Эзра вышел из группы, собравшейся в углу кухни и наблюдающей за нами с разной степенью озабоченности. Он протянул руку Брэндо, который тут же ее принял и, поднявшись на слабые колени, прошел несколько шагов. Он оглянулся на меня в поисках подтверждения того, что ему не придется ехать в ненавистную больницу, и я со вздохом ему кивнула.

Его улыбка была слабой, но она была. Когда я встала, он потянулся ко мне, чтобы я взяла его на руки. Он стал уже слишком большим, но после приступов ему хотелось физического контакта.

Эзра вышел за мной из комнаты и поднялся по лестнице в спальню Брэндо. Уолкотт уже заправлял там кровать новыми простынями с изображением Человека-паука, а на тумбочке стоял стакан воды. Я забралась в кровать к Брэндо, в основном потому, что он меня не отпускал. Пока Уолкотт задергивал шторы, Эзра задержался у двери.

— Я в порядке, Эз, — сказал Брэндо, и его одолел зевок. — Но ты можешь остаться, если хочешь.

Огромный мужчина с ладонями больше головы Брэндо помедлил, затем сел в большое кресло у окна.

— Янка, — прошептал Брэндо и, повернувшись ко мне всем телом, закинул ногу мне на бедро и зарылся пальцами в кончики моих волос.

— Я здесь, — заверила его я, чувствуя, что вот-вот расплачусь, но решив не давать слабины, пока он еще не спит. — Можешь не волноваться, я тебя не оставлю.

— Обещаешь? — Брэндо уже наполовину заснул, но все еще цеплялся за меня, как будто я могла в любую секунду исчезнуть.

У меня сжалось горло, сердце разрывалось от прожигающей внутренности печали.

— Обещаю.

— Мама и папа ушли. Вдруг ты тоже уйдешь.

— Нет, я никогда от тебя не уйду. Ты останешься со мной, — спокойно сказала я, но эти слова были клятвой, данной мной семь лет назад, в тот момент, когда я держала в руках его крошечное, розовое и кричащее тельце. — Только ты и я, приятель.

— Может, еще Эзра, — засыпая, пробормотал он, и его пальцы постепенно разжались. — И Уолкотт, и Хенрик, если они захотят. Тирнан — это другое.

— Другое? — прошептала я, обожая этого маленького мальчика с его большим сердцем.

Меня потрясал его неизменный оптимизм, неиссякаемая способность любить и принимать всех. Рядом с ним я чувствовала себя такой усталой и ненадежной.

— Он выбрал нас, — просто сказал Брэндон, и через несколько секунд уснул в моих объятиях.

Я уткнулась лицом ему в волосы, пряча льющиеся на него слезы. Мое напряженное дыхание сотрясало в груди осколки моего разбитого сердца. Обняв забывшегося беспокойным сном брата, я как никогда остро почувствовала, что совершенно одна. Аида не была нам матерью, но она присутствовала в нашем доме, обеспечивала надежную защиту, если не спокойствие. Лейн не был отцом, но казался Богом, которого чувствуешь сердцем, почитаешь и живешь по его принципам.

Теперь мы остались совсем одни.

Моего милого Брэндо защищала и поддерживала я и только я. Эта ответственность железной хваткой сжимала мне легкие, так, что я не могла свободно дышать.

— Бьянка.

Я зажмурилась, услышав этот голос.

Этот голос грешника, вызывающего во мне нечистые мысли.

В тот момент это был гнев.

Это был человек, вырвавший нас из привычного мира. Человек, у которого была личная причина взять нас к себе в дом. Человек, у которого не было намерения нас любить.

Почему-то было гораздо хуже, знать, что ты находишься под опекой человека, для которого ты всего лишь инструмент, а не того, кто не бьет тебя, не пренебрегает тобой, а наблюдает, чтобы тебя изучить.

Чтобы выведать твои секреты.

Ну, я была не в настроении его выслушивать.

Только не после того, как он обидел Брэндо, отказавшись печь с ним блины.

Не после того, как я видела своего истекающего кровью брата на полу особняка, который никогда, независимо от моих усилий, не станет для нас домом.

— Бьянка, — на этот раз тверже.

Поверх одеяла меня коснулась его рука и нежно сжала мне ногу.

— Посмотри на меня, — приказал он, слова прозвучали как скрытый под шелком металл.

Я вздохнула в волосы Брэндо и, вытерев прядями слезы, смело взглянула на нашего злосчастного стража.

На его лице появилось выражение, которое рассеяло бушующий в моей крови гнев. Его губы смягчились, складка между бровями расправилась, а эти жуткие зеленые глаза засветились, как водоросли. Это был взгляд вины и нежности, совершенно неуместный на его суровом лице с четкими, грубыми чертами.

— Доктор Краун будет здесь через сорок минут. Он едет в Бишопс-Лэндинг из Нью-Йорка. Он лучший из тех, кого я знаю, и сможет дать оценку состояния Брэндона.

— У него эпилепсия, проявляющаяся серьезными припадками, — мой голос казался странно прерывистым, раздираемым терзающим внутренности горем. — Ему поставили диагноз в два года.

— Я не очень много знаю об этом заболевании, но у меня сложилось впечатление, что его можно вылечить, — произнес Тирнан.

— Если у вас есть доступ к нужным врачам и деньги, чтобы им заплатить. Но даже тогда, в зависимости от типа и тяжести заболевания, оно может быть неизлечимым.

Тирнан кивнул, его взгляд был прикован к Брэндо. Я видела, как мужчина крепко стиснул челюсти. Несмотря на его напряженную фигуру, при взгляде на моего брата, глаза Тирнана лучились нежностью. Я не хотела замечать эту нежность. Не могла себе этого позволить.

Почему человек может миллион раз вести себя ужасно, но парочка хороших поступков становится для него искуплением?

— Я никогда не видел ничего подобного, — тихо признался Тирнан. — Давным-давно одна моя знакомая умерла от передозировки. У нее начался приступ, но это было совсем не так. Он совсем ребенок.

Я прижала Брэндо к себе, обхватив его рукой за шею так, что мои пальцы легли на его ровный, размеренный пульс.

— Я видела это бесчисленное количество раз, но легче от этого не становится. Беспомощность... к ней просто невозможно привыкнуть, — призналась я.

— Да. Я не привык к таким чувствам, — признался Тирнан, как будто меня мог удивить тот факт, что безжалостный миллиардер никогда в своей привилегированной жизни не чувствовал себя беспомощным. — Но это было... мягко говоря, малоприятно.

Наступила тишина, потому что я не знала, как реагировать на Тирнана. Я никогда не встречала этого человека, даже на похоронах моей матери, даже тогда, когда он должен был быть добрым, но не был.

— Ты любишь детей, — рискнула предположить я.

Его губы сжались в бледную линию, но он коротко кивнул, напряженно сидя на краю кровати Брэндо, как будто внезапно осознал, что не хочет тут находиться.

— Доктор Краун приедет, чтобы наложить швы и осмотреть его, но, если нам понадобятся дополнительные анализы, мы их проведем.

— Это дорого, — предупредила я, потому что годами маниакально занималась болезнью Брэндона, жалея, что у нас нет денег, чтобы заплатить за что-нибудь большее, чем полуприличные лекарства.

Жаль, что Аида не отложила часть папиных денег на черный день, вместо того чтобы тратить их на нижнее белье и приторные духи.

— К счастью для вас, я знаю хороших врачей, и у меня есть средства, чтобы им заплатить, — сказал Тирнан с чувством собственного превосходства.

— В чем подвох? — спросила я, раздраженная тем, что спасителем Брэндо буду не я, а этот жестокий человек.

Это было неразумно и так по-детски. Я должна быть благодарна, чувствовать себя счастливой. Но мне было неприятно осознавать, что Тирнан мог сделать это, даже не моргнув глазом, даже не слишком о нас заботясь, если вообще заботясь.

Тирнан буравил меня взглядом хищника, с королевским высокомерием, проступающем на его высокопородистом лице. Мне хотелось в равной степени ударить его и обнять.

— Скоро будет бал, я хочу представить тебя светскому обществу.

— И это все? — сказала я, дожидаясь, что еще свалится мне на голову.

— Это все.

Я уставилась на него, пытаясь прочесть его мысли, и потерпела неудачу. Обычно я хорошо разбиралась в людях, но Тирнан при любой возможности ставил меня в тупик. Меня это страшно бесило, но в то же время нездорово интриговали его многочисленные тайны.

— Отлично.

— Отлично.

— Я не пойду сегодня в школу, — настояла я, все еще злобно, потому что он был слишком мил, слишком разумен, и от этого у меня пульсировала голова и колотилось сердце. — Я останусь с Брэндо.

Тирнан окинул меня снисходительным взглядом.

— Я уже позвонил директору. Ты начнешь завтра.

Тирнан встал, снова весь из себя деловой и холодно-беспристрастный.

— Я не допущу, чтобы ты использовала болезнь Брэндо как предлог для безделья. Если хочешь остаться в этом доме, будь добра получать одни пятерки и демонстрировать примерное поведение.

— Если ты меня выгонишь, я заберу с собой Брэндо, — тихо пригрозила я, когда он отвернулся, но в груди, словно аккумуляторная кислота, тут же разлился страх.

— Нет. Не заберешь, — спокойно произнес Тирнан, выходя за дверь, и, хотя это была не первая его угроза, но определенно самая страшная.

Я долго обнимала Брэндо, сомневаясь во всем — герой Тирнан или злодей, дом этот особняк или клетка, закончится ли моя жизнь, не успев начаться, или наполнится новыми возможностями — пока не провалилась в беспокойный, запутанный сон. Мне приснилась пришедшая за мной смерть с косой, только вместо могилы она предложила мне розу, а проснувшись, я увидела, что кто-то оставил на прикроватной тумбочке Брэндо новую фигурку Халка.

Там была записка, нацарапанная неровным почерком на дорогой бумаге.

Брэндо,

Как ты думаешь, что общего у Халка, Дэдпула, Джессики Джонс и Капитана Марвела?

Вы все — невероятные личности, предназначенные для великих свершений, несмотря на то, что судьба сдала вам неважные карты. Мы не сомневаемся, что ты добьешься великих свершений, как и твой любимые супергерои. От невзгод они становились только сильнее и мудрее, так будет и с тобой.

От «Джентльменов» Лайон-Корта.

В тот вечер Хенрик, Эзра и Уолкотт превратили для Брэндо пыльную гостиную (единственную во всем особняке комнату с телевизором) в кинотеатр и объявили марафон фильмов Марвел.