— Почему просто не хочешь признать, что ты, блять, принадлежишь мне? — в его словах звучит смесь злобы и мольбы.

Как будто я - первая вещь, которую он когда-либо хотел, но не смог заполучить с помощью грубой силы и изнурительной репутации. Конечно, он мог бы навязать мне себя, но ему нужно не только мое тело.

Ему нужна моя душа.

Не уверена, смогу ли когда-нибудь ее отдать.

Лифт останавливается, двери открываются.

— Иди, возьми свои вещи. Я подожду здесь, чтобы убедиться, что у офицера «дерьмо-вместо-мозгов» не возникнет никаких идей, и он вернется на белом коне, — он холоден и без эмоций говорит, отказываясь смотреть на меня. Удар хлыстом жжет.

Эта поездка в квартиру должна была помочь мне вернуть часть своей силы, а вместо этого я остаюсь растерянной в тупике.

***

Я открываю бутылку вина, решив избавиться от чувства неуравновешенности, возникшего у меня после ситуации в лифте. После того как я собрала сумку вещей, Кэш без единого слова высадил меня у своего дома. Он даже не поставил машину на стоянку и сказал Роману проводить меня до квартиры.

Я колебалась между раздражением, возбуждением и грустью весь день, находясь одна дома.

Дома.

О чем, черт возьми, я говорю? Это место - не мой дом. Мой дом был с Бет, а теперь ее нет, и я живу с психопатом, который думает, что любит меня. А если и любит, то только как объект. Не как человека. Боже, даже то, как он говорит обо мне, всегда носит собственнический характер.

Владение, а не отношения

Я не беру бокал и делаю длинный глоток прямо из бутылки. Мне нужен чертов воздух. И больше вина.

Проходя через спальню Кэша к террасе на крыше, я замечаю белый халат, брошенный на его кровать, и меня пронзает злая мысль. Я порывисто раздеваюсь, заворачиваюсь в халат, бросаю свою одежду за французскими дверями. Мое сердце замирает при мысли о том, что он вернется домой и увидит это.

Подумает ли он, что я сняла одежду для него?

Хотя я знаю, что не смогу повлиять на него также, как он на меня. Выхожу за дверь, оставляя ее слегка приоткрытой, бутылка вина покачивается в моей руке.

Бросаю халат на стол рядом с джакузи и стою полностью обнаженной под лучами заходящего солнца. Воздух щекочет кожу, когда я иду по карнизу, отделяющему бассейн от джакузи. Пар оттуда обдает мои ноги.

Я ныряю в бассейн, прохлада воды обжигает каждый сантиметр моей обнаженной кожи. Ощущение мгновенно напоминает мне о том, как мы с Бет и друзьями окунулись в воду с головой во время вечеринки в родительском доме у озера. Мы кричали от холода и уговаривали других присоединиться к нам.

Я плаваю на спине, предаваясь воспоминаниям. Небо — это вихрь оранжевого и лавандового цвета. Где бы Бет ни находилась, она видит закаты?

Это самое трудное. Не знать. Не знать, кто ее убил и почему они выбрали именно ее. И не знать, где она сейчас. Невозможно представить, что такая живая душа, как у нее, просто исчезла. Угасла.

Эти мысли не помогут расслабиться. Я ныряю обратно под воду и кричу. Вода бурлит, и пузырьки взлетают вверх. Наконец, я всплываю, задыхаясь.

Проплываю несколько отрезков туда и обратно, позволяя своему разуму очиститься, пока не получается просто повторяющийся цикл.

Правая рука, левая рука, поворот и вдох. Правая рука, левая рука, поворот и вдох.

Голова вибрирует, когда я останавливаюсь, вино оседает в моей крови. Я перехожу в джакузи, шок от смены температуры ласкает кожу.

Может быть, это вино, может быть, влечение плавания голышом, но внезапно все сексуальное напряжение, которое неуклонно нарастало с тех пор, как я знаю Кэша, становится слишком сильным, и мое тело не может его сдержать.

Этот сукин сын издевался больше раз, чем позволял кончить, и мне надоело ждать, когда он закончит начатое. Все женщины знают, что нельзя полагаться в своем удовольствии только на мужчин.

Я встаю лицом к краю джакузи и опускаюсь на колени, широко расставив их. Опираясь локтями на дно бассейна, я регулирую свое положение так, чтобы струя была направлена именно туда, куда я хочу. Небо окрашивается в более темный, туманно-фиолетовый цвет, и я чувствую, что тоже исчезаю вместе с солнцем - моя греховная сторона выходит поиграть в темноте.

Качаю бедрами вверх-вниз медленными, дразнящими движениями, пока волнистая струя воды бьется о мой клитор. Зная, что я совсем одна, позволяю себе не сдерживаться. Закрываю глаза, наслаждаясь прохладным ветром, шепчущим мне в лицо и охлаждающим мои обнаженные плечи и руки, и внизу бьет восхитительный жар.

Шорох неторопливых шагов заставляет меня окончательно замереть. Кэш самодовольно подходит и садится напротив меня на скамью. Он откидывается назад и сползает вниз, раскинув руки вдоль сиденья, словно это спинка дивана. Он выглядит леденяще властным, когда я смотрю на него снизу вверх.

— Не смей останавливаться, — его слова звучат лениво и глубоко, он широко разводит колени, его толстый член уже напрягся в черных брюках. Он проводит ладонью по ткани, и я не могу сдержать резкого вздоха. В его глазах полыхает похоть, пока он наблюдает, как я продолжаю свой ритм. Я слежу за движением его горла, когда он глубоко сглатывает и проводит большим пальцем по нижней губе.

Наши глаза встречаются, и голод в его взгляде заставляет меня понять, что в этом моменте нет ничего неловкого.

Это дает мне силы.

Я сдерживаю стон, когда ударные волны бьют прямо в ядро.

— Дай мне услышать тебя, детка, — хрипит он. И в следующий всплеск наслаждения я не сдерживаюсь. Мой рот раскрывается в стоне, челюсть отвисает. Дыхание сопровождает движения бьющей струи.

Я слышу, как сильно он скрежещет зубами, когда говорит.

— Черт, от твоего сладкого приоткрытого ротика, я хочу сотворить грязные вещи, куишле. Эти красивые губы так хорошо обхватили бы мой член.

Я мягко улыбаюсь ему, грязные слова разжигают огонь в моей душе еще жарче.

— Тебе бы это понравилось? Как я отсасываю теб?

— Я бы ради этого горы свернул... — он встает, его эрекция натягивает штаны.

— Сядь обратно. Я спросила, хочешь ли ты этого, не говорила, что я хочу, — его лицо очищается от всех эмоций, затем кривится в злобной ухмылке, когда он садится обратно.

За все его разговоры о том, что я принадлежу ему, он еще не доказал, что тоже принадлежит мне. Он думает, что любит меня? Посмотрим, насколько крепко я смогу обвести его вокруг пальца или это правда неравное поле битвы.

— Расстегни рубашку-а-ах, — приказываю я, и тут меня настигает удар по клитору. Он поспешно начинает. — Медленно— укоряю я, когда он торопливо расстегивает несколько верхних пуговиц.

Я завороженно наблюдаю, как мы синхронизируемся. Он расстегивает очередную пуговицу каждый раз, когда я поднимаюсь с пяток и опускаюсь обратно, задыхаясь при каждом ударе струи. Мой рот наполняется слюнями, когда я обдумываю свои следующие слова. Я играю с огнем, мы заходим все глубже, и этот жар такой сладкий.

— Вытащи.

Его глаза под копной волос не отрываются от моих, пока он выполняет указание. Его толстый член стоит колом. Я прикусываю губу, прослеживая взглядом каждую вену, и Кэш смачивает нижнюю губу, рыча, пока я оцениваю его.

— Теперь погладь его, — мой голос уже не мягкий и низкий, как тогда, когда он только пришел. Теперь он сильный и непоколебимый. Я вздрагиваю, когда Кэш плюет себе на ладонь. Он замирает и смотрит на меня косо. —Ты был права, мне это понравилось, — он вздыхает почти болезненно, с улыбкой берясь за свой член.

— Тебе понравилось, когда с тобой обращались как с грязной маленькой шлюшкой, да?

— Да.

— Да, папочка, — сурово говорит он, и мой живот опускается в огненный шар похоти и унижения. Когда я повторяю за ним, он сжимает кулак, его татуированный пресс вздымается. Иисус, мать его, Христос, этот мужчина прекрасен.

— Что еще тебе нравится, детка? Скажи мне, и папочка даст.

— Каждый дюйм? — сладко спрашиваю я, и его челюсть сжимается.

— Каждый. Блять. Дюйм, — я смотрю, обезумев от потребности, его предплечья напрягаются от дрочки. Каждый раз, когда я хнычу, он дергается, словно мои звуки доносятся до него. — Но я не это спросил.

У меня возникает искушение поиграть с ним еще немного и снова проигнорировать вопрос. Испытать его, как он испытывает меня. Но идея рассказать этому мужчине о своих грязных фантазиях, пока я возбуждаюсь, наблюдая за ним, слишком восхитительна, чтобы от нее отказаться.

— Мне нравилось, когда ты душил меня. Нравилось бороться за воздух и удовольствие, не зная, чего я хочу больше, жить или кончить... — я прерываю стон, когда моя киска пульсирует, оргазм чертовски близок. — Мне нравится идея, что кто-то может войти и увидеть, как меня трахают... папочка, — добавляю я, и он изрыгает проклятие, когда сперма вытекает из красной головки его члена. — Ты кончишь для меня, Кэш?

Он просто стонет, его дыхание сбивается, а кулак быстро двигается вверх-вниз. Его лицо морщится, и я понимаю, что должна положить этому конец.

— Не смей, блять, кончать.

Его глаза распахиваются, и он рычит:

—Я не принимаю приказов от шлюх.

— О, но ты же называл меня своей королевой, — он сжимает челюсть, пока его рука борется с приказами, и я понимаю, что он действительно как пушинка в моих руках, я знаю, как правильно с ним играть. Он не отвечает, только пыхтит. Наше дыхание становится гармонией в ночном воздухе, пока мы оба работаем над достижением кульминации.

— Черт, черт, черт, — кричу я, когда мои мышцы напрягаются, а киска сильно сжимается под напором струи.

— Громче, куишле, — приказывает он с ворчанием, и я понимаю, что он держится на груни. — Будь хорошей девочкой и кончи для папочки громко и красиво.

Все мое тело содрогается, когда оргазм достигает пика, мощная струя поддерживает искры удовольствия, летящие как фейерверк.

— Боже, да-а-а.

— Да, детка, вот так. Моя хорошая девочка, блять. Блять, Харлоу... — Кэш рычит, его слова обрываются, когда он кончает, задыхаясь, его семя окрашивает рельефный живот.