— Карусель какая-то! — всплеснул руками Новиков.
— Да, действительно карусель, — подтвердил Карев, бросил карандаш на стол.
— Но вот Лёня вернулся из отпуска, попросил разрешения зайти. Прибежал. Привет от матери передал, гостинцы. Я его вот так же в кресло посадил, спросил, не передумал ли он с женитьбой. А он, пострел, и глазом не моргнул: «Мама не возражает. Если позволите, я женюсь». «Но кто с ней, извините, первую брачную ночь проводить будет? Другой лейтенант?» — спросил я его в упор. — Карев рассердился, заходил по кабинету, будто перед ним сидел не Прохор Новиков, а Лёнька Овечкин.
— А он что, товарищ полковник? — тихо спросил Прохор.
— Точно вбил я его в кресло, — успокоительно ответил Карев. — Побледнел, прикусил губу. «Извините, — говорит, — Григорий Титыч, но я не понимаю вас... Какой лейтенант? Я люблю Эрику, при чем тут другой?»
— А она не знает тебя, ведь я был у них. Говорит, не знаю никакого Лёню. И все тут.
Тогда Лёнька вспомнил, как ошалелый, подбежал ко мне и сграбастал в охапку: «Григорий Титыч, дорогой мой, Эрика, наверное, не поняла вас. Она меня зовет Алексеем».
Прохор повеселел:
— Да, товарищ полковник, как же это вы, действительно, не догадались? Не знают ведь они, что Лёня, это и есть Алексей!
— Бывает, и кочерга в лоб стреляет, — усмехнулся полковник.
— Женился-таки Лёнька на Эрике? — спросил Прохор.
— Поженились. Живут в городке. Эрика в нашем магазине работает, рекорды по спорту ставит...
— Ну, а как же мне, товарищ полковник, ведь по личному делу... — Прохор оправил китель.
— Чем черт не шутит. — Карев зашел за стол. — Может быть, и ты не Новиков, а какой-нибудь Петров или Иванов. А? — И громко расхохотался.
— Что вы, товарищ полковник, клянусь честью... И удостоверение личности вот...
— Конечно, жениться на иностранках не запрещено. Постановление на этот счет есть. Но, товарищ лейтенант, вы должны понять: мы находимся все же на особом положении и тут стоит подумать.
Несколько минут сидели молча. В кабинете — тишина. Большие часы, стоявшие в углу в дубовом футляре, четко отсчитывали время.
Прохор осмотрел кабинет.
Стол, за которым сидел Карев, просторный. Справа, на стене — карта ГДР. Границы района, входившего в обслуживание Карева, были обведены красной жирной линией.
Прохор глядел на карту и думал, как, очевидно, много приходится трудиться этому человеку, сидящему против него, чтобы укреплять связь с местным населением, наводить порядок в городе, принимать и выслушивать людей и выезжать в район. Теперь, правда, жизнь стабилизировалась, немцы хорошо трудятся и неплохо живут. А сразу после войны? Сколько было дел!
— Единственный выход, — сказал Карев, — напишите рапорт по команде, посмотрят, разберутся, может, и разрешат. Алешке разрешили.
— Понятно, товарищ полковник.
— А лучше, пока дело далеко не зашло... Вот как наш лейтенант Пузыня. Подыскал Людочку, на радиостанции работает монтажницей. Наверное, сыграют скоро свадьбу. А потом домой я его направлю. Вы с Пузыней не знакомы?
— Не пришлось, — схитрил Новиков.
— Силен лейтенант, — ухмыльнулся Карев. — Все дырки облазит, все кустики обшарит, а найдет... Сквозь землю видит... Со дна моря достанет. Пыл его приходится охлаждать.
— Строгий, — сказал Прохор.
— Может, познакомитесь? — улыбнулся уголками рта Карев.
— Не хотелось бы, — почесал за ухом Прохор. Оба рассмеялись.
— Разрешите идти, товарищ полковник?
— Отметьте пропуск в приемной. До свидания. — Карев подал руку. — Я позвоню Крапивину, замолвлю словечко. Ну, желаю хорошей службы.
Прохор повернулся и вышел из кабинета.