Изменить стиль страницы

— Она даже не стала тебя слушать, верно?

— Она сказала, что не сможет жить, зная, что во всём этом была её вина. Она словно заставила меня это сделать. А я так ничего ей и не предложил, словно сам этого захотел.

Я почувствовал, как он сжал в кулак поводья своего верблюда.

— Я сделал это ради неё, оно того стоило.

— Ты не можешь нести на своих плечах эту вину. Ты сам знаешь, что Эдала была упрямой. Тебе придётся жить с её решением, так что она оставила тебе гораздо более тяжкое бремя.

Притянув Фаразу поближе к нему, я понизил голос:

— Скажи мне, чего ты сейчас хочешь?

Может быть, он хотел оставить службу и пойти работать в оранжереи, чтобы выращивать цветы для Фальса Мока? А, может быть, он хотел стать моряком и отправиться в плавание на быстроходном корабле? Что бы это ни было, я готов был удовлетворить его желание. Он этого заслуживал.

— Я часто думал об этом с тех пор, как...

Он отвернул от меня своё лицо.

"Тамам", — подумал я, — "здесь слишком темно, чтобы я мог разглядеть твои слёзы".

— Мне нужна только Эдала.

***

Я увидел Эмель, склонившуюся над картой вместе с Кофи и Парвазом. Они обсуждали жителей следующего поселения, и я подумал о том, что было ошибкой оставлять Нассара в Алмулихи. Я нашёл его в птичнике за день до нашего отъезда.

— Что ты делаешь? — спросил его я.

— Кормлю их в последний раз. Харис не балует их так же, как я.

Он любил этих птиц.

— Из-за тебя Аниса совсем обленилась.

Я указал на свою орлицу. Её золотые глаза сверкнули, когда она взглянула на меня, после чего снова перевела взгляд на тушку в руке Нассара.

Он бросил её Анисе с извиняющимся видом.

— Я хочу, чтобы ты остался здесь, когда мы отправимся в путь.

Он опустил руку и пристально посмотрел на меня снизу вверх недовольным взглядом. Нассар компенсировал свой небольшой рост дерзостью.

— Нет.

— Я настаиваю.

— Что я такое сделал?

Он стянул с руки кожаную перчатку и сердито повесил её на ближайший к нему крючок, позабыв про птиц.

— Ничего такого, — неуверенно сказал я. — Путешествие будет долгим, а ты столько раз уже проделывал этот путь.

— Столько же, сколько и ты, — сказал он.

Это было не так, но, конечно же, я не мог ему этого объяснить.

— Я не могу потерять тебя в этом путешествии. Тебе ещё столькому нужно меня научить.

Он посмотрел куда-то мимо меня и кивнул.

— Останься дома на этот раз. Экрам постоянно твердит о том, что солдату не место на пристани. Нам не надо, чтобы они ругались с Азимом.

И хотя я не думал, что это будет возможно после всего того количества выпитого, Нассар улыбнулся. Он соединил пальцы рук и сказал:

— А насчёт Эмель. Когда она сказала, что я... передал её отцу хлыст... я...

— Тебе не за что извиняться. По крайней мере, не за то прошлое, которое ты не помнишь. Ты был мне очень верен, Нассар.

Я вспомнил о тех годах, которые он провёл с Соляным королём. То, как он попирал все свои принципы, поддерживая Алфаара, и о той жизни, что он вёл, искренне пытаясь найти меня и возродить свой дом. Несмотря на то, что он ничего из этого не помнил, в той реальности я увидел всю глубину его преданности.

— Спасибо, Саалим.

Я хлопнул его по плечу.

— Ты хотел сказать, Король Саалим?

Теперь улыбнулся уже я, вспомнив, как он был тогда рад, и какое испытал облегчение.

Пока я думал обо всём этом в пустыне, я заметил, что Эмель наблюдает за мной.

— Что-то смешное?

Я покачал головой и отогнал от себя мысли о доме и Нассаре.

— Откуда у тебя эта карта? От Амира? — спросил я.

В её глазах отразилась печаль, как и в моих, но она уверила меня, что это была не его карта. Эмель отнесла свою карту Кахине в качестве подарка перед нашим отъездом. Она сказала, что владелица байтахиры была счастлива узнать о том, какую надежду давала Эмель эта карта. Более того, она обрадовалась, увидев то, как заполнила её Эмель, опираясь на свои представления о пустыне. В ответ Кахина отдала Эмель полную карту, по которой мы сейчас шли.

Парваз встал.

— Мы оставим пленницу на рассвете.

Я посмотрел на Эмель, ища подтверждения его словам. Она кивнула.

Когда месяц встал высоко в небе, я подошёл вместе с Эмель к Захаре. Кофи стоял неподалеку, готовый при случае вмешаться. Её ноги были крепко связаны, поэтому она пока не могла никуда убежать. Но даже если бы мы её развязали, Кофи бы не понадобился. Здесь не было ничего, что могла бы использовать Захара. Здесь не было ничего для её выживания.

— Значит, вы планируете оставить меня здесь, как какое-нибудь животное? — сказала она.

Её голос прозвучал хрипло, я даже забыл, когда она разговаривала в последний раз. Мы путешествовали уже довольно продолжительное время. Захара осмотрелась. Луна была уже достаточно яркой и освещала абсолютно голый песок, растянувшийся во всех направлениях.

Эмель вышла вперёд.

— Не как животное, потому что животное, хотя бы, может адаптироваться. Тебя оставят здесь, как пленницу. Только без цепей и заборов. Ты вольна делать, что пожелаешь.

Захару не впечатлила наша щедрость.

— Я умру здесь, — её голос задрожал.

— Это так, — сказала Эмель. — Но ты можешь сама решить, насколько быстро.

Знахарка приподняла бровь, а затем смахнула волосы со лба и аккуратно натянула платок на глаза. Что она такое делала? Это точно не было выражением грусти или раскаяния. Не думаю, что она была способна на эти чувства.

Эмель достала из своего мешка небольшой пузырёк. Он мало чем отличался от того пузырька, что дала мне Эдала.

— Это единственный напиток, что мы тебе оставим. Если ты, конечно, решишь его выпить, — сказала Эмель, протягивая ей пузырёк. — Он отведёт тебя к Мазире — если та, конечно, согласится тебя принять — гораздо быстрее.

Захара откупорила пузырёк и понюхала его. А затем издала хриплый и невесёлый смешок.

— О, детка, в тебе было столько потенциала!

Выражение лица Эмель не изменилось. Я перевёл взгляд с Захары не неё. Интересно, что передала Эмель Захаре?

И, словно прочитав мои мысли, Захара повернулась ко мне и показала мне пузырек.

— Это дхита. Он должна была убить твоего отца.

Я застыл на месте и нащупал рукой рукоять меча. Мне хотелось покончить с ней.

— Если бы твой брат не был таким глупым и дал ему этот тоник за раз, как я его учила, так бы и произошло!

Она отвернулась и начала семенить на песке по кругу.

— И он должен был убить тебя! Я думала, что те идиоты хоть раз сделают всё как надо и подмешают тоник тебе в воду. Но знаешь, сначала они отказались тебя убивать. Они были слабыми. Но я убедила их.

Она поднесла пузырек к моему лицу.

— Но затем я узнала о том, что ты разбил тот чёртов кувшин, в котором была дхита!

В тот день, когда я обнаружил у себя в комнате даркафов, они отравили мою воду?

Захара продолжала свои откровения:

— Именно поэтому не стоило доверять это дело другим людям! Надо было делать всё самой... по крайней мере, так всё было бы сделано правильно.

Всё это время моё сердце стучало так громко, что отдавалось в кончиках пальцев. Я был готов убить её. На месте.

Эмель слегка наклонилась ко мне.

— Захара, ты не получишь лёгкую смерть, подначивая Саалима.

Знахарка и Эмель уставились на тени в глазах друг друга. Интересно, что они в них видели?

— Ты закончишь свои дни в пустыне. Это достойная смерть, разве ты не согласна?

Захара плюнула на ноги Эмель, и я не смог сдержать свою ярость. Я с силой толкнул Захару, и она упала на песок.

— Монстр! — прохрипела Захара.

— Дура! — закричала на неё Эмель. — Растратить то немногое количество жидкости, что у тебя осталось, из-за злости? Ты не боец.

Неожиданно Эмель встала на колени и к моему неудовольствию наклонилась к Захаре. Кофи подошёл ближе, готовый защитить свою королеву наравне со мной.

— Думаешь, ты сильная, потому что можешь забирать чужие подарки, забирать магию, — Эмель взмахнула рукой, — и использовать их для решения собственных проблем? Нет, Захара, ты слабая, потому что полагаешься на других.

— А вот я сильная, — продолжала Эмель. — Потому что я вижу твою магию и говорю, что она мне не нужна. Мне достаточно себя самой.

Эмель встала.

— Ты как-то сказала мне, что комфорт и власть рождаются из богатства. Ты была не права. Они рождаются из страданий. А чему научила меня пустыня, так это тому, как надо преодолевать трудности.

Эмель жестом приказала мне развязать её путы.

— Я солеискательница, — гордо сказала Эмель, снова взглянув на Захару. — А ты ничто.

Мы оставили Захару в компании одного лишь хатифа6. Мне стало не по себе. Что если на неё наткнётся какой-нибудь путешественник? Что если она найдёт оазис, о котором мы не знали? Судя по карте, до ближайшего источника воды был целый день пути, но только в том случае, если бы она пошла в нужном направлении. Без воды это казалось почти нереальными, но мне не хотелось предоставлять ей и такого шанса.

Но Эмель настояла на том, что смерть должна стать её собственным выбором.

Мое беспокойство исчезало по мере того, как мы уходили всё дальше от знахарки.

И когда снова наступили сумерки, а день ещё даже не подошёл к концу, мы почувствовали нечто.

Мы сидели на циновках, отдыхая под лучами заходящего солнца. Вокруг не было деревьев, в тени которых мы могли бы расположиться, поэтому в тот день ни один из нас не смог хорошо отдохнуть, несмотря на навесы.

Я почувствовал себя так, словно меня уронили, мои кишки подступили к горлу, а самого меня отрезали от чего-то, находящегося высоко в небе, и только теперь я начал твёрдо стоять на земле. Это было невозможно описать, потому что я никогда не испытывал ничего подобного прежде.

Схватившись за живот, я посмотрел на Эмель. Она сидела в точно такой же позе и смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых отразилось беспокойство. Солдаты, окружавшие нас, выглядели так же ошарашено. Те, кто стоял, присели, но быстро встали на ноги.

Неужели песок и раньше был таким же гладким? Я мог бы поклясться, что раньше он был более шершавым. А те дюны? Разве они не были выше мгновение назад?