Шэнь Цяо сказал приглушенным голосом:

– Я действительно не могу позволить себе принять извинения главы Янь. Сначала ты сказал, что тебе не нужны друзья, что этот бедный даос не годится тебе в друзья. Я принял это. Позже я спас тебя только из-за твоей тесной связи с Юйвэнь Юном, потому что мир в династии Чжоу обеспечил бы мир и во всех северных землях. Поэтому я решил, что мне не стоит заботиться о своих личных интересах, и уж тем более требовать от тебя благодарности в ответ. Теперь, когда ты здоров, цел и невредим, каждый из нас может пойти своим путем. Как глава секты Хуаньюэ, глава Янь имеет свой освещенный солнцем путь, а этот бедный даос пойдет по своему бревенчатому мостику. У этого бедного даоса в рукавах только свежий ветер, ничего нет за душой. Я не понимаю, чем заслужил такую благосклонность главы Янь, что ты снова и снова усложняешь мне жизнь? Я прошу главу Янь без колебаний просветить этого бедного даоса, чтобы он мог исправиться!

3

Он находился под сильным влиянием Ци Фэнгэ. В дополнение к этому, он был милостив и великодушен по натуре, относился к людям с великодушием и терпимостью и всегда обходился с ними только с предельной добротой и хорошими намерениями. Даже когда дело касалось тех, кто испытывал глубочайшую ненависть, как Юй Ай, который причинил ему много вреда, после того, как Шэнь Цяо преодолел свою печаль и гнев, он не скрежетал зубами днем и ночью, желая ему зла и несчастий.

Янь Уши был единственным исключением. С тех пор, как он упал со скалы, их судьбы тесно переплелись. Между ними скопилось столько доброты и ненависти, что невозможно было сказать, кто кому задолжал больше. Однако однажды укушенный змеей десять лет боится колодезной веревки*, Шэнь Цяо действительно хотел избегать его, убрать с глаз долой и с сердца вон. Однако неожиданно это обернулось против него, и он до сих пор он не мог понять – почему? В этом мире были миллионы людей, которые были более выдающимися и более красивыми, чем Шэнь Цяо, и которые находились в еще более жалком и трагически тяжелом положении, чем он. Так почему Янь Уши ухватился именно за него, отказываясь отпускать?

*(一朝被蛇咬，十年怕井绳;yī zhāo bèi shé yǎo, shí nián pà jǐng shéng) – сроднее в русском языке: обжегся на молоке – дуешь на воду.

Все эти глубоко укоренившиеся неприятные переживания накапливались в течение длительного времени, внезапно нахлынув на его сердце чувствами, похожими на обиду и печаль, которые было слишком тяжело выразить словами.

Шэнь Цяо просто-напросто чувствовал себя измученным физически и эмоционально.

Это обиженное и печальное выражение выглядело невероятно милым в глазах Янь Уши. Даже привычно восторженный изгиб его губ бессознательно перенял нежность лунного света.

Только эта нежность была настолько неощутимой, что Шэнь Цяо, естественно, не мог ее заметить.

– Как этот достопочтенный усложнил тебе жизнь? Если бы я действительно хотел усложнить тебе жизнь, то применил бы гораздо более безжалостные и жестокие методы. К чему мне отпускать такие безобидные шутки?

– Как такое можно назвать безобидным? – Шэнь Цяо был в ярости. – Прямо у всех на глазах, ты... в самом деле...

Ярость нарастала в сердце, делая его речь неуклюжей, и слова никак не шли с языка.

Янь Уши прыснул со смеху.

– Ну же, разве я не могу искупить вину? Не сердись больше. Что, если этот достопочтенный самолично приготовит для тебя миску супа в качестве извинений?

Шэнь Цяо отвернулся.

– Не нужно!

Янь Уши потащил его за собой.

– Даже если то, что я сказал ранее, ранило твое сердце, с этим уже ничего не поделаешь. Сказанные слова подобны пролитой воде – нет способа вернуть их обратно. Этот почтенный не может вести себя как ребенок и проводить дни, терзаясь запоздалыми сожалениями. Ты просветленный даосский мастер, неужели ты будешь уподобляться тем посредственным людям, что вечно помнят и беспрестанно цепляются за стародавние дела? Все говорят, что Шэнь-даочжан великодушен и терпим, и не зацикливается на ошибках и обидах прошлого. Как же получается, что именно к этому достопочтенному ты относишься по-особенному? Не та ли эта судьба, о которой слагают легенды?

– Разве что обреченная судьба*! – Шэнь Цяо рассмеялся в гневе.

*Если Янь Уши под судьбой имеет в виду предназначенных друг для друга людей, то Шэнь Цяо использует выражение (孽缘; niè yuán), которое используют для описания злой судьбы людей, которым суждено встретиться, но не суждено быть вместе из-за трагичного конца их истории.

– Будь то обреченная судьба или гармоничный союз – это судьба в любом случае, – Янь Уши не принял его слова всерьез. – Вы, даосы, постоянно говорите о следовании своей судьбе. Как же так вышло, что ты противишься естественному ходу развития событий?

– По-моему, тебя не следует звать Янь Уши.

– Тогда как меня следует звать?

– Называй себя Цзун Юли*. Несмотря ни на что, ты всегда можешь оправдать что угодно! – Шэнь Цяо усмехнулся.

*(总有理;zǒng yǒu lǐ) – «всегда найдется причина».

Янь Уши громко рассмеялся.

Шэнь Цяо силой затащили на кухню. Повар пользовался кухней днем, и там еще осталось немного свежих продуктов.

– Подожди четверть часа.

– Я не голоден, – Шэнь Цяо слегка нахмурился.

Янь Уши ответил, не повернув головы:

– Верно. Только что ты был так зол, что уже наелся этим по горло.

Шэнь Цяо поперхнулся.

Движения Янь Уши были действительно очень быстрыми. Он использовал внутреннюю силу, чтобы разжечь огонь и раздуть пламя, тем самым добившись лучшего результата, несмотря на то, что приложил лишь половину усилий. Вода быстро закипела. Рыба и паста из сырых яиц были хорошо перемешаны и замешаны в шарики, затем помещены в воду для приготовления и под конец посыпаны небольшим количеством зеленого лука и соли. Две миски обжигающе горячего супа с рыбными шариками были готовы к подаче.

Мастерам боевых искусств тоже нужно было есть и спать. Каким бы благородным ни был статус Янь Уши, во время путешествий не всегда была возможность взять с собой слуг. Таким образом, ему было необходимо уметь готовить себе еду самостоятельно. Ранее, когда они были в бегах, Шэнь Цяо уже был свидетелем его кулинарных способностей, поэтому в этот раз не был особенно удивлен.

Шэнь Цяо зачерпнул рыбный шарик и положил его в рот, и обнаружил, что он действительно был довольно вкусным. Хотя его гнев еще не полностью утих, он не мог с чистой совестью сказать, что это было невкусно, поэтому просто опустил голову и продолжил есть молча.

Внезапно другой человек протянул ему свою ложку.

– Что ты делаешь?

– Разве я не должен загладить свою вину перед тобой?

– Тогда зачем давать мне ложку? – Шэнь Цяо был в замешательстве.

Янь Уши улыбнулся:

– Только что ты расстроился из-за того что я накормил тебя. Так что теперь я позволю тебе накормить меня. У каждого из нас своя очередь. Разве это не справедливо?

– ...

Прямо сейчас он действительно хотел вылить миску супа с рыбными шариками на голову этого человека.

6

***

Хотя жизнь в секте Бися была комфортной и спокойной, время здесь все равно летело быстро.

С Чжао Чиин и другими в качестве свидетелей Шэнь Цяо позволил Юйвэнь Суну официально пройти церемонию поклонения учителю. Обучая своих учеников, он все еще продолжал свои собственные тренировки по боевым искусствам. Шли дни, и его внутренняя сила постепенно приближалась к тому уровню, на котором была в прошлом. Казалось, даже появились слабые признаки надвигающегося прорыва.

Хотя Чжао Чиин все еще беспокоилась о том, что секта Бися переживает период разрыва между зеленым и желтым*, она также осознавала, что в данный момент важнее обучать таких учеников, как Чжоу Есюэ, Фань Юаньбай и остальных, чтобы не сломать уже существующие саженцы деревьев на случай, если они не найдут свой прекрасный нефрит.

*(青黄不接;qīng huáng bù jiē) – лит. «молодые посевы еще не созрели, но старые зерна уже съедены» – метафора отсутствия/разъединения в последовательности.

В присутствии таких двух мастеров, как Шэнь Цяо и Янь Уши, ее ожидания по отношению к своим ученикам неизбежно стали выше, а требования более строгими. Все могли лишь горько плакать и молить Юэ Куньчи о помощи. Мягкосердечный Юэ Куньчи оказался в затруднительном положении между шимэй и своими учениками. Каждый день он оказывался в тревожной и изматывающей ситуации в постоянном состоянии суматохи и хаоса.

Янь Уши, похоже, пустил корни в секте Бися. Об уходе он не упоминал и единого слова, а секта Бися не могла проявить инициативу, чтобы прогнать его. Более того, Янь Уши наставлял их в боевых искусствах, и даже если эти наставления сопровождались насмешливым сарказмом и издевками, которые резали острее ножа, секта Бися вынуждена была терпеть эту боль с улыбками на лицах.

В горах не видно солнца и луны, но области за пределами гор претерпели многочисленные изменения.

После того, как Юйвэнь Юнь взял бразды правления в свои руки, он даровал наставнику Сюэтину титул наставника императора, что свидетельствовало о его большой поддержке буддизма. Под предлогом получения благословения от имени своей матери он масштабно отремонтировал буддийские храмы. Влияние и власть буддизма, сошедшее на нет во время правления Юйвэнь Юна, вновь выходило из тени.

С другой стороны, Юйвэнь Юнь также сильно поддерживал секту Хэхуань. Он подражал фаворитизму и доверию предыдущего императора к секте Хуаньюэ и позволил силам секты Хэхуань проникнуть во двор и следить за чиновниками. Он также разрешил как секте Хэхуань, так и буддийским сектам в личных интересах собрать силы со всего цзянху.

В таких обстоятельствах буддисты и секта Хэхуань воспользовались возможностью расширить свое влияние, начав с Чанъаня и распространившись на север. Под их принуждением и силой многие секты боевых искусств, которые были либо малыми, либо средними по размеру, либо нашли убежище в буддийских сектах, либо были ассимилированы в секту Хэхуань.