ГЛАВА 75
ГЛАВА 74
У меня в ушах начинается такой громкий гул, что все остальные звуки заглушаются. Я вижу, как двигаются губы Юстуса, но не слышу, что он говорит.
Данте в Глэйсе.
Мириам в Глэйсе.
— Я думала, что они в туннелях, — говорю я, наконец.
"Они покинули Люс через туннель, который вывел их прямо к бухте в Тареспагии. Антони и Маттиа только что подтвердили, что нашли на каменном полу следы, которые совпадают по ширине с троном Мириам".
Я никак не могу прийти в себя от того, что Данте улизнул прямо у нас из-под носа и покинул Люс. Он оставил свой народ, и всё ещё называет себя королём...
"Этот фейри никогда не был королём. И его едва ли можно назвать мужчиной".
— Inon, — говорит мой отец и кивает на Фиона. — Не могла бы ты его разбудить, чтобы мы... чтобы мы могли уже отправиться в путь?
Я решаю, что он имеет в виду Глэйс.
Я смотрю на огромного каменного ворона.
— Где у него входное отверстие?
— Предполагаю, что ему попали в живот.
Эрвин вытирает ладони о штаны.
— Есть какие-нибудь соображения насчёт того, как нам его перевернуть, нонно?
Юстус останавливается рядом со мной и пристально смотрит на сложенные крылья Фиона. Если бы они были расправлены, их размах был бы равен ширине всего корабля.
На худой конец, Лор мог бы потопить корабль. А в воде я уже смогу подплыть под каменную птицу. Не то, чтобы мне хотелось нырять в воды Северного моря, где, насколько я знаю, довольно зябко, но если другого решения нет...
— Вы случайно не знаете какой-нибудь руны, с помощью которой можно переворачивать предметы?
— Боюсь, что нет.
Я опускаю глаза на пол, покрытый кровью и рвотой, и морщу нос.
— Я могла бы спуститься на уровень ниже и прорезать люк в районе его живота.
— Могла бы, но у меня есть идея получше.
Он подходит к деревянному ящику и начинает тащить его в нашу сторону, но останавливается, когда крышка неожиданно открывается. Он начинает раскладывать рассыпавшиеся гвозди по отсекам, но вдруг замирает.
— Что такое? — говорю я, вытягивая шею.
Он резко поднимает голову и смотрит на воронов.
— Кто из вас убил этого фейри?
Эрвин бросает беглый взгляд на труп, находящийся внутри ящика.
— Вонзать кинжалы в сердце — не наш стиль.
И затем, указав на труп, Эрвин добавляет:
— К тому же он уже застыл и похож на бревно, а ещё дурно пахнет. Подозреваю, что он мёртв уже несколько дней.
Я подхожу ближе, но резкий запах разложения настолько сильный, что я отступаю.
— Он был вашим другом, нонно?
Плотно сжав губы, мой дед подходит к другому ящику. На этот раз он сам снимает крышку и изучает его содержимое, после чего тащит его в мою сторону.
— Кем был для вас этот фейри?
— Один из солдат, который поклялся защищать Мириам ценой своей жизни.
Он задвигает ящик между крылом и телом Фиона.
— Нам нужен ещё один.
Эрвин выполняет его поручение.
— Пока я помогаю Фэллон с заклинанием, не могли бы вы проверить остальные ящики и другие уровни этого корабля? Дайте мне знать, если найдёте смуглого мужчину с чёрными длинными кудрявыми волосами.
Похоже, мужчина, которого он попросил найти воронов, это другой фейри, которого Юстус оставил для охраны Мириам.
Он закрывает глаза и слегка качает головой.
— Есть одно заклинание, позволяющее быстро увеличить что-либо в размерах.
Воодушевление, вызванное тем, что я выучу новое заклинание, отгоняет мои мысли об убитом стражнике Мириам.
— Тебе нужно будет нарисовать стрелку, которая направлена вверх.
— И всё? Просто стрелку?
— Держи свой палец над символом, так как предмет не перестанет расти, пока ты не перечеркнёшь руну.
Я следую его инструкциям и рисую символ на дереве. И прямо перед моими весьма округлившимися глазами ящик начинает расти вверх.
— Зачёркивай! — кричит Юстус, и я резко провожу пальцами поперёк стрелки.
Я проделываю то же самое с другим ящиком, но на этот раз останавливаю его рост без напоминаний.
Я понимаю, как тихо сделалось вокруг, только когда мой отец бормочет:
— Dachrich. Невероятно.
Похоже, именно так переводится слово "докрех". И тут до меня доходит, что это первый раз, когда мой отец видит, как я творю магию.
Моё лицо сияет.
— Никто не знает символов, способных создавать свет?
— Нарисуй спираль на ладони, — подсказывает мне на этот раз мой отец. — Я видел, как Дайя однажды делала это.
Я начинаю от центра ладони и вожу пальцем по кругу, пока не дохожу до основания большого пальца. Какое-то время ничего не происходит, но затем, когда все до единой капли крови впитываются в мою руку, моя ладонь загорается.
Я опускаюсь на пол, стараясь не обращать внимания на жидкости, которые начинают пропитывать мои волосы и одежду, и залезаю под Фиона.
Когда корабль начинает покачиваться, а ящики скрипеть, я слышу крик Лора:
— Вылезай! Вылезай из-под него, пока он тебя не придавил.
"Не мог бы ты выровнять корабль, любовь моя?"
"Фэллон!"
Мне хватает трёх секунд на то, чтобы обнаружить углубление, оставленное дробью. И хотя я могу вытащить её своим мизинцем, я не хочу рисковать и пачкать обсидиан кровью.
— Мне нужна маленькая палочка.
Когда никакой палочки не появляется, я говорю:
— Или тонкое, как игла, лезвие.
Секунду спустя ко мне по полу прилетает вилка, зубцы которой сплюснуты вместе.
— Или столовый прибор.
Я хватаю свой инструмент и вставляю его выемку. Острая как бритва дробинка вылетает оттуда, врезается в мои доспехи и скатывается с них.
Через несколько секунд Фион превращается из камня в дым, затем в птицу и, наконец, в человека. Его лицо выглядит серым и напуганным; глаза обезумели. Первое, что он произносит, это имя своего друга, Кольма. Я киваю на капитанский мостик. Он снова перевоплощается в дым и вылетает наверх.
Я стою с вилкой в руке и слышу, как стонет дерево.
— Я не нашел другой труп, Росси, но я нашёл это, — говорит Эрвин и откупоривает какой-то кувшин.
— Сейчас не время для пирушки, брат, — ворчит мой отец.
— О, это не алкоголь.
Эрвин подносит к нему кувшин.
— Понюхай.
Отец вдыхает и застывает на месте. Что бы ни находилось внутри, оно заставляет его зрачки сузиться.
— Как думаешь, Росси, это кровь Мириам?
Юстус моргает, глядя на кувшин, сделанный из чёрного стекла.
— Есть только один способ проверить.
Он вытягивает руку.
Эрвин резко отводит руку, не давая ему дотянуться до кувшина.
— Говорю в последний раз, я не желаю никому из вас зла.
Эрвин приподнимает бровь, но затем, должно быть, решает, что он доверяет Юстусу, потому что наливает немного крови на ладонь моего деда. Юстус обмакивает палец в кровь, после чего разворачивается к ящику и рисует стрелку, которая направлена вниз. Ящик начинает уменьшаться и, наконец, исчезает в опилках.
Ладно, это кровь Мириам.
— Я нашёл его в ящике с дробью.
Эрвин сжимает губы, когда осознает, насколько его братья вороны были близки к смерти.
Если бы дробь попала им в сердце, а не просто в тело... Я содрогаюсь при мысли об этом.
— Не могла бы ты разбудить Кольма, inon?
Я киваю и перевожу взгляд с крови Мириам на лицо Юстуса.
Мой отец приседает на корточки, обхватывает мои лодыжки, приподнимает меня, и я вылетаю из дыры, точно игрушка из коробочки. Упёршись ладонями в палубу, я подтягиваюсь наверх, после чего поднимаю лицо к солнцу и глубоко дышу до тех пор, пока запах океана не вытесняет мрачный смрад корабля.
Операция на Кольме проходит быстрее, чем в случае с Фионом, так как он перевернулся во время падения. Мне хватает минуты, чтобы вернуть ему сначала птичье, а затем человеческое обличье. Как и у Фиона, его глаза выглядят обезумевшими и покрасневшими, но затем он замечает своего друга и, издав хриплое карканье, заключает Фиона в крепкие объятия.
На душе у меня теплеет при виде этой сцены, но затем я замечаю бледного Габриэля, прислонившегося к мачте корабля, в то время как Ифа — которую снова отлично видно — привязывает кусок дерева верёвкой к его ноге. Я подхожу к ним, сажусь на корточки и помогаю завязать крепкий узел.
— Ты счастливый, что ты иметь такие большие уши, Мориати.
Габриэль морщится.
— Они никак не помогли мне остановить падение.
Она недоуменно смотрит на него, но затем с её губ срывается смех, отчего бледные губы Габриэля изгибаются в улыбке, а у меня из лёгких вырывается лёгкий смешок. К сожалению, лучик радости, который пробрался мне в грудь, гаснет, потому что все возвращаются на палубу и уже готовы броситься обратно в сторону континента, покрытого снегом и льдом.
Я приседаю на корточки и запрокидываю голову, желая, чтобы солнце согрело мою замерзшую кровь.
Я думаю о предсказании Бронвен, в котором Лор становится железным, а его народ превращается в обсидиановые статуи. Либо Котёл ошибся — как в случае с Габриэлем — либо это ещё не конец, так как Лор не может пасть, если два его ворона находятся в безопасности Люса.
Ведь так?