Глава 36

Амелия

В канун Рождества утро выдалось холодным и серым.

Амелия и остальные нашли участок не промерзшей глины на небольшой поляне под столетним дубом, таким высоким, что казалось, его ветви упираются в небо. В полумиле за пределами лагеря их окружал густой и дикий лес.

Габриэль вырыл могилу. Земля была жесткой и твердой, но он справился. Снег на земле почти весь растаял. Небо выглядело приглушенно-серым, покрытое угольными тучами. Тяжелые мокрые снежинки осыпали их головы и плечи.

Мика нашел несколько обрезков дерева и сколотил небольшой деревянный крест.

Помолившись за душу Джерико, Мика по памяти прочитал знаменитое стихотворение Дилана Томаса.

— Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей…

Не дай погаснуть свету своему, — тихо закончил он.

Хотя у них не было ни тела, ни гроба, каждый написал записки — воспоминания, сожаления, надежды — на старомодных клочках бумаги и бросил их в землю.

Сайлас неподвижно стоял рядом с ней, сжав руки в кулаки, его лицо напоминало жесткую маску. Только глаза выдавали потерянное и тоскливое страдание. Но он был здесь. Он не сбежал. Он не хмурился, не ухмылялся, не кричал, не наносил ударов. Он оставался здесь и разделял их горе.

Амелия протянула руку и взяла его за плечо. Вложив в свои пальцы всю нежность, любовь и тепло, она предложила утешение единственным способом, который он мог принять. Он напрягся, но не отстранился.

Они молча стояли вокруг могилы. Все, кто остался, все, кто вместе прошел через ад и выбрался с другой стороны. Теперь они стали семьей. Она, Сайлас, Мика, Бенджи, Уиллоу, Финн, Селеста. Габриэль.

После того как все закончилось, Амелия и Уиллоу направились к лагерю, идя бок о бок по утоптанной в снегу дорожке. За оградой земля была крутой, а лес — диким и нетронутым. Они перешагивали через скрытые под снегом сплетенные корни, пробираясь мимо хрупких зарослей.

— Мы потеряли слишком много людей, — тихо сказала Уиллоу.

— Я знаю, — ответила Амелия.

— Мы не можем больше терять.

Ее желудок скрутило.

— Не можем.

Некоторое время они шли молча. Воздух здесь был чистым и бодрящим, совсем не похожим на затхлый, пропитанный дымом воздух Атланты. Падающий снег наметал под деревьями небольшие сугробы и гряды, покрывая белым одеялом израненную битвами землю.

Все выглядело совершенно новым. Как будто мир можно построить заново, если очень захотеть. Как будто они могут это осуществить. Она повернулась к Уиллоу.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты сделала.

Уиллоу резко посмотрела на нее.

— За что?

— Там, в торговом центре, во время пожара и крыс. Когда у меня случился приступ. Ты могла уйти. У тебя было полное право. Но ты осталась.

Уиллоу пнула камень на тропинке.

— Мика взвалил на себя всю тяжесть. Он тот, кто нес тебя, кто не отходил ни на шаг. Ты должна была его видеть.

— Что ты имеешь в виду?

— То, как он держал тебя, выражение его лица, словно Мика наблюдает за твоей смертью прямо здесь, словно это самое худшее, что с ним когда-либо случалось.

Амелия покраснела еще сильнее.

— Что ты хочешь сказать?

Уиллоу остановилась и повернулась, чтобы посмотреть на нее. Она сцепила руки на бедрах.

— Он любит тебя.

Амелия покачала головой.

— Он жалеет меня. Из-за моей болезни.

— Нет. Может, я и не слишком опытна в выборе парней, но точно знаю, что такое любовь, когда вижу ее.

Амелия потянулась к браслету-шарму под рубашкой. Она вытащила его, но вместо того, чтобы перебирать шармы, провела пальцами по кожаному шнурку, вспомнив, как Мика подарил его ей, с таким по-мальчишески восторженным выражением лица.

Мика сидел рядом с ней час за часом, пока вирус «Гидры» уничтожал ее. Мика, наотрез отказавшийся покинуть ее, державший за руку во время ужасных приступов, никогда не осуждавший и не стыдивший ее за слабость. Мика, никогда не требовавший от нее больше, чем она хотела дать. Он смотрел на нее как на человека, а не как на приз, что нужно выиграть, не как на актив, которым можно манипулировать, и не как на вызов.

Неужели это правда? Может, какая-то часть ее души уже знала это?

— Любовь — это громкое слово.

Уиллоу пожала плечами.

— Называй как хочешь. Я просто подумала, что ты должна знать. Он хороший парень. Он заслуживает счастья. Не знаю, скажет ли он тебе об этом сам.

— Из-за Габриэля.

Уиллоу закатила глаза.

— Вы люди все так усложняете. Я ничего не хочу знать об этом странном любовном треугольнике, который вы затеяли.

— Нет никакого любовного треугольника… — фыркнула Амелия.

— Эй, я не осуждаю. В любви и апокалипсисе все бывает.

— Нет, серьезно. Я просто чувствую…

— Пожалуйста, лучше не обсуждай со мной свои чувства. Финн говорит, что я недостаточно эмоционально зрелая, чтобы справиться с этим.

Амелии нужен был умный ответ, чтобы отвлечь внимание от своих раскрасневшихся щек.

— А как насчет тебя и Финна?

Уиллоу поперхнулась.

— Ты в порядке?

Она пренебрежительно махнула рукой.

— Да, конечно. Я просто… мы ничего не делаем. В смысле, мы друзья.

— Если ты уверена, — мягко поддразнила Амелия.

Уиллоу вздернула подбородок, ее волосы упали на лицо как занавес.

— Конечно, я уверена. Я ведь только что сказала это, разве нет?

Они дошли до забора и пошли вдоль него к задним воротам, которые находились ближе всего к двору. Справа от них лес прижимался к неровному склону холма. С ветвей замерзшими блестящими полосами стекали сосульки. Амелия смахнула с глаз крупные снежинки.

Когда они оказались у ворот, воздух наполнился радостными звуками смеха и детских игр, а также восхитительным ароматом, от которого желудок сжался от голода. Повара жарили оленину для рождественского ужина.

Уиллоу погладила бирюзовый шарф, обмотанный вокруг шеи. Она повернулась к Амелии и прочистила горло.

— Знаешь, ты очень нравишься Бенджи. Ты заботилась о нем и не давала ему бояться и чувствовать себя одиноким во время всего этого карантина… — Уиллоу замешкалась, словно пытаясь подобрать нужные слова. — Я не могу все испортить. Я должна поступить с ним правильно.

— Ты справишься. Так и будет.

— Ло Ло! — Бенджи позвал Уиллоу из-за забора. — Хочешь поиграть в футбол? Мистер Финн говорит, что мы тебя так отделаем, что ты не будешь знать, в какую сторону падать!

Губы Уиллоу дрогнули. Тени исчезли с ее лица.

— Я готова на все ради него.

Амелия подумала о Сайласе. О несчастном мальчике с зияющей раной под твердой, щетинистой оболочкой. Брат, которого она так и не оценила по достоинству. Но теперь могла это изменить. У нее был еще один шанс. Пока они живы и дышат, они могут измениться.

— Я знаю.

Уиллоу смотрела, как ее брат резвится в снегу, смеется и кричит, пока они с Финном пинают полусдутый футбольный мяч.

— Мы не можем просто бороться со злом. Мы должны сражаться за хорошее.

— Очень глубоко, Уиллоу.

Уиллоу смахнула челку с глаз.

— Ну все, большего от меня не жди.

— Ло Ло! — закричал Бенджи, хохоча, когда Финн набил горсть снега ему за шиворот.

— Он не должен двигаться! — зашипела Уиллоу. — Я его убью. — Она посмотрела на Амелию, нервно сжимая челюсти. Облизнув губы, она замерла, словно пытаясь придумать лучший и самый быстрый способ сказать то, что ей нужно. — Ты знаешь, что мы здесь, все мы. Чтобы нам ни пришлось делать. Мы вместе в этом.

Амелия кивнула, в горле у нее встал комок. Слова Уиллоу много значили. Прежде чем она успела ответить, Уиллоу повернулась и бросилась через ворота, навстречу своей семье.

Амелия выдохнула ледяной воздух в сложенные ладони. Ее взгляд переместился на край двора, где за одним из столов для пикника бок о бок сидели Габриэль и Мика. Они помирились.

Она искренне радовалась за них, но от этого чувствовала себя еще более одинокой. Они смогли разобраться во всем. Почему же она не может?

Мика сгорбился над старой книгой в мягкой обложке, волосы спадали ему на лоб, красивые мальчишеские черты лица застыли в задумчивости. Габриэль полировал один из своих пистолетов, каждое его движение выглядело уверенным, выверенным и сильным. В ее голове пронеслись воспоминания: страсть и огонь его поцелуя, яростная сила его взгляда, разрывающая ее на части.

В животе все сжалось, волосы на руках зашевелились. Ее кожу покалывало в том месте, где его пальцы коснулись ее руки вчера вечером после ужина. Между ними проскочила искра, похожая на электрический разряд. Он впился в нее взглядом, глубоким и ищущим. Она ушла, не зная, что делать со своими предательскими чувствами.

Теперь она переключила внимание на его лицо: гладкая бронзовая кожа, темная бородка на челюсти, полные, чувственные губы. Воспоминание о его рте, жестком и ищущем, и собственном желании в ответ, вспыхнуло в Амелии. Щеки покраснели от смущения, даже здесь, за оградой, в одиночестве.

Ее смущало и приводило в ярость то, что ее тело все еще реагировало на Габриэля, даже после всего — лжи, разбитого сердца и гнева. Как будто сердце снова ее предавало. Это несправедливо.

Неужели она будет чувствовать себя так всегда? Раньше она умела контролировать свои эмоции, подавлять каждое опасное, непокорное чувство и зарывать его поглубже. Но теперь все иначе. Она изменилась.

До «Гранд Вояджера» она жила в позолоченной клетке, безучастная и полуживая. Теперь Амелия ожила. Теперь она чувствовала все. И это причиняло адскую боль.

Мика вдруг поднял голову, поправил очки и улыбнулся ей, в его карих глазах светилось столько тепла. Он был таким безопасным, хорошим и добрым.

С Габриэлем она словно падала — напряженно, волнующе, пугающе.

С Микой было ощущение дома.

Но она не могла думать обо всем этом сейчас. Пока нельзя. Они еще не в безопасности. Далеко не в безопасности. Убежище ждало. Что они найдут? Союзников или врагов? Спасение или предательство?

Завтра они отправятся на опасное задание, чтобы вернуть ее мать. Она все еще не могла вспомнить ее лицо. Но все вернется, как только они ее спасут. Амелия должна в это верить. Она цеплялась за эту надежду, что еще может спасти хоть что-то из того, что утрачено.