ГЛАВА VIII

 

Макрона оставили одного в коровнике на следующие два дня, но на этот раз ему приносили еду и питье утром и в сумерках. Он больше не был закован в кандалы, хотя вокруг коровника постоянно дежурили четверо бриттов, и их нервная настороженность давала понять, какое наказание ждет их, если он сбежит или попытается причинить себе вред.

После того, как его вернули в загон, он упал, скрестив руки на коленях, склонив голову и не в силах больше контролировать свою дрожь. Он чувствовал перенапряжение, выходящее за рамки физических усилий. Его разум был таким же онемевшим, как и тело, и ему было трудно сосредоточиться на чем-либо дольше, чем на несколько ударов сердца, прежде чем его мысли были омрачены и заглушены первобытным страхом. Его настигали воспоминания о каждой детали событий, произошедших на эшафоте, и это пронзало его разум, как кинжал, заставляя инстинктивно вздрагивать и ахать. Сердце его бешено колотилось, пот проступал на лбу и на затылке.

К тому времени, когда наступила ночь, он уже лучше контролировал себя, встал и потянулся, прежде чем попытаться сделать легкое упражнение, чтобы расслабить мышцы и лучше подготовиться к любой участи, которую приготовила для него Боудикка. Когда его разум прояснился, ему стало очевидно, что она никогда не хотела, чтобы он умер вместе со своими товарищами. Вот почему его не трогали до последнего. Она и друиды разыграли его, убедив, что он вот-вот умрет, возможно, надеясь, что он, как Герминелл, сломается и будет молить о пощаде. Если бы это произошло, она, возможно, не остановила бы друида. Насколько он мог судить, тот факт, что он выстоял, мог быть причиной того, что решение его судьбы оставили на следующий день. Если бы они только знали, насколько он был близок к краху, насколько хрупкой была его храбрость в последний момент, когда друид поднял свой клинок. . .

Он одержал своего рода небольшую победу с минимальным перевесом.

Любое облегчение сменилось горьким гневом на Боудикку за то, что та довела его до того жалкого состояния, в котором он оказался сразу после этого. Она унизила его больше, чем предполагала. Из всех ран, которые Макрон перенес за свою карьеру, а их было немало, эта была самой страшной, хотя он не пролил ни капли крови и не перенес никакой физической боли. Теперь он знал, что находился на грани линии разлома, и что Боудикка намеревалась подтолкнуть его к этому пределу, чтобы сделать его объектом насмешек перед своими последователями. Он проклял ее за такую перспективу. В то же время он не мог не вспомнить, что когда-то они были любовниками, а потом друзьями и союзниками. Если она говорила правду о своей дочери, то в Бардее текла кровь Макрона. «Как Боудикка могла так сильно опозорить его?» - он задавался вопросом.

Гнев бурлил в его желудке и перерос в ярость. Она почти повергла его в бездонную пропасть животного страха и позаботилась о том, чтобы, когда придет время принести его в жертву, он полностью поддался своему страху и умер рыдающим трусом на глазах у своих врагов.

- Этого не произойдет, - яростно пробормотал он про себя. - Я запрещаю это.

Его сердце наполнилось новой решимостью, и он активизировал упражнения, заставляя себя работать усерднее, чем в течение многих лет. Время от времени кто-нибудь из охранников заглядывал и комментировал на своем языке или смеялся над его действиями. Возможно, они уже знали о его судьбе и были удивлены тщетностью его усилий. Он не заботился этим. Все, что имело значение - это быть готовым ко всему, что произойдет дальше, и встретить это так, чтобы сохранить честь свою и Рима.

Через два дня после казни пленных повстанцы свернули лагерь и приготовились наступать в направлении Лондиниума. Жаркая и сухая погода продолжалась, и среди последователей Боудикки царило явное волнение, как будто они отправлялись на государственный праздник, подобный тому, который Макрон пережил в Риме в детстве, когда большая часть населения покинула город, чтобы насладиться зрелищем, в котором гладиаторы¹⁷ сражаются в соперничающих флотах ¹⁸ на одном из близлежащих озер. Воины и их семьи упаковали свое имущество в повозки и ручные тележки. Многие были дополнительно отягощены вещами, которые они украли из Камулодунума до того, как пожар поглотил колонию: предметы мебели, прекрасные кубки, чаши и посуда, тюки с тканью, украшения, одежда, кувшины с вином и консервированные продукты, включая гарум, который был столь же высоко ценим бриттами, сколь и римлянами. Затем было оружие и доспехи, взятые у мертвых римлян, которые теперь с гордостью носили новые владельцы.

И только когда войско начало уходить, Макрона вытащили из хлева и заставили стоять возле колесницы иценов, а его руки снова были скованы. Длинный трос был прикреплен к короткому железному стержню между его запястьями, а другой конец привязан к одному из столбов в задней части колесницы. Когда фургоны вокруг него были загружены, он узнал большую палатку, которую Боудикка забрала себе, поскольку она была сложена и уложена над столом, стулом и табуретками, которые он видел в ночь перед казнью. Он увидел группу воинов, устанавливающих штандарт Девятого легиона на платформе другой повозки. Древко удерживалось на месте простой деревянной рамой, а вокруг него были сложены головы римлян, в том числе и недавних пленников.

Через некоторое время он собрался сесть, но охранник сердито закричал и ударил его ногой в бок, жестом приказав ему встать на ноги.

- Хорошо, солнышко, - ответил Макрон. - Это упражнение пойдет мне на пользу.

Боудикка и ее дочери появились впереди остальной ее свиты и воинов в синих плащах, служивших ее личными телохранителями. Макрон нарочно устремил взгляд на проходившую мимо Бардею, но девушка не удостоила его даже взгляда. Пока ее дочери садились на другую колесницу, Боудикка подошла к Макрону и холодно посмотрела на него.

- Ты на поводке, как паршивая собака…

- Тогда будь осторожна, я кусаюсь.

- Я в кратчайшие сроки приручу тебя, центурион Макрон. Будешь есть из моей руки и переворачиваться на спину по моей команде.

- Я ни перед кем не отступлюсь. Не говоря уже о какой-то варварской ведьме и ее сброде из землепашцев.

- Ты хочешь меня спровоцировать, - Боудикка рассмеялась и указала на руины Камулодунума и повозку со штандартом с орлом. - Неплохая работа для сельского сброда. А мы ведь только начали унижение Рима и вашего императора. Теперь слухи о ваших поражениях быстро достигнут сердца вашей империи. Мне бы хотелось быть там и стать свидетелем того момента, когда Нерон узнает, как колония, основанная его отцом, была разрушена, а ее ветераны уничтожены вместе с людьми Девятого легиона. - Ее лицо озарилось торжествующим блеском. - Интересно, что произойдет, когда поступят новые новости о разграблении Лондиниума и уничтожении оставшихся легионов, оккупировавших Британию?

- Цыплят не считай заранее, как у нас говорят.

- Мне не о чем беспокоиться на этот счет. Андрасте принесены кровавые жертвоприношения, и друиды прочитали знаки. Впереди мой народ ждут великие победы. Андраста указала нам.

- Я уверен, что Юпитер Наилучший Величайший, найдет что сказать по этому поводу.

Выражение ее лица потемнело.

- Посмотрим. Или, по крайней мере, это сделаю я. А вот ты не доживешь до того дня, чтобы стать свидетелем исхода нынешних событий.

Макрон почувствовал, как у него ускорился пульс.

- Какую судьбу ты для меня предрешила? Быть принесенным в жертву, как мои товарищи?

- Принесенным в жертву, да. Но по-другому.

Она повернулась и забралась на колесницу, к которой был привязан Макрон, в это же время бриттский воин, раздетый до пояса, вскочил впереди нее и сел верхом на ярмо. Он взял поводья и повернулся к своей царице, и она кивнула ему.

- Хэй! - - крикнул он, щелкая поводьями, и блестящие черные лошади двинулись вперед.

Боудикка схватилась за одну из плетеных боковых панелей, чтобы удержаться на ногах, выпрямившись на ложе колесницы, где ее люди смогут ясно видеть свою царицу, когда она и ее свита присоединятся к широкой колонне, идущей на запад через залитую солнцем местность. Макрон поспешил на несколько шагов, чтобы не отставать и позволить себе немного ослабить привязь. За ними ехала колесница с дочерьми Боудикки, затем ее знать верхом на лошадях, перед скромным обозом, а позади ехала повозка с ее ужасными трофеями. Ее телохранители выстроились по обе стороны процессии, чтобы не дать другим повстанцам и их повозкам помешать продвижению царицы, пока она направлялась к авангарду. Отряды воинов, некоторые верхом, другие на колесницах, но все же в большинстве своем пеших, шли впереди. Многие из них были оснащены римскими доспехами и оружием, а их полированные шлемы блестели на солнце.

Оставшуюся часть дня орда двигалась по холмистой местности, к ней присоединялись отдельные лица и небольшие группы, прибывшие с севера и запада, чтобы пополнить ряды восставших. Там было так много женщин и детей, что Макрону было трудно оценить боевую мощь отряда Боудики. Они миновали несколько вилл, жители которых лежали мертвыми и раздетыми. Столбы дыма застилали ясное голубое небо. И всегда к колонне, которая выглядела для Макрона все меньше и меньше похожей на армию, марширующей к победе, а больше на миграцию целого народа, добавлялось все больше добычи – запасы зерна, а также скота, овец и свиней.

К тому времени, когда Боудикка в конце дня отдала приказ разбить лагерь, он подсчитал, что они преодолели не более тринадцати, а то и двенадцати километров. Плохая попытка, и он утешался медленным продвижением. При таких темпах им потребуется несколько дней, чтобы добраться до Лондиниума, жители которого будут заранее предупреждены, чтобы большинство из них сбежало задолго до того, как в город прибудут первые мятежники. Он знал, что его матери не хотелось бы покидать гостиницу и другие предприятия, которые она создала с тех пор, как там поселилась, но верил, что Петронелла убедит ее бежать. У Порции будет время собрать свои сбережения и ценные вещи, и у обеих женщин окажется достаточно времени покинуть Лондиниум в поисках безопасного убежища. Предпочтительно в Галлии. Даже если он больше никогда их не увидит, его успокаивала мысль, что они смогут пережить приближающуюся бурю. Если повезет, у его матери будет достаточно серебра, чтобы начать новый бизнес, когда восстание закончится.