ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Мужчина издал низкий свист, а затем улыбнулся.

— Не терпится увидеть выражение лица Порции, когда она увидит вас. Сюда, пожалуйста.

— Минутку.

Макрон достал кошелек и заплатил Торбулону, затем огляделся и указал на одну из кладовых, которая выглядела пустой.

— Пусть твои люди погрузят багаж туда.

Как только они выполнили его указания и покинули двор, Макрон достал небольшой сундучок, в котором хранились его сбережения, закрыл дверь и запер засов, а затем усадил перед ним мальчика.

— Ты будешь тут сидеть на страже, понял?

— Он ребенок, — мягко возразила Петронелла. — Ребенок с травмированной рукой. Какой из него охранник?

— С таким же успехом можно начать зарабатывать на его содержание. — Макрон достал свой пугио и протянул его ребенку, который посмотрел на оружие широко раскрытыми глазами. — Теперь, мальчик, если возникнут проблемы, ты припугнешь их и прибежишь искать меня. Как считаешь, я могу тебе в этом доверять?

Мальчик хмыкнул и кивнул, его глаза блестели от возбуждения, когда он доставал кинжал.

— Спокойно, парень! — Макрон взъерошил непокорные волосы мальчика.

— Нельзя, чтобы ты случайно зарезал своего центуриона. Держи клинок за поясом, пока он не понадобится.

Мальчик вздохнул с досадой, осторожно засунув клинок за пояс на тунике так, чтобы рукоять торчала сверху, а сверкающее острие — снизу. Затем он принял позу перед кладовой: челюсть вытянулась, плечи отведены назад, одна нога слегка выдвинута вперед.

— Только бы он не споткнулся и не проткнул сам себя, — предупредила Петронелла.

— С ним все будет в порядке. — Макрон повернулся к мужчине, который стоял в ожидании у задней двери, ведущей в "Собаку и олень", и нервно сглотнул.

Прошло несколько лет с тех пор, как он в последний раз видел свою мать, и более двух лет с тех пор, как он получил от нее лаконичный отчет, в котором она сообщила ему, что дело идет хорошо и ему пора взять на себя половину бремени.

— Пойдем. Не могу дождаться, чтобы представить тебя. — Он широко улыбнулся Петронелле. — Вы прекрасно поладите. Как только ты увидишь, что у нее золотое сердце.

Мужчина задвинул засов и толкнул дверь внутрь, переступив через край деревянной рамы. Макрон взял жену за руку и последовал за ним. Дверь открылась в короткий проход длиной в семь метров. Слева находились три кладовые, где на полках стояли амфоры с вином, а сыры, мешки с зерном и куски мяса висели на веревках, подвешенных к железным крюкам на балках, чтобы они не достались крысам и мышам. Справа находилась кухня, в центре которой горел костер, над которым стояли железные решетки и вертел для жарки. Пепел был серым, а хворост еще не был разложен для приготовления пищи на день. Угрюмая женщина лет двадцати с сильно напудренными щеками подняла взгляд от таза, в котором она стирала одежду, когда они проходили мимо, затем вернулась к своей работе.

Коридор выходил на прилавок и большое пространство за ним, заставленное столами и скамьями. Под ними лежала солома, покрывавшая почти весь каменный пол, кроме камина. В дальнем конце находилась дверь с заклепками и двумя закрытыми окнами по обе стороны, слегка приоткрытыми, чтобы пропускать свет через железные решетки. Возле правого окна пылал огонь и согревал тонкую фигуру, сгорбившуюся над восковыми табличками на одной из скамеек. Она подняла голову на звук шагов, латунный стилус в ее руке был закреплен над длинным списком цифр, над которыми она работала.

— Что такое? — отрывисто спросила она. — Кажется, я просила тебя не беспокоить меня, когда я занимаюсь счетами.

— Прошу прощения, госпожа Порция, но у вас гости.

— Не гости, — поправил его Макрон. — Семья.

Ее бровь изогнулась, когда она прищурилась в сторону теней в задней части гостиницы, а затем ее челюсть отвисла, и она выронила стилус.

— Ох…, - задохнулась она.

Макрон ухмылялся, шагая к ней с протянутыми руками. — Это все, на что ты способна, мама? После стольких лет?

Порция встала, положив руки на бедра.

— Ты мог бы предупредить меня. Было бы лучше, если бы ты сказал мне, что приедешь.

Макрон остановился на пол пути. — Я…

— И посмотри, в каком ты состоянии, — прокудахтала она. — Ты снова дрался? Я бы подумала, что ты уже слишком стар для этого. Неужели ты наконец-то надоел армии? И кто это с тобой? Какая-то девица, которую ты подцепил в Риме?

— Золотое сердце, да? — пробормотала Петронелла, достаточно громко, чтобы Макрон услышал. — Тебе лучше сразу рассказать ей обо мне.

— Конечно, — быстро ответил Макрон. Он поднял руку, чтобы прервать свою мать, но она продолжала наставительным тоном.

— Я ничего не слышала от тебя более двух лет, и теперь ты думаешь, что можешь просто заявиться сюда, ожидая теплого приема. Ну, я скажу тебе…

— Мама, пожалуйста, позволь мне…

— ….послушный сын должен был убедиться…

— Тихо! — Макрон закричал, его голос наполнил большую комнату так, что человек, который их привел, вздрогнул. — Я писал тебе, мама. Я написал, что получу увольнительную и приеду к тебе вместе с женой.

Ее глаза расширились.

— Жена?

Макрон положил руку на талию Петронеллы и легонько подтолкнул ее. Его мать слегка наклонила голову и отошла в сторону, чтобы на них падало больше света из окна. Ее стальной взгляд устремился на другую женщину, а губы сжались.

— Это Петронелла. Мы поженились два года назад в Тарсе.

— Понятно. Ну, не могу сказать, что я впечатлена, девочка моя. Ты привела сюда моего мальчика в таком виде, будто он участвовал в уличной драке. Ты должна была остановить его. Ты надела эту повязку? Она выглядит как месиво из нечистот.

Петронелла открыла рот, чтобы ответить, но Макрон вклинился прежде, чем она успела сказать.

— Мама, все было не так. На нас напали пираты на реке.

— Пираты? — Порция фыркнула. — Банальная история.

— Это правда. — Он вздохнул. — Я надеялся на более теплый прием.

На короткое мгновение воцарилась тишина, лишь звуки доносились с улицы. Затем Порция внезапно рванулась вперед, обхватила его худыми руками и уткнулась лицом в его плечо.

— Мой мальчик… мой Макрон. Наконец-то. Слава богам!

Он был застигнут врасплох, и его руки на мгновение повисли, прежде чем он обхватил ее и прижал к себе. Что-то было в ее тоне, какой-то намек на отчаяние, что обеспокоило его.

— Теперь я здесь, мама. Навсегда. И Петронелла тоже.

Порция напряглась и ослабила хватку, затем отступила назад, смахнув слезы руками, и посмотрела на Петронеллу.

— Надеюсь, ты была хорошей женой моему сыну.

— Она такая прекрасная жена, о которой мужчина может только мечтать, — сказал Макрон. — Ты убедишься в этом сама, как только вы узнаете друг друга получше.

— А она сама за себя не может сказать?

— Я могла бы, — мило улыбнулась Петронелла, — при условии, что мне удастся вставить хоть слово.

Порция на мгновение вздрогнула от возмущения, и Макрон испугался, что она может разразиться вспышкой ярости. Но вместо этого она вдруг откинула голову назад и захихикала.

— Значит, у нее есть немного смелого духа! Хорошо, он ей понадобится, чтобы справиться с нами обоими.

Она жестом указала на скамейку по другую сторону стола, за которым она работала.

— Садитесь туда.

Повернувшись к человеку, который проводил новоприбывших, она приняла более властную манеру.

— Денубий, принеси нам вина. Разожги огонь на кухне и подогрей немного тушеного мяса, затем принеси нам холодные отбивные и хлеб.

— Да, госпожа. Какое вино вы хотите?

— Возьми один из кувшинов из Галлии. Только хорошо залей его водой. И принеси еще дров для жаровни

Он кивнул и поспешил выйти из комнаты.

Макрон отодвинул скамью и усадил Петронеллу первой, чтобы она оказалась ближе к теплу поленьев, горящих в жаровне. Дым от пламени был достаточно едким, чтобы перебить доносящийся с улицы пронизывающий запах грязи, а так же привкус пота и пролитого вина и эля внутри комнаты. В комнате витал аромат вареных овощей и жареного мяса, и он почувствовал, как его желудок заурчал, когда аппетит взял верх над ним.

Когда все трое устроились на скамье, Порция обняла руками свою худенькую фигуру.

— Полагаю, возникает очевидный вопрос: как вы двое поженились? Честно говоря, я не думала, что Макрон из тех, кто женится. Откуда ты родом, девочка? Тарс?

Петронелла покачала головой, изо всех сил стараясь не реагировать на то, что ее называют девочкой.

— Я встретила вашего сына, когда служила своему старому хозяину.

— Это был Катон, мама. Мой командир. Ты помнишь его?

Порция окинула его ледяным взглядом.

— Я старая, но не выжила из ума. Конечно, я помню Катона. Как поживает дорогой мальчик? Надеюсь, жив?

— Очень даже… По крайней мере, он был таким, когда я видел его в последний раз, перед тем как мы покинули Рим.

— Значит, он не оставил тебе девушку по завещанию?

— Очевидно, нет, — резко ответила Петронелла. — Господин Катон освободил меня, чтобы я могла выйти замуж за вашего сына.

— Освободил тебя? — Порция изогнула бровь, прежде чем обратиться к Макрону. — Значит, ты влюбился в обычную рабыню?

Макрон взял руку жены и сжал ее с таким же отчаянием, как и с нежностью, пытаясь предотвратить любое выражение возмущенного негодования.

— В Петронелле нет ничего обычного, мама. Я понял это почти сразу, как только впервые увидел ее. Она честная, сильная и умная, и я люблю ее.

— Ты любишь ее. С каких это пор любовь стала уважительной причиной для женитьбы? Дал ли ее хозяин достойное приданое, когда отдавал ее замуж за тебя?

— Катон был щедрым.

— Рада это слышать. Итак, кроме упомянутых тобой качеств, чем она будет полезна для нашего дела?

— Я могу прекрасно ответить за себя, — вклинилась Петронелла. — Я умею читать, писать и работать с цифрами. Возможно, когда-то я была рабыней, но я родилась свободным человеком, и теперь, когда я снова свободна, я не буду обязана никому, кому не пожелаю. Это касается и тебя, Порция. Я буду говорить все, что считаю нужным, с кем угодно. Даже с матерью моего мужа.