- ...
Гу Ман открыл рот, желая опровергнуть это, но, если подумать, эта мадам Су права. Если Мужун Лянь хотел курить, кто мог его остановить?
Гу Ман был встревожен, но ничего не мог с этим поделать, он только глубоко вздохнул, поблагодарил Су Юроу и покинул особняк мастера медицины.
На самом деле, надо сказать, что чувства Гу Мана по отношению к Мужун Ляню были очень сложными.
С одной стороны, он действительно не одобрял многие действия Мужун Ляня, а с другой, он все еще понимал сердце Мужун Ляня и не мог не жалеть его.
Отец Мужун Ляня умер молодым, а его мать, мадам Чжао, вероятно, надеялась, что он станет кем-то вроде бывшего Ваншу-Цзюня. Поэтому она полностью задушила природные таланты Мужун Ляня, настаивая на определенном пути, по которому тот должен был идти. Конец этого пути состоял в том, чтобы заставить его стать кем-то точно таким же, как его отец.
Гу Ман очень хорошо помнил, что Мужун Лянь любил техники иллюзий, когда был моложе. Он часто сидел во дворе, наполняя павильон разноцветными бабочками и рябью моря цветов.
Но мадам Чжао не позволяла такого.
- Что могут сделать техники иллюзий? Так ты сможешь быть только подкреплением для армии! Все это бесполезно! Твой отец был хорош в музыкальных техниках, а ты его сын, музыкальное развитие - это то, чем ты должен заниматься, тебе лучше не тратить время на что-то еще!
- Посмотри на Мо Си! Он так же одарен, как Фулин-Цзюнь, он талантливее и трудолюбивее тебя! Ты что, не в состоянии думать о себе?
- Мужун Лянь! Посмей еще хоть раз купить эти свитки иллюзорных техник! Веришь или нет, я порву их все!
После ежедневных побоев и ссор эти бабочки и цветы, созданные с помощью магии иллюзий, больше никогда не появлялись в поместье Ваншу. Для его матери, то, что Мужун Лянь считал красивым, было неприемлемым. Все было постыдно.
Когда мадам Чжао была еще жива, в поместье чаще всего слышали слова:
- Мужун Лянь, учись на примере своего отца, не позорь поместье Ваншу.
Он как будто жил по образу своего отца. Другим было все равно, что у него была совершенно другая жизнь, и они просто запирали его в этом образе. В тот момент, когда он делал что-то, по своему желанию, они тут же жестко пресекали все его старания, игнорируя боль, которую он чувствовал из-за того, что его мечты были изуродованы.
Если он не оправдывал ожиданий в каком-либо отношении, он получал суровый и жестокий выговор.
- Почему ты не начал как следует заниматься заклинательством?
- Ты жалуешься на усталость после столь незначительных усилий, Мужун Лянь, ты не можешь показать хоть немного прогресса!
- Ты должен лучше стараться, если ты не сделаешь чего-то сам, посмотрим, кому ты будешь нужен!
Гу Ман вспомнил, как поначалу Мужун Лянь все еще яростно спорил со своей матерью, кричал на нее в ответ и плакал, выбегая из дома.
- Но мне нравятся только техники иллюзий! Я не люблю играть на цине! Почему ты продолжаешь давить на меня? Я больше не хочу быть сыном Мужун Сюаня!
Услышав это, мадам Чжао пришла в ярость. Это был первый раз, когда Мужун Лянь был избит так жестоко. Маленький мальчик, избитый в кровавое месиво, лежал в постели, плакал и всхипывал... такой жалкий.
Гу Ман наблюдал, как он взрослел, видел, как с ним обращались, как уничтожали его увлечения, уничтожали его характер, искажали его судьбу, как его насильно превращали в копию отца.
В ходе этого процесса Мужун Лянь перешел от сопротивления к молчаливому сопротивлению, а затем к оцепенению.
В конце концов, того ребенка, который когда-то сидел в залитом солнцем павильоне, совершенно очарованный бабочками, которыми он наполнял двор, больше никто не видел. Были только плавные ноты гуциня в зале и музыка нефритовой флейты, наполняющая имперский город. В трескучий холод и лютый зной, в грустный стук капель дождя по банановым листьям, десять лет тянулись одним сплошным днем.
Все остальные говорили, что звук его циня был прекрасен, но только Гу Ман знал, что это не так. В этой музыке, исполняемой самыми драгоценными инструментами, Мужун Лянь оплакивал своих бабочек и свои цветы. Он снова и снова хоронил их.
В конце концов, Мужун Лянь изменился.
Раньше у Гу Мана не было воспоминаний, поэтому он не чувствовал, что с этим Мужун Лянем, который был пьян, находился в состоянии опьянения и постоянно курил иллюзорные наркотики, что-то не так. Но когда Зеркало Времени вернуло его детские воспоминания, он чувствовал, что все не так просто.
Другие могли не понимать Мужун Ляня, думая, что он прогнил до костей, но Гу Ман служил ему с юных лет и прекрасно знал, что Мужун Лянь определенно не собирался так гнить.
Детский опыт Мужун Ляня сделал его личность чрезвычайно скверной. Он играл грязно и использовал обманные уловки, чтобы победить своих противников. Например, когда он использовал ту пару рабов в Академии Совершенствования, чтобы вызвать жалость у Мо Си, в результате чего Мо Си был избит. Или когда он использовал Гу Мана, чтобы принудить Мо Си, заставив его проиграть ему в Соревновании по совершенствованию.
Несмотря на то, что все его действия были презренными, они ясно показывали одно:
Мужун Лянь любил побеждать.
Как Мужун Лянь мог не любить побеждать? Его с детства ругали, он стал похож на собаку, привыкшую к тому, что ее бьют. При звуке палки у него щелкали зубы и тряслось тело. Стремление быть победителем уже стало его инстинктом, и хотя его мать скончалась много лет назад, он никогда не терял этой привычки.
Но что такое Жизнь Как Сон? Это были травы, которые курили только слабые люди, которые лгали себе и другим. Любой здравомыслящий человек знал, что станет бесполезным, пристрастившись к этим наркотикам.
Так почему с характером Мужун Ляня, за те пять лет, что Гу Ман был предателем, он вдруг начал курить такой наркотик, от которого мог сгнить до костей?
И это кольцо.
Хотя назначение этого кольца неизвестно, оно вряд ли могло быть вредным. Гу Ман чувствовал чрезвычайно странную ауру от этого кольца. Он был почти уверен, что Мужун Лянь надел его на него, чтобы помочь ему.
Мужун Лянь....... Мужун Лянь......
Что знал этот человек, что скрывал, что пережил?
Гу Ман глубоко нахмурился, не в силах понять, о чем тот думает. У него только разболелась голова и он решил пока оставить этот вопрос
Был уже полдень, когда он вернулся. Как раз к обеду Гу Ман вошел в зал, но не увидел ни посуды на столе, ни человека в комнате.
Он был озадачен, когда увидел, как во двор вошла служанка с тарелкой фруктов, и Гу Ман спросил ее:
- Цзецзе*, где Сихэ-Цзюнь?
(п.п обращение к старшей женщине)
Слуги в поместье Сихэ раньше плохо обращались с Гу Маном, но многие из них знали, как приспособиться к ситуации. В последние дни Мо Си так хорошо обращался с Гу Маном, что даже слепые могли заметить это. Так как они могли не чувствовать скрытый смысл их общения?
Эта служанка тут же широко улыбнулась:
- Айо, зачем Гу-сяньшэну звать меня цзецзе? Можешь звать меня просто Сяо Су.
Гу Ман даже не успел привыкнуть к такому почетному титулу, как «Гу-сяньшэн», как служанка поставила тарелку с фруктами на стол, вытерла руки и улыбнулась, указывая:
- Он был под апельсиновым деревом во дворе какое-то время. Вы можете пойти туда, чтобы найти его. Если не найдете его там, идите на меньшую кухню.
Гу Ман встревожился:
- Меньшая кухня?
- Да.
- Что он там делает???
Автору есть, что сказать:
《Никто в семье Муронг не живет хорошо》
Мужун Лянь: Я вспоминаю о том времени, когда я впервые вышла в свет и в итоге подверглась таким словесным оскорблениям в разделе комментариев, что мне пришлось уйти, вздох, с тех пор, как я надела одежду Пин Ру, 283 ненависть, направленная на меня, почти исчезла, мое сердце действительно болит.
Чжуншан: Я вспоминаю о том времени, когда, что бы я ни делал, раздел комментариев все еще ненавидел Муронг Лянь, вздох, с тех пор, как я научился произносить речь, ненависть охватила меня целиком, мое сердце действительно болит.
Мужун Менгзе: Я вспоминаю о тех днях, когда я еще не появлялся, вздыхаю, с тех пор как я появился, меня проклинают всякий раз, когда я говорю, мое сердце действительно болит.
Мужун Чуи: Я вспоминаю те дни, когда в разделе комментариев думали, что я гонг.
Гу Манман: ???? Старший брат, Четвертый дядя, проснись, такого дня никогда не было!!!
Глава 136.
Мирные времена
Небольшая кухня особняка Сихэ была на открытом воздухе и была встроена в боковой двор, внутри которого роскошно росло старое баньяновое дерево, раскинувшее ветви цвета нефрита на весь двор.
Во дворе больше никого не было. Когда Гу Ман вошел, он увидел только стоящего к нему спиной Мо Си, который возился с печкой. Этот человек не умел готовить, но он, кажется, думал, что несколько поваренных книг могли бы оказать ему моральную поддержку, поэтому на столе стояла стопка книг с такими названиями, как «Ароматы Хуайяна» и «Рецепты Башу».
Между тем, он крепко держал в руке еще одну поваренную книгу, хмуро глядя на нее и бессознательно постукивая кончиками пальцев по столешнице.
Увидев это, Гу Ман не мог сдержать смех. У его маленького шиди была привычка: всякий раз, когда он сталкивался с трудной проблемой, он постукивал кончиками пальцев по вещам рядом с ним. Однако в последний раз он видел, как Мо Си реагировал с такой тревогой, перед битвой между двумя армиями. Он никак не ожидал, что приготовление еды так обеспокоит Сихэ-Цзюня.
- Две склянки крахмала из маниока*, ложка соли... креветки очистите и посыпьте крахмалом...
(п.п маниок - вечнозеленый многолетний кустарник из семейства Молочайные)
Мо Си взял креветку из корзины. Креветка уже была обработана рыбаком, достаточно было снять твердую оболочку с хвоста, обмазать маниоковым крахмалом и бросить на сковороду жариться.
Но тут-то и возникла проблема: Мо Си не знал, как снять оболочку.