Глава 10

Габриэль

Я сжимаю в руке свой член, упираясь рукой в скользкую плитку стены душевой кабины. Вода каскадами стекает мне на затылок, пока я наблюдаю за тем, как моя рука плотно сжимает мой ствол, в то время как ее образы заполняют мои мысли.

Одной ее обнаженной плоти под полотенцем было достаточно, чтобы я охренел. Я хриплю, трахая себя рукой, губы разошлись, и теплая вода попала в рот.

Амелия. Амелия. Амелия.

Bellissima (прим. пер. - прекрасна).

Allettante (прим. пер.- соблазнительна).

Moglie (прим. пер. - жена).

Я двигал рукой сильнее, быстрее, ее имя отдавалось эхом на моем языке, в моей голове. Я представлял, как эти пухлые губы раздвигаются, глаза закатываются, когда я вхожу в нее, снова, снова, снова, бедра широко расставлены, ноги раздвинуты, а из киски капает ее естественная смазка, когда мои пальцы сжимают ее бедра, а зубы кусают ее сосок. Она стонет, плачет, умоляет меня, снова и снова...

Моя челюсть напряглась, и я кончил, мой хрип громко отдавался в душе, отскакивая от кафельных стен. Измученный, с дрожащими коленями, я прижимаюсь лбом к плитке, пока мой член подергивается между ног, а моя смерма стекает в слив.

Черт.

Это было неожиданно. Такое сильное возбуждение и потребность, которые возникли при виде ее в таком уязвимом состоянии. Невозможно отрицать влечение к ней, но это... это было неконтролируемо.

Я смываю с себя пот и выхожу из душа, обернув полотенце вокруг бедер, и направляюсь в свою спальню. Огни города радуют глаз, мерцая передо мной, как море звезд. Слышен шум волн, бьющихся о скалы, а вдалеке, через открытое окно, доносится гудок теплохода.

Завтрашний день будет напряженным. Ночью прибудут корабли с моими товарами, а один из них рассчитывал проплыть мой город, не заплатив налог. Кроме того, я собирался жениться на Амелии.

Эта вздорная маленькая женщина устроит мне настоящий ад, я был уверен, хотя и не представлял, как она это сделает, ведь сбежать от меня ей не удастся.

То, что она сегодня бросила мне вызов по поводу платья, было лишь попыткой представить, какой будет жизнь с ней. Но она будет уважать меня.

И она послушно слушала бы, когда я сказал бы ей, что не хочу, чтобы другие мужчины видели то, что принадлежит мне. Неважно, кто и по какой причине, она, ее тело, все это было моим, и я не собираюсь этим дерьмом делиться.

Я, блядь, поставлю на ней клеймо, если придется.

Мои пальцы впились в ладонь, мышцы напряглись.

Все это ради мальчика.

А еще мне нужны были ее секреты. Я хотел знать, почему она вздрагивает, когда кто-то делает слишком быстрое движение, как она научилась защищаться, где она выросла и как оказалась в этой полуразвалившейся квартире с моим племянником.

Ее досье было обширным: у меня была ее история болезни, информация о ее образование, где она работала, или, по крайней мере, работала раньше, и информация, которая делала ее гражданкой этой страны, но эти переживания, эти жизненные уроки - это не то, что можно найти в досье.

Она отдала бы их мне, она отдала бы мне всю себя.

Вздохнув, я сбросил полотенце и забрался на кровать, позволив простыням укрыть меня.

Впереди был долгий путь.

***

Я просыпаюсь раньше всех в доме, за исключением нескольких сотрудников, которые готовят завтрак на кухне. Ботинки цокают по мраморному полу, я прохожу через весь дом, мимо бильярдной с раздвижными стеклянными дверями и выхожу во двор, где будет проходить свадьба. Арка в конце была оплетена светлыми цветами, белый ковер усыпан лепестками, по обеим сторонам расставлены стулья, достаточное количество для того, чтобы усадить сотню человек.

Это была свадьба.

Все девушки мечтают о свадьбе, верно? Это было самое меньшее, что я мог сделать, - подарить ей что-то особенное, потому что это была единственная ее свадьба.

Но вечеринки не будет. Пока не будет.

За аркой открывается вид на океан, небо чистое, безоблачное.

Я пью свой кофе там, наблюдая за водой, пока дом просыпается и начинает готовиться.

Позади меня раздаются шаги, и Атлас присоединяется ко мне.

—Брат, - приветствую я.

—Ты женишься на девушке, - говорит он.

—Да.

—Почему? Лукас этого не сделал.

—Лукас проигнорировал своего собственного сына. Это было неправильно с его стороны.

—Возможно, эти традиции устарели.

Я смотрю на младшего из близнецов, родившегося через час после своего брата, Ашера. Они появились на свет в результате неверности моего отца. Моя мать не простила это и ненавидела то, что они остались и продолжают напоминать ей о его измене. Близнецы знали, что она их презирает, но, тем не менее, у нас были хорошие отношения.

—Ты считаешь, что я не должен жениться на этой девушке, - я констатирую факт.

—Мне плевать на девушку, - рычит он. —И на мальчика. Им было лучше там, где они были.

—Это твой племянник.

Он насмехается.

—Насколько я знаю, семья считается только тогда, когда ребенок рожден в верности.

Я вздыхаю.

—В чем дело, Атлас?

—Речь идет о том, чтобы заставить людей покинуть единственное, что они знают, и ради чего? Они ничего от этого не выигрывают.

—Ты имеешь в виду то, что случилось с тобой и твоим братом.

—Это было давно, Габриэль. Мы живем дальше.

—Когда ты в последний раз видел свою мать?

Он молчит.

—Верно, - говорю я. —Ты был ей не нужен. Мой отец пришел, когда тебе исполнилось шесть лет, и забрал тебя, а она отпустила тебя. Мы тебя спасли.

—И ты думаешь, что спасаешь его?

—Она не хотела отпускать мальчика.

Он насмехается и качает головой.

—Это погубит тебя, Габриэль.

Я вскидываю брови, спрашивая: —Что ты имеешь в виду?

Он качает головой.

—Продолжение этих традиций.

—Эти традиции помогают нам, Сэйнтам, оставаться на вершине. Традиции - это то, что дало тебе и твоему брату лучшую жизнь, Атлас. Мой отец мог бы оставить вас гнить в той проклятой адской дыре, в которой она вас держала, но он этого не сделал.

—Ты должен был убить ее, - он прорычал себе под нос. —Потому что это сделает кто-то другой, и я уверен, что смерть от твоей руки была бы гораздо добрее, чем то, что задумал бы любой из твоих врагов.

—О чем ты говоришь?

—Ты же знаешь, Габриэль, что уже несколько месяцев все не так гладко. Твой брат пропал, скорее всего, мертв, на тебя наседают со всех сторон. Люди пытаются вытеснить тебя. А теперь ты притащил сюда ребенка и женщину, которая не в состоянии защитить себя от кого бы то ни было.

—Включая тебя? - процедил я сквозь зубы, палец дрогнув в направлении оружия, спрятанного за поясом.

Атлас вскидывает бровь.

—Вчера ей повезло с Девоном и Ашером, но когда ее подвергнут испытанию, ты думаешь, она выживет?

—Она не твоя проблема.

—Но они всегда моя проблема.

—Кто, блять, здесь Бо...

—Габриэль! - мама прервала меня. —Ты должен собираться! Уже почти время!

—Удачи тебе на свадьбе, брат, я уверен, что она тебе понадобится, - Атлас рычит себе под нос, затем идет к своей машине, садится в нее и мчится прочь с участка, раскидывая гравий по сторонам.

Моя мать не обращает на него внимания. Да и не обратила бы никогда. Ашер стоит в дверях, следя глазами за мчащейся машиной. Я надеялся, что сегодня они не будут устраивать сцен.

Я специально планировал, чтобы свадьба была на высшем уровне. Городские чиновники и представители высшего общества. Мне нужно было, чтобы они увидели Амелию, увидели ее как мою жену и тем самым сделали ее неприкасаемой. Они не должны были разговаривать с ней, задавать ей вопросы. Она была моей.

Сэйнт.

Как и ее сын.

Я прохожу в дом, не обращая внимания на кейтеринг и обслуживающий персонал, которые с маниакальной скоростью проходят по коридорам и комнатам, а затем направляюсь к себе, чтобы переодеться. Осталось сорок пять минут.

Сорок пять минут до того, как она навсегда станет моей.

***

Девон стоит в стороне, будучи свидетелем, кольца у него в кармане. Атласа не было, но Ашер был здесь, стоял сразу за Девоном.

Моя мама, держа на коленях Линкольна, сидела в первом ряду. Все кресла были заполнены, но камер не было. Я их не разрешил.

Из динамиков, установленных вокруг церемонии, скрытых букетами цветов, обтянутых белой лентой, начинает тихо звучать музыка.

Мое терпение. Оно подходило к концу.

Я смотрю в сторону двери, ожидая ее появления. Она опаздывала.

Но уже через мгновение я увидел ее, одетую в белое платье, которое я не выбирал, на ходу выщипывающую лепестки из своего букета, идущую, рассыпая их под ногами.

Она, конечно, была сногсшибательна: темные волосы завиты и заколоты, лицо сияло от косметики, которую нанесли, но в глазах горел огонь, а тело было выставлено напоказ.

Она встретила мой взгляд с конца прохода и ухмыльнулась.