В своей следующей жизни — если реинкарнация существует — я сделаюсь циником и абсолютным скептиком. И я, мать его, больше не буду никому доверять. И я часто буду говорить "твою мать".

Я слышу, как фыркает моя пара. Он ненавидит, когда я выражаюсь.

Ох, Лор.

Раз уж я пока не потеряла сознание, я решаю поговорить с ним по нашей несуществующей связи. Я говорю ему, чтобы он не приходил сюда и не строил из себя героя. Я не стόю его мести. Однако он должен убить Бронвен и Мириам. И ещё Юстуса. А вот Данте убивать не надо, на случай, если в пророчестве Бронвен есть хотя бы доля истины.

Хотя, наверное, её там нет.

Она, вероятно, сказала это, чтобы Лор не рисковал своей шкурой, пока она решала, каким образом отправить меня в недра земли на погибель.

Ты получила то, чего желала, старая карга. А теперь умри.

Я жду, когда жизнь начнёт проноситься у меня перед глазами, но единственное, что я вижу — это розовые радужки глаз Мириам и её зрачки, которые сужаются, а затем расходятся в стороны, точно приливные волны. Почему её глаза всё такие же ясные? Я хмурюсь, потому что, хотя в моей голове темнота — причём кромешная — подземелье снова освещается золотым светом. И сверкает.

Ту-ук. Ту-ук

Я опускаю подбородок и смотрю на свою вздымающуюся грудь, которую Мириам использовала как свой холст. Когда моё сердце начало биться?

Мириам начинает напевать что-то себе под нос, а затем добавляет к пению тихие слова. Я решаю, что это часть заклинания, как вдруг она произносит:

— Фэллон, слушай меня. Слушай, но не реагируй ни на что, что я тебе скажу, потому что все остальные не знают о том, что те слова, что я произнесу в твои уши — это не заклинание.

Я моргаю.

Её ресницы так низко опущены, что касаются её высоких скул. Они чёрные и густые, и напоминают крылья ворона.

— Я освобожу твою шаббианскую магию, но мы притворимся, что мне не удалось это сделать. Сглотни один раз, если ты меня понимаешь.

Мой, пока ещё живой, пульс ударяет в шею с такой силой, что мне требуется несколько драгоценных секунд, чтобы сглотнуть.

— Мне многое нужно тебе рассказать, и я начну с твоей матери. Она не умерла. Я спасла её, но очень важно, чтобы все вокруг думали, что её больше нет.

Моё сердце замирает, а затем начинает колотиться так же сильно, как те пушки, из которых Марко стрелял в Лора на юге в тот судьбоносный день.

— Ты поняла?

Я сглатываю.

— Несмотря на то, что я так и не вышла замуж за человека, от которого родилась твоя мать, я когда-то была замужем. За первым королём фейри. Я не могу называть его имени, иначе его могут услышать, поэтому я буду звать его "К".

Я чувствую, как она начинает рисовать кровью круги у меня на груди.

— Моя мать была в ярости, но твоя пара, — когда она доходит до моего плеча, она начинает вести пальцем по завиткам, соединяя их в одну ровную линию, — он был за меня рад.

Кровавые узоры, должно быть, начали впитываться, потому что кожа под ними горит, точно она рисует на мне огнём. Но вся остальная часть моего тела... превратилась в лёд.

— Если ты не в курсе, они с "К" были близки. Твой партнёр считал "К" членом семьи, "К" был ему как дядя.

Не то, чтобы я считала Лора раскрытой книгой, но рассказ Мириам заставляет меня осознать, что мужчина, с которым я связана магическим образом, был нем, как могила. И мне придётся постараться, чтобы открыть её, когда я вернусь к нему. Мысль о том, что я могу вернуться домой, к нему, сегодня ночью, ускоряет мой и без того уже участившийся пульс.

Я обрету магию до восхода солнца.

Я смогу использовать её, чтобы сбежать из этой тюрьмы.

— Я предполагаю, что он рассказал тебе о том, что я помогла "К" организовать бунт против него? — мягкий, словно шёлк, голос Мириам заставляет меня вернуться в настоящий момент. — Но единственное, в чём я помогла ему свергнуть воронов, так это в том, что проболталась ему про воздействие обсидиана.

— Так же как вы проболтались о том, что нужно использовать шаббианскую кровь вместе с обсидианом?

Моё едкое замечание вырывается изо рта прежде, чем я понимаю, что произнесла его вслух.

Её глаза расширяются; а мои — ещё больше.

Мерда.

Не поворачивая голову, я кошусь влево и замечаю, что голубые глаза Данте прикованы к алым потёкам на моей груди. Вздох облегчения раздувает мои лёгкие, но не успевает вырваться у меня изо рта, потому что хватка Юстуса становится крепче. Данте, может быть, и пропустил мой вопрос, но не Юстус. Focá.

— Разве я не попросила тебя молчать, Фэллон? Тебе нельзя говорить. Если ты, конечно, хочешь получить свою магию и дослушать мою историю до конца.

Я сжимаю губы, справедливо наказанная её риторическим вопросом.

— Мне нельзя было рассказывать "К" о воздействии обсидиана, но я была молода и ослеплена любовью; меня опьянила та сладкая ложь, что он лил мне в уши. Я не понимала, что он использовал меня из-за моей крови. Я не понимала, что его любовь была осквернена жадностью. Но это поняла моя мать. Она угрожала приехать в Люс, чтобы расторгнуть наш союз. "К" предложил мне установить магический барьер, чтобы она не смогла вмешаться в нашу жизнь, а я, глупая девушка, прислушалась к нему и создала барьер между своей родиной и Люсом.

Мириам пристально изучает свои обездвиженные ноги, закованные в золото — её наказание за предательство своего народа.

— После того, как "К" умер, отец "Ю" стал моим тюремщиком. Он был жестоким человеком, как и его жена. И только после того, как он покинул этот мир, мать "Ю" перевела меня из его подземелья в темницу на Исолакуори. Она хотела, чтобы я исчезла. Она приставила ко мне "Ю". Он приносил мне еду и воду, хотя моему проклятому телу это не требовалось. В одну особенно суровую зиму он принёс мне шерстяное одеяло.

Её взгляд смягчился, когда она посмотрела на мужчину за моей спиной. Он же не мог ей на самом деле нравиться?

— Не пойми меня неправильно, этот мужчина презирал меня, как и всё, что я олицетворяла, но он боялся шаббианцев и беспокоился о том, что если я умру от простуды, то магический барьер исчезнет вместе со мной.

Она вздыхает.

— Мы провели долгие десятилетия, не доверяя друг другу. Как-то раз меня нашёл "А" ради одного заклинания. Я притворилась, что моё проклятие лишило меня магии. "Ю" понял, что я лгу, но не выдал меня. К счастью, у "А" были настолько ужасные отношения с его отцом, что он так и не научился рисовать наши магические знаки, иначе он мог заставить меня это сделать. Или попробовать сделать это самостоятельно.

Она добавляет ещё один завиток и ещё одну линию. Её кровь капает на мой бюстгальтер и пачкает шёлковую ткань. Я, наверное, в шоке, а может быть, моё тело распознало её кровь и понимает, что это магия, потому что меня даже не мутит.

— Множество раз я пыталась покончить с собой, но моим наказанием было то, что я оставалась в живых. Я начала думать, что как только всё моё тело сделается золотым, Котёл позволит мне перенестись в другой мир, поэтому я пожелала, чтобы моя трансформация прошла быстрее. В ту ночь мне приснился Великий Котёл. Во сне он сказал мне, что пока Регио живы, моё проклятие не будет снято. На следующий день судьба преподнесла мне "М". Точнее он появился в моём подземелье. Парень задавал мне множество вопросов, в основном о деде, перед которым он преклонялся, в отличие от отца, которого он считал недостойным. Несмотря на то, что он не говорил прямо о его свержении, я поняла, что он отчаянно желает заполучить трон. И я предоставила его ему, раскрыв местоположение магического камня. Я сказала ему, что тот, кто владел этим камнем, получал полную власть над магическим барьером.

Несмотря на то, что её радужки не белеют, её взгляд затуманивается, как у Бронвен, зрением которой завладели шаббинцы. Но в отличие от неё Мириам перенеслась в свои воспоминания из прошлого.

— Будучи в отчаянном положении, он согласился на сделку со мной и перенёс меня под Исолакуори. На камне не было никаких отметин, но я нашла его. Разве я могла забыть свою вторую самую большую ошибку? Я сказала ему вытащить камень из стены, и поскольку он жаждал власти, он это сделал. Когда он выдолбил его из стены, земля начала сотрясаться. Землетрясение оказалось таким сильным, что камень выскользнул из его рук и раскололся. Я так обрадовалась, Фэллон. Я думала, что мой магический барьер наконец-то исчез.

Её глаза отрешенно блестят, словно она перенеслась под Исолакуори с Марко Регио.

— "М" пытался отменить нашу сделку, утверждая, что камень раскололся. Но это он его уронил, поэтому я потребовала от него выполнить свою часть сделки. И поскольку моё требование — убить его отца — совпадало с его амбициями, его это устроило.

Я резко вдыхаю, что заставляет Юстуса прижать ладонь к моим губам.

— "М" бросил меня в сырые катакомбы под Исолакуори. И поскольку я была прикована к трону, он не боялся, что я сбегу. Я находилась недалеко от стены, поэтому смогла нарисовать на ней магический знак, который позволял мне слышать всё, что происходило в замке. Я узнала, что моя дочь освободила твою пару, и нарисовала знак, который заблокировал Люс. Я узнала об её беременности, а затем о том, что "А" пал.

Она сглатывает.

— Я думала, что золото расплавится и стечёт к моим ногам, так как последний Регио умер.