Анатолий Борисович Шалин

Лицо

Город полон солнца. Солнце отражается в окнах домов, в листьях тополей, омытых теплым летним дождем. Солнцем полны глаза прохожих и золотым сиянием солнца светятся лужи. Это город детства. Здесь прошла какая-то частица его юности, когда-то, очень давно, он уехал отсюда на поиски счастья, удачи в другие города. Изредка он бывал здесь, в старом родительском доме. А порою годами не вспоминал о существовании этого города и этого дома, и вот теперь вернулся, как возвращаются в родной порт старые потрепанные всеми ветрами планеты фрегаты, чтобы уже никогда больше не выходить в море. В старомодной черной шляпе с широкими полями и в темно-синем плаще, крепко сжимая руками поставленную между колен сучковатую палку, на садовой скамейке сидел высокий худой старик с лицом, изрезанным многочисленными глубокими бороздами морщин. Вокруг по аллеям парка гуляли толпы веселых красивых людей. Старик рассматривал лица, одежды, запоминал позы, характерные жесты прохожих и грустно улыбался каким-то своим мыслям. Сегодня, возможно, потому что сам был уже давно не молод, он особенно остро чувствовал вечную юность мира. "Да. У природы краски никогда не выцветут. Какие занятные, запоминающиеся лица, фигуры, жесты! Какая дикая мелодия красок! А городок-то за сорок лет ведь совсем не изменился. А может и не было этих лет? И я вернулся к себе в юность? Нет, ерунда, конечно, фантазии... Время неумолимо... Что-то и здесь перестроили, кое-где ветхих домишек не хватает... Появились новые кварталы, парки, а характер города, атмосфера те же, все то же сонное спокойствие и мечтательность... Мечтающий город... Странно, а вот этого мальчишку я уже где-то видел, - старик проводил взглядом длинноволосого парня с этюдником на ремне, спешившего, вероятно, куда-нибудь к реке или в лес писать виды. - Какое знакомое лицо, привычное, кажется, я встречал его когда-то очень давно, чуть ли не в юности, и уже успел забыть отдельные черты, а вот теперь вспоминаю заново, точно разглядываю старую пожелтевшую фотографию, но ведь этого не может быть - мальчишке не больше двадцати пяти... У меня всегда была хорошая память на лица..." Старик болезненно сморщился, поднялся со скамейки и побрел к дому. "Покой.. Прогулки перед сном. Старость... Умирание... Где же я его видел?" - лицо незнакомого мальчишки, так быстро промелькнувшего в празднично одетой, гуляющей толпе, стояло перед глазами. Улицы, по которым старик возвращался, казались ему бесконечно длинными и широкими, как в детстве, и всю дорогу он перебирал в памяти события прошедшей жизни, пытаясь отыскать то забытое и вновь встреченное лицо. Годы вытягивались в сознании вереницей, и чем дальше он вглядывался в них, тем отчетливее представлял, что знал человека с тем лицом все эти годы знал в старости, знал в молодости, знал в юности и знал в детстве. Он знал то лицо всегда и не мог попять - откуда возникло это знание? Лицо преследовало его остаток дня и весь вечер. Даже ночью старик долго ворочался с боку на бок, прислушивался к глухим ударам больного, изношенного сердца и мысленно рисовал лицо. И рано утром, когда он завязывал галстук, из зеркала на него посмотрело то же лицо. Лицо постаревшее на сорок лет. И старик, опустив руку с галстуком, застыл и долго смотрел в зеркало. "Как просто,- думал он.- Это мое лицо... Мое..." - И старик уже готов был поклясться, что тот парень с этюдником - это он сам, необъяснимым способом перенесшийся из своей юности, через десятки лет, чтобы встретить случайно на садовой скамейке свою тихую старость. "А может быть, случилось чудо, и это я вчера сам побывал в своем детстве? В детстве..." Время в сознании старика текло каким-то извилистым и запутанным путем, и тот встреченный парень казался ему еще ребенком. С позиции семидесятилетнего: двадцать пять - младенческий возраст. И старик удивлялся всем этим причудам времени. "Чертовщина какая-то... - думал он. - Где же та машина времени, которой мы воспользовались? Или я все путаю, и это просто соседский мальчишка? В его годы я тоже только начинал серьезно заниматься живописью. Надо бы найти его. Наверное, это нетрудно. Впрочем, все это глупо и необъяснимо... Мое лицо..." Днем старик наводил справки в местном обществе художников, у соседей, у стариков, целыми днями играющих в парке в шахматы или домино. И к вечеру он разыскал своего молодого двойника. - Я пришел заказать портрет, - сказал старик, когда паренек открыл ему дверь. - Проходите, - мальчишка явно смутился.- Знаете, мне до сих пор еще никто не заказывал портреты. Впрочем, я уверен, у меня получится, - он внимательно посмотрел на своего гостя. - Мне чем-то нравится ваше лицо. - Вот и хорошо, - старик улыбнулся.- Давай знакомиться. Меня зовут Алексеем Владимировичем. Фамилия - Зернов. Мальчуган встрепенулся: - Зернов? Стойте! Вы же сами художник? Ведь это вы когда-то преподавали в Арске? Я и учебник ваш помню. Нас учили рисовать по записям ваших лекций. Правда, когда я ходил в школу, вас там уже не было, вы уехали не то в Москву, не то еще куда-то. Жаль, что мне не довелось послушать ваши лекции. И вы в самом деле хотите заказать мне портрет? А как вы вновь попали в наш городок? - Не все сразу, молодой человек. Так как вас величать? - Ой, простите, Алексей Владимирович. Знаете сами, встретить в наших краях художника - такая редкость. Я, наверное, веду себя по-хамски? Зовите меня Сашей. Имя было другим, и старик еще раз подумал, что глупо гоняться за утраченной юностью - чудес не бывает. - Вот и славно, - сказал он.- Я и в самом деле тот учитель рисования, которого ты имеешь в виду, а в городке этом я родился, так что ничего странного в том, что мы здесь встретились, нет. Что же касается моего учебника, не будем о нем распространяться, написал я его тридцать лет назад и мне до сих пор совестно за этот бред собачий. - Ну, зачем же вы так, Алексей Владимирович? Там было много и хороших мыслей. Комната, куда они вошли, была завалена рисунками, небольшими этюдами на картоне. Пахло красками. Старик пристально наблюдал за действиями юного хозяина, пытавшегося навести хоть какое-то подобие порядка, и у него появилось такое ощущение, словно все это уже было - и эта комната, и сохнувшие картины в углу, и все, что произойдет далее. - Вы не возражаете, Алексей Владимирович, если мы сейчас же и начнем? спросил нетерпеливый художник, бросая на фигуру старика алчные взгляды. - Да. Конечно. У меня редко бывают свободные вечера. Сам понимаешь, здоровье... - Это ничего. Я работаю быстро. Все основное, думаю, успеем сделать за два - три сеанса. В дальнейшем вас можно даже не беспокоить. У меня, знаете ли, феноменальная зрительная память. Вас, например, я уже видел, кажется, вчера в парке. Правда? Вы еще сидели на скамеечке. - Верно, я там был, - старик внимательно наблюдал за приготовлениями художника. У парня все было под рукой, и, непринужденно поддерживая разговор, он уже начинал наносить на холст первые линии будущего портрета. Писал он действительно быстро, можно сказать, играючи. Через старинное зеркало, висевшее на противоположной стене, старик мог наблюдать второе рождение своего лица. Мальчишка работал виртуозно. Его мазки были точны и безжалостны. Кисти менялись с потрясающей быстротой. Старик следил за его руками, забыв обо всем. "Из этого парня будет толк! - думал он.- Как пишет! У него потрясающая для такого возраста техника! Я наблюдал работу сотен художников, но ничего подобного не встречал. Это какое-то колдовство. Он же гений! Только гелий может так наплевательски относиться к основным законам своего ремесла и при этом побеждать!" Проходил час за часом. Давно уже наступила ночь, но ни старик, ни художник не замечали времени. Они творили вместе: один руками, другой взглядом. Уже почти под утро художник бросил кисти и отступил к стене. - На сегодня хватит. Правда, неплохо получается? - спросил он подошедшего к нему старика, и они стали смотреть вместе. Собственно, портрет был почти готов. И Александр устало начал вытирать руки, запачканные красками. - Еще два - три сеанса и готово. Детали, как я и предупреждал, можно будет доделать потом,- сказал он и улыбнулся. И старик узнал эту улыбку, и подумал, что так может улыбаться только молодость, полная веры в свои силы. Старику хотелось обнять мальчишку, посмотреть ему в глаза и сказать, что парень - гений, но старик стоял и молчал, переводя взгляд с художника на портрет, и обратно. Он знал, что парню не нужны его похвалы, что тот и сам обо всем догадывается. Вернувшись домой, старик долго рылся в своих прежних набросках, рисунках, этюдах. Он вспоминал эпизоды своей неудачной карьеры живописца и искал в своей старой, заброшенной комнатке одну вещь. Когда-то, очень давно, к нему тоже приходил человек и заказал портрет, но потом так и не явился за ним. И вот откуда-то из под старых пропыленных картонов, альбомов с рисунками, пожелтевших и выцветших конвертов с древними марками и никому уже не нужными письмами, он вытащил то, что искал, и, положив перед собой на столе, долго рассматривал при свете тусклой, ободранной лампы. Это было совсем другое. И здесь было мастерство, талантливость, но на одного мазка для вечности. И лицо на портрете было чужим. И старик уже не был уверен, что тот мальчишка - его молодой двойник, но в сердце старика не появилось и тени зависти, а где-то в глубине сознания рождалась дикая необузданная радость. Он вдруг и сам почувствовал себя молодым, пусть на минуту, на одно мгновение, но и этого ему показалось достаточным для счастья. "Скорее всего, - думал старик, - мы совершенно разные внешне. Просто приятно встретить на старости лег свою молодую цветущую душу в ком-то другом, более удачливом, более талантливом. И этот другой, быть может, сумеет распорядиться ею лучше и одержит победи там, где мне приходилось отступать и терпеть поражения..." Старый художник подошел к окну и распахнул его. Порыв холодного ветра пронесся по комнате, сдувая со стола старые бумаги и пыль. Ночь кончалась. Небо на востоке уже понемногу набухало синевой, светлело, но вверху, почти над головой, еще сияли крупные капли звезд. Старик облокотился на подоконник и, вдыхая влажный ночной воздух, подумал: "А может, и не было ничего, и только печальные звезды сверкали и отражались в бескрайности зеркала времени...",- и все пережитые обиды и неудачи показались старику глупыми и никчемными. В сущности ведь и не существует никаких неудачников, а есть ищущее и все побеждающее человечество.