Изменить стиль страницы

- На что ты смотришь?

На спине Гу Мана выступил холодный пот. Он резко повернулся, не понимая, почему его сердце затрепетало от сильного страха и ужасного беспокойства. Он поднял то, что держал и сказал:

- Я... я искал девятицветную нить.

Цзян Есюэ сидел у двери и не входил. Его глаза блеснули, он посмотрел на него с улыбкой:

- Разве было трудно найти ее? Я положил ее в плохое место?

Только тогда Гу Ман немного успокоился. На самом деле, он не нашел ничего особенно впечатляющего, просто это было немного подозрительно. Он не знал, почему он вдруг почувствовал, будто его волосы встали дыбом. Вероятно, его напугал внезапный голос Цзян Есюэ.

Гу Ман сказал:

- Не совсем... Просто я увидел мемориальную доску сестрицы и... Я хотел засвидетельствовать свое почтение...

Цзян Есюэ какое-то время смотрел на него, его глаза были нежными, как весенняя ива на реке. Затем он тепло сказал:

- Большое тебе спасибо. Я уверен, что Джин-эр была бы рада услышать, что ты так внимателен.

Гу Ман облизал губы и ничего не сказал.

Из слов Цзян Есюэ можно было услышать, насколько он был привязан к своей покойной жене, что неудивительно: Цзян Есюэ был известен своей мягкостью снаружи, но сталью внутри, и никогда не отступал от своих принципов. В прошлом он настоял на женитьбе с Цинь Муджин. А потом, спустя много лет после смерти мадам Цинь, Цзян Есюэ не думал о повторном браке. Можно предположить, что он был прочно привязан к идее «один человек на всю жизнь».

Вот только с такой любовью... пыль, которую он несколько минут назад обнаружил на мемориальной доске... это действительно выглядело немного странно...

Вероятно, Цзян Есюэ в последнее время был очень занят и не поэтому не заметил этого.

- Лан-эр уже завернула свой цзунцзы, она ждет пока ты принесешь нити. Если хочешь продолжить разговор о старых временах с Джин-эр, она будет волноваться.

Цзян Есюэ приподнял бамбуковую занавеску рукой и улыбаясь сказал:

- Пошли.

- Хорошо.

Как только тростниковые листья и клейкий рис были завернуты, они поняли, что значит: «Одна цзяошу способна сломить героического человека»*. Маленькая Лань-эр любила помогать отцу с домашними делами. Она была умна, и у нее были ловкие руки, поэтому она справилась быстрее всех. Цзян Есюэ и Гу Ман - один был великим ремесленником, а второй рабом, выросшим в особняке Ваншу. Хотя их цзунцзы нельзя было сравнить с цзунцзы Лань-эр, они все же выглядели сносно.

(п.п какая-то пословица? Цзяошу – старое название для цзунцзы)

Юэ Чэньцин выглядел довольно забавно. Он был жаден до еды. В небольшой прямоугольный цзунцзы с четырьмя углами он набил восемь видов начинки: семена гинкго, мясо, колбасу, финики, яичные желтки, бобы, курицу и арахис. Он был забит до предела. Увидев это, Цзян Есюэ засмеялся, сказав:

- Твой точно развалится.

- Не развалится! Это называется восемью сокровищами цзунцзы, в особняке Юэ такие делают каждый год!

- Только хорошие повара умеют делать цзунцзы восьми сокровищ.

Цзян Есюэ терпеливо убеждал его:

- Если ты новичок, то лучше приготовить сладкие цзунцзы с клейким рисом.

- Я просто экспериментирую, разве можно научиться, не попробовав?

В результате после четырех-пяти попыток у него либо рвались листья, либо выпадала мясная начинка. В конце концов, после того как он с большим трудом связал этот цзунцзы, он получился очень толстым, со стекающим по краям рисом.

- Он развалился в ту же секунду, как ты кинешь его в кипящую воду. Юэ-гэгэ очень жадный.

Вынесла приговор Лан-эр. Все начали смеяться, когда Юэ Чэньцин с бесконечным беспокойством потянулся к своему цзунцзы и смущенно потер нос.

Вода закипела, и первая партия цзунцзы была поспешно помещена в горшок. Для варки цзунцзы требовалась определенная температура приготовления. Пламя не должно было быть слишком сильным, вместо этого их надо было томить слабом огне.

Пока они ждали, они завернули оставшийся рис и листья в цзунцзы всех форм и размеров. В дополнение к цзунцзы-подушкам, они сделали их в форме бычьих рогов и просто разных красивых формах... и даже сделали в виде традиционных бамбуковых пельменей. Но это было довольно сложно, так что Юэ Чэньцин уже устал заворачивать их.

Он вытянул шею, чтобы посмотреть:

- Когда будут готовы те, что в горшке?

Цзян Есюэ улыбнулся:

- Еще рано. Ты не можешь сидеть спокойно?

- Не могу.

- Ты завернул девять цзунцзы, ты должен принести их домой, чтобы сяоцзю* попробовал их.

(п.п сяоцзю – дядя, так Цзян Есюэ называет Мужун Чуи)

Юэ Чэньцин был взволнован, как только услышал это. Его глаза заблестели, а через мгновение он встревоженно сказал:

- Четвертый дядя ругается с моим отцом, он в последнее время всех игнорирует. Лучше не надо.

- Они снова ссорятся?

Цзян Есюэ со вздохом пробормотал:

- Этот его характер...

Покачав головой, он не стал больше говорить.

Они завернули последние цзунцзы, но их оказалось намного больше, чем они могли бы съесть. Цзян Есюэ сказал:

- Почему бы нам не поделиться ими с соседями? Здесь много одиноких пожилых людей, с плохим здоровьем. Большинство их детей погибли в годы войны с Королевством Ляо. У них нет членов семьи, которые позаботились бы они в праздники. Поскольку у нас получилось так много лишнего, отдадим им немного.

Юэ Чэньцин сказал:

- Дагэ, ты такой добрый человек.

Лан-эр застенчиво сказала:

- Сяньшэн, я тоже хочу пойти, могу я пойти с Юэ-гэгэ?

Затем Цзян Есюэ взял две бамбуковые корзины и накрыл их чистой тканью. Он был очень внимателен, выбирая только самые маленькие цзунзцы с овощной начинкой, чтобы пожилым людям было проще их есть.

- Эти с красной фасолью и начинкой из клейкого риса сделала Лан-эр. Эти сделал я.

Цзян Есюэ все выбирал и выбирал тщательно раскладывал цзунцзы. Его белые тонкие пальцы на мгновение задержались над кучей огромных цзунцзы, а затем, наконец, отстранились. Он слегка кашлянул, с некоторым смущением.

- Чэньцин, твои... и Сихэ-Цзюня.... хорошо завернуты, только они... не подходят для дарения. Так что я их оставлю.

Юэ Ченцин:

- ...

Мо Си:

- ...

Сказав это, он опустил голову, и выбрал некоторые сделанные Гу Маном. Кто бы мог подумать, что как только он положит их в корзину, Гу Ман вынет их обратно.

- Мои тоже не клади.

Гу Ман улыбнулся:

- Оставим их себе, нечего хвастаться плохой работой

Цзян Есюэ на мгновение был потрясен. Завернутые Гу Маном цзунцзы были прочными и красивыми, как можно назвать их плохой работой?

Он не мог этого понять, но Мо Си сразу заметил - Гу Ман чувствовал себя виноватым. Он был обеспокоен тем, что некоторые погибшие члены семей, были убитыми его руками.

Независимо от причины, Гу Ман всегда беспокоился о пролитой им крови.

Мо Си помолчал некоторое время, а потом подошел на своих длинных ногах к Цзян Есюэ и взял корзину из его рук:

- Я пойду с Гу Маном, нужно раздать много цзунцзы.

Закончив говорить, он схватил Гу Мана за запястье, и сказал тоном, не терпящим возражений:

- Идем.

Гу Ман:

- Э? Подожди-подожди минутку.

Разве мог Мо Си его послушать? Этот человек был высокий, сильный, упрямый и душный, как обрезанная тыква*. Гу Ман был бессилен, он успел только выхватить из своего мешочка цянькунь серебряную маску, чтобы надеть ее на лицо, прежде чем они ушли.

(п.п душный, как обрезанная тыква...какая-то идиома?)

- Зачем тебе понадобилось тащить меня с собой?

Мо Си:

- .......

Дом Цзян Есюэ находился в районе со старыми домами и узкими улочками. Тропинки были извилистыми, а улицы длинными. Мо Си сложил цзунцзы в свой мешочек цянькунь и протащил Гу Мана через множество переулков. Всю дорогу, что бы ни говорил Гу Ман, он отказывался отпускать его и не говорил ни слова.

Он отпустил Гу Мана только в конце безлюдной маленькой улицы, когда они ушли достаточно далеко от резиденции Цзян. Прежде чем Гу Ман успел уйти, Мо Си положил руку на зеленую кирпичную стену, перегородив ему путь и опустил голову, чтобы посмотреть на него.

- Я скажу тебе еще раз.

В голубых глазах Гу Мана показалось беспокойство:

- Скажешь мне что?

- Причина, по которой в Чунхуа есть такие люди, не ты, а Королевство Ляо. Ты отправлял всю важную информацию и избежал всех смертей, каких только мог.

Сказав это, Мо Си взял Гу Мана за руку. Он почувствовал, как кончики пальцев Гу Мана дрожат в его ладони, и сжал руку крепче, переплетая их пальцы.

- Больше не думай, что твои руки в крови, понял?

После этих слов, он, держа Гу Мана за руку, нежно поцеловал тыльную сторону его ладони. Под обожающим взглядом из-под его длинных ресниц напряженная спина Гу Мана начала постепенно расслабляться.

Гу Ман облизал губы, словно хотел, но в то же время не знал, что сказать. Все, что он сказал, было:

- Но я...

- Не ты.

- Но--

- Никаких «но».

- Я--

Наконец Мо Си вздохнул и прикрыл ему рот рукой. Глаза, которые смотрели на него, были полны печали и беспомощности, а также боли, которую, как ему казалось, он очень хорошо скрывал.

Мо Си мягко сказал:

- Ты лучший и всегда им был.

Гу Ман моргнул голубыми глазами, затем покачал головой.

- ...

Мо Си поднял другую руку, прижав ее к макушке Гу Мана и заставил его кивнуть.

Гу Ман был одновременно удивлен и раздражен. Его ветхое старое сердце постепенно наполнялось какой-то незрелой, болезненной жидкостью, которая разливалась по его венам и костям. Затем он лизнул ладонь Мо Си.

Застигнутый врасплох, Мо Си инстинктивно отпрянул, и Гу Ман воспользовался возможностью, чтобы вскочить и прижать Мо Си к стене. Проблема была в том, что Мо Си был намного выше него. Когда Мо Си оперся рукой о стену и обездвижил его, атмосфера и положение были очень правильными. Но как только они поменялись местами, Гу Ману пришлось смотреть на него снизу вверх. Так что это скорее было похоже не на подавление, а на... действия избалованного ребенка.

Гу Ман скривил рот от их разницы в росте. Но Мо Си никак не реагировал на то, что его прижали к стенке, а просто спокойно смотрел на него, как будто молча спрашивая: «Что ты задумал?». Осознание того, что он не сможет преподать ему урок, очень разозлило Гу Мана. Потому он просто подскочил, ударив Мо Си маской в лоб.