Я оглядываюсь на него.

— Нет, большинство людей не настолько глупы, чтобы бросать мне вызов.

Ник хлопает меня по плечу.

— Давно пора было воздать этой крысе по заслугам.

Я вхожу в кафетерий, и у меня такое чувство, что сегодня мой счастливый день, потому что Наталья Гурин направляется прямо ко мне.

Сначала я поставил труса на место, а теперь могу унизить своего маленького питомца.

Она не замечает меня, поскольку болтает с Адрианной, и идет прямо мне навстречу. Ник ухмыляется, когда видит, куда устремлен мой взгляд, и все, что мне нужно сделать, — это выставить ногу перед ней. Глаза Натальи расширяются, когда она начинает падать, ее лицо мгновенно краснеет.

Смеясь вместе с Ником, я наблюдаю, как Наталья падает лицом на прямо на пол.

Адрианна тоже не сразу замечает меня. Её лицо становится разъяренным, когда она понимает, что я только что сделал.

— Ты гребаный мудак, — говорит она, бросаясь к подруге.

— Скажи это еще раз, и я прослежу, чтобы в следующий раз это была ты, Васкез.

Ее глаза сужаются, и она раздраженно выдыхает, помогая Наталье подняться на ноги.

Лицо Гурин немного покраснело после падения, и на щеке уже появился небольшой синяк.

Я ухмыляюсь, глядя ей в глаза, провоцируя её сказать что-нибудь в ответ.

Вместо этого в ее глазах просто странная печаль, которой я никогда раньше в них не видел, она отворачивается и уходит.

Все в кафетерии смеются, но по какой-то долбаной причине я чувствую укол вины, скребущий меня изнутри.

Какого черта я чувствую себя виноватым, если уже столько раз делал это и даже хуже?

Наталья Гурин заслуживает всего, что она получает, с тех пор как ее семья вырвала меня из моей жизни и затащила в эту дерьмовую страну.

— Что это было? — Спрашивает Риццо, выглядя озадаченным.

— Наталья Гурин, — говорит Ник, пожимая плечами. — Элиасу нравится держать ее в тонусе. Он всегда так делал.

Риццо, похоже, немного смущен этим, но больше не произносит ни слова, пока каждый из нас берет поднос и получает свою еду.

Возможно, я чувствую себя виноватым, потому что она даже не отреагировала, просто ушла. Наверное, моя власть над ней наконец-то пускает корни, и она принимает свое положение моей игрушки на этот год.

Я сажусь за наш обычный столик, где сплетничают Джинни и Анита.

Джинни ухмыляется.

— Отличный удар, Элиас. — Она протягивает руку, чтобы дать пять.

Я качаю головой.

— Займись своей жизнью, Джинни. — Я набрасываюсь на еду, не утруждая себя тем, чтобы взглянуть на лицо жалкой светской львицы, когда отказываюсь дать ей пять.

Она стерва, и временами я задаюсь вопросом, какого хрена не избавился от нее вместе с Анитой и Керри.

Эти двое как ее миньоны, следуют за ней по пятам.

Я замолкаю, раздраженный выражением лица Натальи, которое снова и снова повторяется в моей голове. Это мучает меня почти так же сильно, как чувство вины.

Какая мне, черт возьми, разница, насколько она расстроена?