Изменить стиль страницы

Глава 31

Элиас

Ощущение такое, будто Нат только что дала мне пощечину, и пару секунд я тупо смотрю на нее.

— Что?

Она закатывает глаза.

— Я сказала, Михаил…

— Я знаю, что ты сказала. — Мысленная картина Натальи с Ником вызывает у меня желание выцарапать себе глаза. — Я этого не допущу.

Я должен был это предвидеть. Он из братвы, подходящая кандидатура и идеально подходит по возрасту для Натальи. Русские редко подбирают пары среди чужаков, и срыв помолвки с сыном пахана братвы из Филадельфии сделал ситуацию только хуже. Намного, блядь, хуже. Ник был моим самым близким другом с того момента, как я переступил порог академии.

— Всё уже решено. — Нат качает головой, отступая от меня. — Ты не можешь продолжать шантажировать моего брата, чтобы он расторгал каждую помолвку, иначе они не остановятся, пока не найдут тебя.

Шантажировать пахана братвы Гурина снова и снова — не самый лучший план, но это все, что у меня есть на данный момент.

— Ты выйдешь за Ника только через мой труп.

— Если ты не будешь осторожен, вероятно, именно это и произойдет. — Говорит она, раздражая меня еще больше. — Правда в том, что я должна выйти за кого-то замуж.

Мышца на моей челюсти сжимается, когда я понимаю, что слова, вертящиеся у меня на языке, безумны, даже слишком. И хотя в них нет никакого смысла, это единственные три слова, которые я могу выдавить из себя в этот момент.

— Выходи за меня.

Глаза Нат расширяются от шока. Она отходит от меня еще на шаг, и это не та реакция, на которую я рассчитывал.

— Ты с ума сошел?

Возможно.

— Я знаю, это звучит безумно, но…

— Никаких но. Это просто звучит безумно, точка. — Она скрещивает руки на груди, привлекая мое внимание к своему полному декольте в потрясающе красивом платье, которое на ней надето. — Нет такого мира, в котором Михаил согласился бы на то, чтобы я вышла замуж за мексиканца. — Она хмурит брови. — Это будет русский или ничего.

Я делаю шаг к ней, логически понимая, что она права, но если я не могу заполучить ее, то никто не сможет. Это эгоистично, но она принадлежит мне.

— Я хочу тебя, Наталья, — говорю, беря ее за руку, и она не отстраняется. — Не только на этот год. — Чувствую, как сердце неестественно быстро колотится под кожей, из-за чего у меня немного кружится голова. — Я хочу тебя навсегда.

Выражение ее темно-карих глаз смягчается, но она все равно качает головой.

— Как я уже сказала, мой брат никогда не согласится на это. Михаил ясно дал понять, что хочет, чтобы я вышла замуж за человека, который может возглавить братву, а ты не русский.

Я знаю, что она рассуждает здраво, но не хочу в это верить.

— Я прекрасно знаю, что я не русский, Гурин.

— Он выбрал Николая Крушева. Ему нужен русский рядом со мной.

Я знаю, что это почти неслыханно, и заставить Михаила согласиться будет практически невозможно.

— Я могу использовать информацию о происхождении вашей семьи против него, чтобы заставить его согласиться на нашу помолвку.

Выражение ее лица становится разъяренным, она делает еще один шаг назад, и я понимаю, что это были неправильные слова.

— Неужели ты ничего не извлек из всей истории между нами? — Спрашивает она, лихорадочно ища глазами что-то на моем лице.

Может быть, раскаяние?

— К чему на самом деле приводит шантаж? — настаивает она.

Я пожимаю плечами.

— Это помогло мне заполучить тебя, Нат.

Она качает головой.

— Нет, это не так. — Выражение ее лица становится холоднее. — Ты бредишь, если думаешь, что заполучил меня. — Ее глаза сужаются. — Ты заставил меня переспать с тобой, чтобы держать рот на замке. Есть огромная разница между тем, чтобы завоевать кого-то честно, и тем, чтобы взять, потому что можешь.

Я поджимаю губы, зная, что она права. Нат не выбирала меня, ни разу. Все это время я размахивал компроматом над ее головой, как лезвием гильотины.

— Не говоря уже о том, что моё разрешение использовать эту информацию против брата вбило бы клин между нами. — Она упирает руки в бедра. — Я не могу этого допустить.

Тот факт, что она вообще продолжает спор, вселяет небольшую надежду.

— Ты не будешь нести ответственность. Это помогло разорвать последнюю помолвку, так что, если ты хочешь выйти за меня замуж, то я могу заставить его слушать. — Я провожу рукой по волосам. — Решать тебе, но я уверен, что Михаил предпочел бы, чтобы единственный человек, знающий правду о братве Гуриных, был членом семьи. Кроме Финна, с которым я уже разобрался. Есть ли лучший способ убедиться, что я оставлю это при себе?

— Ты хочешь сказать, что раскроешь правду о нашей фамилии моему деду, если я скажу “нет”? — спрашивает она, делая шаг назад.

Я качаю головой.

— Нет, я бы не поступил так с тобой или твоей семьей.

Она выглядит неубежденной.

— Я не понимаю, почему тебя это так волнует. И что, что Ник — твой друг. Какое это имеет значение?

Меня охватывает ярость, потому что она не замечает чертовой правды, и это сводит меня с ума. И все же, почему бы ей не быть такой? Я ужасно обращался с ней все эти годы.

Наталья Гурин была моей с того самого дня, как я положил на нее глаз, даже если я считал, что она оказывала на меня влияние из-за ненависти. Я тянусь к ней, хватаю за руку и притягиваю к себе.

— Ты моя, — говорю я, не в силах сдержать злобный тон. Опускаю руки на ее бедра и впиваюсь в нее ногтями.

Ее глаза сужаются.

— Ты говоришь, как гребаный пещерный человек.

Я прерывисто выдыхаю. Она права. Прямо сейчас я не могу мыслить здраво. Все, о чем могу думать, — это как добиться руки моей маленькой зверушки. Она принадлежит мне, и будь я проклят, если Ник хоть пальцем её тронет. Он мудак и не станет обращаться с ней должным образом.

Я тяжело сглатываю, понимая, что сам едва ли относился к ней правильно с того дня, как мы встретились.

— Я прошу тебя выйти за меня замуж, потому что не могу тебя отпустить.

В ее глазах мелькает обида.

— Почему? Потому что тебе нравится использовать меня как игрушку изо дня в день? — Она качает головой, в глазах стоят непролитые слезы. — Ты не можешь назвать мне вескую причину, по которой хочешь жениться на мне, кроме как помешать Нику заполучить меня, не так ли?

Я знаю, что должен сказать ей правду, но меня бесит то, как сильно от этого сводит живот.

— У меня есть одна очень веская причина, и дело не в этом, bonita. — Я вытираю случайную слезинку, стекающую по ее щеке. — А в том, что я люблю тебя, Наталья.

Ее глаза расширяются, а брови сводятся в очаровательной гримасе.

— Это невозможно, — бормочет она.

Я продолжаю удерживать ее в объятьях.

— Думаю, что любил тебя долгое время, даже если мои поступки кричали об обратном. — У меня болит в груди от выражения ее лица. Это полное неверие. — Я был чертовым идиотом все эти годы, и хочу, чтобы ты поняла, что я знаю, что мне нужно потратить остаток своей жизни на то, чтобы загладить свою вину перед тобой.

Ее губы поджимаются, когда она заглядывает мне в глаза.

— Если бы ты только дала мне этот шанс.

Она отстраняется от меня и отворачивается.

— Неужели любящий мужчина стал бы шантажировать меня, заставляя расстаться с девственностью, как это сделал ты?

Из-за угла раздается грохот, и прежде чем я понимаю, что происходит, Михаил Гурин прижимает меня к стене, глаза горят убийственной яростью.

— Я убью тебя нахрен, Моралес. Мне, блядь, все равно, кто твой дядя, но ты — покойник.

Его руки адски сильно сдавливают мое горло и я понимаю, что долго не протяну, — он когтями вырвет из меня жизнь.

Наталья ахает и смотрит на брата расширенными глазами, пытаясь осмыслить произошедшее.

Я понимаю, что он убьет меня без малейших колебаний, просто по выражению его глаз. Поэтому встречаюсь взглядом с Нат в надежде, что она сможет образумить своего брата.

Наталья бросается вперед.

— Михаил, отпусти его!

Она цепляется за его огромные руки, пытаясь освободить меня, в то время как давление на шее становится почти невыносимым. Он вытягивает из меня жизнь, и если я что-нибудь не сделаю, он действительно убьет меня.

Я нахожу в себе силы ударить ногой вверх и достать огромного русского ублюдка прямо в больное место, заставляя его отпустить меня ровно настолько, чтобы вырваться. Обойдя его, я встаю на другой стороне комнаты. Расстояние — единственное, что меня спасет от него.

Наталья следует за мной.

— Ты в порядке?

Беспокойство в ее голосе и прекрасные карие глаза только усиливает жалкую надежду на то, что она, возможно, чувствует то же, что и я.

Я киваю в ответ, делая длинные судорожные вдохи кислорода в легкие.

— На мгновение я подумал, что мне конец.

Она кладет руку мне на плечо, притягивая мой взгляд к себе.

— Это было близко к тому.

Безошибочный щелчок взводимого курка позади заставляет наши глаза расшириться, и мы поворачиваемся лицом к ее брату. Михаил смотрит на меня так, будто жаждет крови, и направляет пистолет прямо на меня.

— Никто не шантажирует мою семью и не остается в живых, чтобы рассказать об этом, — рычит он. — Нет причин, чтобы я не всадил пулю тебе в череп прямо сейчас. — Его ноздри раздуваются, когда он подходит ближе. — Ты осквернил мою младшую сестру, и я ни за что не позволю тебе жить после этого.

Он подслушивал наш разговор Бог знает сколько времени, и упоминание Нат о том, что я шантажировал ее, чтобы она отдала девственность, стало последней каплей. Из всех возможных способов умереть, о которых я думал, это был не тот.

Несмотря на то, что с рождения являюсь частью безумного преступного мира, я никогда не смотрел смерти в лицо так, как сейчас.

— Михаил, опусти пистолет, — призывает Нат, вытянув руки перед собой и глядя на него широко раскрытыми глазами. — Нет необходимости в насилии.

Он рычит, и его темные глаза переходят с меня на нее.

— Не смей защищать эту змею. Я все слышал. Он шантажировал нас обоих, и я этого не потерплю. — Он дергает головой, и смотрит с отвращением на свою сестру. — Как ты вообще можешь вставать на его защиту, когда он шантажом заставил тебя переспать с ним?