Изменить стиль страницы

Глава 1

Эмель

Луну почти не было видно, и я радовалась тому, что не могла разглядеть окружавшие нас дюны. Я могла бы сойти с ума, наблюдая за тем, как они перемещаются от ветра. Я была уверена, что слышу, как шепчет хатиф, понукая меня повернуть назад. И кости в моих коленях, стопах и позвоночнике были с ним согласны.

Я решила сосредоточиться на звуках: скрип бочек и ящиков, нагруженных на ворчливых верблюдов, шелест одежды усталых путников, звон сбруи на королевских лошадях.

Боль в моих конечностях должна была ослабнуть на рассвете по окончании нашего путешествия, но ощущалась и другая боль, которая не собиралась исчезать. Она обхватила своими пальцами мои рёбра и сжала их так сильно, что иногда мне казалось невозможным сделать вдох. Она была непрестанной, потому что являлась горем.

Тави тихо шла рядом со мной посреди растянувшегося каравана, и дыхание вырывалось из её груди тихими вздохами.

Это уже третья ночь нашего путешествия в Мадинат Алмулихи, и я начала жалеть о своём решении оставить дом. Если бы я решила повернуть назад, то не выжила в одиночку, без верблюда, который нёс бы на себе еду и воду. Я попала в ловушку посреди пустыни. Какой же глупый был план — оставить всё в надежде вновь обрести свою потерянную любовь в сверкающем городе у моря. Широко раскрыв глаза, я попыталась разглядеть мужчину, который ехал на лошади впереди каравана, короля Саалима. Я не увидела ничего. Темнота полностью поглотила его.

Я закусила щёки, уставилась на иссиня-чёрный песок и сосредоточилась на своих шагах. Единственное направление, в котором я могла идти, это вперёд. Я не могла вернуться к той жизни, которую когда-то вела.

Мать и отец мертвы. А остальные члены моей семьи — единокровные сёстры, другие матери гарема и мои родные и сводные братья — должны были рассеяться по поселению и научиться жить без отца или мужа. Без Соляного Короля. И Саалим тоже исчез. По крайней мере, тот Саалим, которого я знала. Заботливый джинн с сильными руками. Такой же раб, как и я — с магическими, а не шёлковыми браслетами на руках. Он был добрым и чутким. И этот мужчина, которого я любила, обрёл свободу. Я должна быть на седьмом небе от счастья, но теперь он превратился в кого-то совершенно иного.

Саалим стал королём, место которого было в Мадинате Алмулихи, его жизнь не могла пересечься с моей. Но я пообещала ему, что найду его. Я пообещала, что мы снова будем вместе. Я не могла сдаться.

Может быть, было бы лучше остаться ахирой, и связать свою жизнь с соблазнением и подчинением, а Саалиму остаться джинном, а по сути — рабом? Если бы меня не заставили принять это решение — если бы мой отец не вознамерился сделать меня шлюхой Омара, жестокого и гадкого человека — смогли бы мы обрести счастье? Моя жизнь не была идеальной, но она была мне знакома, и это приносило успокоение. Но могла ли я получить Саалима?

Я покачала головой, подавив свои предательские мысли. Нет. Мы совсем не заслуживали такой жизни. По крайней мере, теперь у меня была свобода.

Караван замедлился. Моих ушей достигли разговоры.

— Хвала Эйкабу, — прошептала Тави, когда мы остановились. — Я так голодна.

Она застонала, медленно опустилась на землю и уронила голову на колени.

Они сказали, что мы достигнем Мадината Алмулихи через сорок дней. После этой ночи оставалось ещё тридцать семь. Нам не суждено это пережить.

По своей глупости мы с Тави были уверены в том, что у нас получится, когда отважились на это путешествие. Нам нечего было терять, нам был открыт целый мир. По крайней мере, так я думала. Может быть, Тави поверила в это из-за меня? Может быть, она уже ненавидела меня за то, какую роль я сыграла в её выборе? Чувство вины кольнуло меня в грудь.

— Я сейчас вернусь, — сказала я и направилась в начало каравана в сторону остальных деревенских жителей и солдат, чтобы взять наши пайки.

Надежда на то, что я смогу увидеть Саалима на очередном привале, придавала мне сил.

На плече у меня висела холщовая сумка с вещами из дома. Мягкое позвякивание вещей походило на бальзам для моих больных ног и сердца. Я осторожно дотрагивалась до них руками сквозь ткань, точно будущая мать, ласкающая свой живот.

— Имя, — сказал мужчина, когда я протянула ему пустую флягу.

— Эмель, а мою сестру зовут — Тави, — ответила я, забрав у него свою наполненную флягу и протянув ему сосуд Тави.

Он был щедр, раздавая нам воду. На рассвете мы должны были доехать до оазиса, где собирались пополнить запасы воды.

Он кивнул.

— Эмель и сестра Тави. Парваз.

Так происходило каждый раз. Они спрашивали, как нас зовут, мы называли свои имена. Странно, что им вообще было до этого дело.

Я последовала за толпой в сторону мужчины, который раздавал нам еду. Моё сердце застучало, когда я выглянула из-за спин людей в надежде увидеть Саалима.

Мужчина, лицо которого находилось в тени гутры, дал мне пару горстей фиников и две тонких пластинки сушеного козлиного мяса. Мы не могли рисковать и разводить ночью костёр, чтобы приготовить пищу. Так мы могли привлечь внимание корыстолюбивых номадов. Именно поэтому мы передвигались ночью, а днём спали. А ещё, пешее путешествие заняло бы в два раза больше времени под иссушающим солнцем Эйкаба.

— Эмель! — воскликнул какой-то мужчина, и я узнала в нем Амира.

Позади него, скрестив ноги, сидели несколько мужчин и тихо беседовали. Они сняли ботинки и поставили их рядом с собой, а их лошади были привязаны к стволу близстоящего дерева. Это люди Алмулихи. Люди короля. Услышав возглас Амира, один из них повернулся в мою сторону. Я узнала бы лицо этого мужчины даже в тени. Саалим. Мои внутренности перевернулись; дыхание участилось.

— Мы прибудем в оазис до того, как солнце поднимется над землей, — сказал Амир. — Не забудь отыскать меня.

Переведя своё внимание с Саалима на него, я улыбнулась. Я была рада тому, что он помнил о данном мне обещании.

— Хорошо.

И прежде, чем мне удалось ещё раз взглянуть на сидящего короля, меня оттолкнул в сторону голодный путешественник.

Амир пообещал помочь с моей картой после того, как мы завтра прибудем в оазис. В первую ночь нашего путешествия, когда я спросила его, откуда они знают, в какую сторону идти, он показал мне свой бавсал. Сверкающий золотой прибор как по волшебству указал направление в сторону Алмулихи. В свою очередь я показала ему свою карту, и он усмехнулся, увидев, какой неполной она была.

Когда я вернулась, я нашла свою сестру, сидящей с моим другом, Фирозом, и Рашидом. От утомления они все они молчали. Фироз и Рашид шагали чуть дальше от нас в караване и часто присоединялись к нам для приёма пищи. Именно Рашид предложил нам разделиться, чтобы узнать побольше об Алмулихи.

Я всё ещё не могла потеплеть к Рашиду из-за того, что он забрал у меня Фироза в самом начале нашего путешествия, ведь его близость могла придать мне ещё больше сил для продвижения вперёд, но у меня больше не было сил воспринимать это, как предательство.

Пожевывая финики, Тави сказала:

— О, это лучшие финики, что я ела в своей жизни.

Улыбнувшись, я повернулась к Фирозу:

— Как прошла твоя ночь?

Он сделал большой глоток воды, после чего причмокнул губами и сказал, пожав плечами:

— Тихо.

— Это ведь хорошо?

Он не ответил.

Рашид кивнул.

— Это хорошо. Ни номадов, ни песчаных бурь, ни хатифов.

Он осмотрелся, словно пытался удостовериться, что всё было по-прежнему тихо. Я хмуро посмотрела на Рашида, после чего отвернулась. Финик у меня во рту неожиданно перестал быть сладким. Именно Рашид отравил Фироза страхом.

Фироз был моим самым дорогим другом, и, как и я, он всегда мечтал вырваться из удушающей жизни нашего поселения. Но Фироз, которого я знала и любила, как будто исчезал с каждым днём всё больше и больше, становясь беспокойным и неразговорчивым. Может быть, он тоже жалел о том, что отправился в это путешествие?

После того, как Саалим — не мой Саалим, джинн, а этот новый и далёкий мне незнакомец — убил моего отца, печально известного властолюбивого Соляного Короля, который контролировал торговлю солью и управлял пустыней, он сказал, что моя семья может присоединиться к нему и отправиться в Алмулихи. Также пригласили деревенских жителей. Я боялась, что Фироз не сможет этого сделать. Он жил с матерью и младшими братьями и сёстрами, и сводил концы с концами, продавая кокосовый сок на рынке. У Фироза не было лишних денег на свою отчаянную мечту.

Однако Рашид нашёл для него деньги. Я не спрашивала, как он это сделал, как и не спрашивала Фироза о том, как его семья восприняла его отъезд. Я видела заплаканные лица его братьев и сестёр, когда они с ним прощались. Вряд ли Фирозу суждено снова увидеть свою семью. Может быть, он тоже иногда сожалел об этом путешествии?

— Боги, как же болят мои ноги.

Фироз снял сандалии и подвёртки. Костяшки его пальцев словно пристали к подошвам.

— Всё это время я как будто шла по ковру из скорпионов, — согласилась Тави.

Это путешествие далось бы мне легче, если бы я шла рядом с Саалимом. Но Саалим не помнил меня, так что находился ли сейчас рядом не имело значения. Магия украла воспоминания людей. Никто не знал, что ахира влюбилась в джинна, и что они оба обрели свободу. Но не друг друга.

Я единственная помнила об этом, и это только усиливало мою боль.

— Скоро станет полегче, — сказал Рашид.

Я озадаченно посмотрела на него, но потом поняла, что он говорит про путешествие.

— Да, — слишком воодушевленно согласилась Тави.

Мы ничего не знали о длинных путешествиях, и нашим единственным попутчиком была надежда.

— Так и есть, — сказала я. — Ноги привыкнут; кости успокоятся. Оно того стоит.

Я надеялась, что они не услышали сомнения в моих словах.

— Мы говорили о том, что собираемся сделать, оказавшись в городе, — сказал Рашид, посмотрев на меня с Тави.

Почему я услышала колебание в его голосе?