Ближе к вечеру дождь сменился легкой моросью, и среди облаков появились яркие пятна, когда солнце попыталось пробиться сквозь них. Самая высокая точка перевала проходила недалеко от подножия длинного участка скал, и Катон настороженно следил за высотой, пока когорта приближалась к вершине склона. Он увидел, как над ними появилось несколько фигур, а мгновение спустя в проезжавших мимо конных ауксиллариев был брошен залп мелких камней.

- Щиты вверх! - предупредил Катон и ткнул пальцем в сторону вершины скал. Камни приземлились и глухо ударились о колючие кочки травы слева от них. Некоторые всадники свистели и издевались над врагом, поскольку новые камни не долетали до римлян. Впереди Катон мог видеть, что скалы вырисовывались почти прямо над тропой там, где она доходила до вершины перевала. Это могло быть опасным, если бы противник планировал устроить засаду.

- Держите щиты поднятыми! - приказал он.

Туберон сблизился с ним. - Хотите, чтобы я взял с собой несколько человек, чтобы разобраться с этой толпой, господин?

Катон отверг эту идею. - Нет смысла. Они уйдут на возвышенность задолго до того, как вы сможете туда подняться. Кроме того, это лишь замедлит дело, и вы можете себе представить, что скажет на это Светоний. Проигнорируем их. Еще несколько мертвых декеанглиев ничего не изменит.

Туберон выглядел разочарованным.

- Я думал, эта кампания излечила твою жажду крови, центурион.

- Просто хочу выполнить свой долг и дать бой врагу, господин.

- Мы победили врага на Моне. Эта группа – всего лишь остатки. Кроме того, при нынешних обстоятельствах тебе еще придется сражаться за свою жизнь, когда мы выступим против Боудикки. Тебе следует сосредоточиться на том, чтобы сохранить для этого свою смелость и силы, а не тратить их на какую-то бессмысленную стычку с кучкой земплепашцев посреди холмов.

- Да, господин, - тон Туберона стал более сдержанным, и он позволил своему коню отступить, чтобы присоединиться к голове когорты.

Катон почувствовал знакомое напряжение, когда они приблизились к узкому месту между скалами. Над ними не было никаких признаков движения, но ему все же приходилось сопротивляться искушению дотянуться до ремешка овального щита, свисающего с переднего рога его седла. Несмотря на дождь, топот конских копыт эхом отражался от скал, возвышавшихся по обеим сторонам, и шум был тревожным, поскольку Катон старался уловить любой звук голосов. Ему казалось, что он уловил обрывки родной речи в ветре, дующем через щель, но их было слишком мало и слишком слабо, чтобы быть уверенным, что это было нечто большее, чем воображение, испытывающее его переутомленный и тревожный ум.

Он прошел через скалы без происшествий и, оглянувшись назад, увидел, что горстка вражеских воинов, которые ранее бросали камни в его людей, исчезла, возможно, в ожидании преследования, которое Туберон так стремился начать. Перед ним дорога зигзагообразно спускалась к участку плоской земли, а затем исчезла из виду за дальним краем. Дождь усилился, подхваченный резким ветром, еще сильнее, чем они пережили ранее за день. Он сгорбился в промокшем плаще и вложил левую руку за его складки.

Пока он ехал, он пытался отвлечься от острого дискомфорта дневного перехода, обращая свои мысли к восстанию бриттов, угрожавшему богатым землям юга провинции. Немногие города и менее крупные поселения имели гарнизоны римских войск для защиты и могли стать легкой добычей для Боудикки и ее последователей. Не говоря о том, что из тех, кто находился в гарнизонах, были отобраны лучшие люди для службы в армии Светония. Оставшиеся люди были самыми старыми, наименее опытными и наименее подготовленными, и Катон сомневался, что они выдержат серьезный бой. Наилучшей надеждой для тех, кто оказался на пути орды Боудикки, было то, что Второй и Девятый легионы быстро двинутся, чтобы преградить путь повстанцам, или, по крайней мере, дать своим разведчикам повод доложить Боудикке и заставить ее продвигаться более осторожно и таким образом задержать ее подход к Лондиниуму.

Его разум снова был наполнен мыслями о тех, кого он любил, и он еще раз помолился богам, чтобы у них хватило здравого смысла покинуть Лондиниум и отступить в безопасное место или сесть на корабль в Галлию, где он мог бы найти их, когда – если – восстание будет подавлено.

Они подошли к Кановиуму в сумерках, как раз в тот момент, когда дождь наконец утих и превратился в тихую морось, украшающую плащи влажной россыпью людей и гривы их лошадей. Впереди текла река, кувыркаясь по камням справа от них, прежде чем вылиться в широкий плавный поток, петлявший через холмы слева. Они прошли немногим более тридцати километров, с разочарованием прикинул Катон. Если погода и плохое состояние путей сохранятся, может пройти целых двенадцать-пятнадцать дней, прежде чем колонна достигнет Лондиниума.

Буцина прозвучала из-за частокола, когда колонна приблизилась к броду напротив форта снабжения, и мгновение спустя люди из гарнизона выстроились вдоль частокола и взобрались на деревянные башни. Катон одобрительно кивнул сам себе. Командир форта явно был человеком, который играл осторожно. И он должен был играть по таким правилам, в самом сердце территории декеанглиев. Вопрос «Кто идет?» слабо раздался над водой, омывающей гальку брода, и Катон поднес руку ко рту, чтобы объявить их личности, хотя они наверняка были достаточно близко, чтобы в них можно было признать римлян. Он двинул лошадь в воду, которая плескалась вокруг копыт животного, пока оно направлялось к дальнему берегу, сопровождаемое остальной частью колонны.

Центурион-ауксилларий появился из мрака под надвратной башней и отдал честь, пересекая ров, чтобы поприветствовать Катона.

- Центурион Раминий, господин. Вы выбрали прекрасный вечер, чтобы навестить нас. - Он наклонился в сторону и взглянул мимо Катона. - Это командующий там сзади?

Катон кивнул. - И он не в лучшем настроении.

- Я могу представить. Это дело с Боудиккой всех взбудоражило.

- Значит, и вы слышали новости?

- Имперский курьер очертил все вкратце, пока менял здесь лошадей два дня назад. Все выглядит серьезным, господин.

Он замер в ожидании дальнейших подробностей, но Катон мало что мог добавить, да и в любом случае он устал и ему нужно было позаботиться о своих людях. Он отвел лошадь в сторону и жестом указал Туберону и остальным на открытые ворота.

- Колонне понадобится корм для скакунов и трехдневный походный паек.

- Да, господин.

- И ужин на сегодняшний вечер. Было бы хорошо, если бы гарнизон об этом позаботился. Я хочу, чтобы мои люди как можно лучше отдохнули, прежде чем мы уйдем на рассвете. Катон указал большим пальцем на Светония. - Я бы сделал все возможное, чтобы пропретору было комфортно.

Центурион кивнул, понимая суть дела. - Я распоряжусь немедленно очистить мое помещение.

- Сделай это и убедись, что ты непосредственно позаботишься и о других наших нуждах.

Они обменялись приветствиями, и командир гарнизона уже собирался развернуться и уйти, когда Катон остановил его.

- Постой. Твои люди сохраняют бдительность и достаточно быстро оказались на своих позициях. Есть ли здесь в округе какие-нибудь признаки беспокойства?

- Ничего, с чем мы не смогли бы справиться, господин. В последние несколько дней несколько отрядов вражеских всадников вели наблюдение за аванпостом. Попыток нападения не было, но я держал людей под рукой на всякий случай.

- Очень мудро.

- Будет ли что-нибудь еще, господин?

- Нет. Лучше заняться выполнением распоряжений немедленно, - ответил Катон.

Центурион рысью пробирался между лошадьми, возвращаясь в форт. Он уже кричал, раздавая соответствующие приказы. Катон посмотрел на колонну всадников, пересекшую брод и змеившуюся вверх по склону, уже растворяющуюся во мраке с приближением ночи.

Кановиум был одним из крупнейших фортов-складов на линиях снабжения, ведущих обратно в крепость Дева. Поскольку кампания подходила к концу, внутри ее валов было достаточно места для размещения дополнительных лошадей и людей, причем последние могли даже укрыться в пустых сборных зернохранилищах, возведенных в центре форта. Позже, когда солдатам гарнизона принесли еду в дымящихся железных горшках, Туберон подошел к Катону в конце зернохранилища, отведенного Восьмой когорте. Один из рядовых следовал в нескольких шагах позади.

- В чем дело? - спросил Катон.

- Прошу прощения, господин, но вам еще предстоит принять решение о наказании ауксиллария Фаустина. Дезертир.

Катон взглянул на худого молодого человека с желтоватым лицом, который шагнул вперед и затопал по стойке «смирно». Увидев тревожное выражение лица человека, он вспомнил подробности. Прежде чем они покинули Мону, Туберон сообщил, что один из парней был пойман при попытке покинуть лагерь под покровом темноты. Катону было трудно поверить: куда мог дезертировать солдат на этих бесплодных, враждебных холмах? И велел центуриону подождать до более спокойного момента, прежде чем снова доводить дело до его сведения.

- Что за история, Фаустин? Тебя перехватили на линии пикетов с лошадью и запасом корма и пайков на несколько дней.

- Да, господин.

- Куда, по-твоему, ты собирался дезертировать?

- Я не дезертировал, префект. Я направлялся в Лондиниум.

- Лондиниум? - Катон изогнул бровь. - Если оставить в стороне тот факт, что именно туда мы направлялись в первую очередь, как, фурии тебя забери, ты думал, что один-единственный римский всадник сможет пройти через враждебную страну в одиночку?

- Я знал, что это будет рискованно, господин.

- Ты мастер преуменьшения, Фаустин. Пожалуйста, продолжай.

- Дело вот в чем, господин. Моя женщина в Лондиниуме с нашим первым ребенком. У нее еще один на подходе. Она живет со своими родителями. У ее отца в городе есть пекарня, но в Британии нет другой семьи, к которой она могла бы пойти и быть в безопасности от мятежников. - Слова лились в тревожном потоке, и ауксилларий быстро вздохнул, прежде чем продолжить. - Я не могу оставить их там лицом к лицу с этими варварами, господин. Я должен доставить их туда, где им не будет угрожать опасность.