ПРАВИЛО №19: НЕ ВСЕ НАКАЗАНИЯ ПЛОХИЕ.

Шарлотта

Я в так облажалась. Эмерсон молчит в машине рядом со мной, пока мы едем, и я все еще не могу толком сказать, злится ли он на меня за то, как я обошлась с Моникой, или за флирт с Дрейком, или за то, что я всунула вибратор без его разрешения. Или за все.

Дело в том, что... я больше не совсем понимаю, что правильно, а что нет, и это кажется несправедливым. Если бы это была обычная работа секретарши, нормальная ситуация Дом и сабом или нормальные романтические отношения, я бы, по крайней мере, знала, чего от меня ожидают. Но мы не такие. У нас всего понемногу, и это чертовски сбивает с толку.

А еще есть ноющий страх, что Эмерсон занимался бог знает чем с Моникой в клубе.

Расстроилась бы я, если бы узнала, что у них был секс?

Да.

Имею ли я на это какое-то право?

Нет.

У меня в голове снова и снова прокручиваются сценарии, что на самом деле меня бы больше беспокоило, если бы я узнала, что он обращался с ней как с подчиненной, заставлял ее кланяться ему, был с ней сэром, хвалил ее, а не трахал. Не поймите меня неправильно, думать о них обоих физически больно, но мысль о том, что она была его хорошей девочкой, вызывает у меня желание взбеситься. Этого нельзя допустить. Он наверняка знал бы, насколько это уничтожит меня, и он ни за что бы этого не сделал. Верно?

Мы подъезжаем к шикарному ресторану с услугой парковки. Это поле для гольфа, и кто-то открывает мне дверь, когда Эмерсон подъезжает к парадному входу. Он называет им свое имя у стойки администратора, и через несколько минут она ведет нас к нашему столику.

Планировал ли он это заранее? Мы никогда не выходили куда-нибудь поесть.

Он отодвигает для меня стул, и я стараюсь вести себя естественно, когда сажусь, позволяя ему подтолкнуть меня к столу. Прежде чем вернуться к своему креслу, он наклоняется и прижимается губами к моему уху. Я немедленно напрягаюсь.

— Веди себя прилично, — шепчет он, и холодок пробегает у меня по спине.

Вести себя прилично? Что это должно означать?

Все, казалось бы, нормально, поскольку официант принимает наш заказ на напитки. Я прошу воды, потому что, честно говоря, у меня пересохло во рту. Все это заставляет меня чувствовать себя такой неуверенной и нервной. Как будто у меня к груди привязана бомба замедленного действия — или, скорее, засунута во влагалище, а Эмерсон держит детонатор в кармане.

Мы не говорим друг другу ни слова, просматривая меню, но я не могу думать. Я едва могу читать, и, клянусь, я вспотела.

— Ты сделаешь заказ для меня? — Спрашиваю я, откладывая меню.

Он пристально смотрит на меня поверх своего.

— Что не так? Нервничаешь?

Я поднимаю на него глаза.

— Да. Конечно.

— Почему?

Мой лоб хмурится.

— Ты знаешь почему.

— Мы на публике, Шарлотта. Ты же не можешь ожидать, что я устрою здесь сцену, не так ли?

Я тяжело вздыхаю, но не отвечаю. Он дразнит меня, и мне хочется накричать на него. В ресторане так тихо. Играет нежная фортепианная музыка, и комнату наполняет нежная болтовня. Но я все еще сижу здесь с вибратором внутри себя, и я знаю, что в любой момент он может ожить, и я не знаю, как я смогу сохранить хладнокровие, когда это произойдет.

Я просто знаю, что не могу подвести Эмерсона.

После возвращения официанта Эмерсон заказывает нам обоим фирменное блюдо на сегодня – курицу в ореховой корочке и салат орзо. Тем временем я глотаю воду со льдом так, словно только что пробежала милю.

Между нами снова воцаряется тишина, и я пристально смотрю на него, ожидая, что он пошевелится или что-нибудь скажет.

Наконец, я решаю быть той, кто начнет.

— Она была одной из твоих специальных секретарш? — Тихо спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

— Да, — прямо отвечает он. — Так вот почему ты была так груба с ней?

— Я не была груба. Ты приказал мне поприветствовать ее, что я и сделала.

— Я не приказывал, Шарлотта.

Он откидывается на спинку стула, выглядя самодовольным и красивым, что еще больше злит меня на него.

— Нет. Ты приказал мне, и ты всегда так делаешь.

— Тебе нравится, когда я тебе приказываю?

Я вздыхаю, не уверенная, как он хочет, чтобы я ответила на это.

— Иногда.

— Не все время?

— Я не знаю. Я просто... — Я даже не знаю, что я пытаюсь сказать. Я взволнована, чувствую слишком много вещей, которые, кажется, не могу выразить словами.

— Ты знаешь, почему я приказал тебе, Шарлотта?

— Потому что ты знал, что она мне не нравилась.

Уголки его губ слегка приподнимаются.

— Потому что я хотел, чтобы она знала, что ты больше, чем просто обычная секретарша. Я хотел дать понять, что ты моя.

Ой. Мои губы приоткрываются, чтобы ответить, но с них не слетает ни слова. Он... заявлял на меня права? Показывал ей, что я его новая девушка.

Почему я раньше этого не заметила?

Как я вообще к этому отношусь?

— Почему? — Спрашиваю я, когда мой рот наконец решает издавать звук.

— Потому что это то, кто ты есть, не так ли? Если только ты не хочешь вернуться к тому, как все было раньше…

— Нет, — выпаливаю я.

— Я просто не…Я не знаю, почему я не хотела повиноваться тебе. Я просто... не хотела.

Он снова одаривает меня едва заметной ухмылкой.

— Интересно.

— Я думаю, что я ревновала.

— С чего бы тебе ревновать? Она была прошлым. Ты – настоящее.

Потому что в глубине души я хочу быть всем. Прошлой, настоящей... будущей. Но я не могу этого сказать. Это уже слишком.

— Ты... спал с ней? — Спрашиваю я практически шепотом.

Наступает момент колебания, прежде чем он отвечает:

— Да.

Ревность сильно колит меня, но я не могу ответить, потому что возвращается официант, ставя наши тарелки на стол. Пахнет так вкусно, что я почти забываю о теме разговора. И я не могу перестать думать о нем и Монике, о том, что она его саба, и они занимаются сексом.

— Ешь, — говорит он, и на этот раз я слушаю.

Потому что это действительно, очень вкусно. И я не отказываюсь от того, чтобы съесть филе целиком и салат орзо.

Он выглядит почти довольным мной, когда я кладу вилку в конце трапезы. Это так хорошо, что я почти забываю о вибраторе, все еще дремлющем в моих трусиках.

После того, как официант забирает наши тарелки, я снова смотрю на Эмерсона. С набитым животом и немного расслабившись, я набираюсь смелости наконец спросить то, что я действительно хочу знать.

— Ты спал с ней сегодня?

Он выглядит потрясенным.

— Сегодня?

— Да. Пока ты проводил для нее экскурсию.

— Ты действительно думаешь, что я бы сделал это?

— Я не знаю, — отвечаю я.

Мы еще не установили, эксклюзивность. Я имею в виду, мы даже не занимались сексом, так почему бы мне так не думать? Но он прав... кажется неправильным предполагать, что он это сделал.

Он улыбается.

— Нет, я не занимался с ней сексом сегодня.

Я тяжело вздыхаю. Почему я испытываю такое облегчение?

Эмерсон наклоняется вперед, изучая меня, и говорит:

— Ты бы разозлилась на меня, если бы я это сделал?

Я сглатываю.

— Да, — честно отвечаю я.

— Даже если у меня нет на это права, я бы это сделала.

— Хорошо. — Он, кажется, доволен. — А что насчет тебя?

— А что насчет меня?

— Флирт с Дрейком.

— Я не... — Дыхание вырывается из моих легких, когда мягкое жужжание в трусиках наполняет мое тело наслаждением.

Он удивительно тихий, когда дрожит внутри меня. Мой клитор внезапно пробуждается, раскаляется докрасна и наполняется кровью.

— Веди себя прилично, — шепчет он себе под нос, наблюдая за мной.

Он говорит мне не устраивать сцен, и мне требуется все мое мужество, чтобы не ерзать на своем месте. Вместо этого я стискиваю салфетку на коленях, костяшки моих пальцев белеют, когда я сжимаю бедра вместе. Вибрация не прекращается.

— Тогда выключи это, — шепчу я.

— Я думаю, это подходящее наказание, не так ли?

— Наказание? Я не флиртовала, — отвечаю я, выдавливая слова из запыхавшихся губ.

— И что с того, что я была такой? Я не твоя...

Он увеличивает интенсивность, и я вздрагиваю, ударяя ногой по столу, звук звона стекла эхом разносится по комнате. Взгляды перемещаются в нашу сторону, и я заставляю себя оставаться неподвижной, хотя все, чего я хочу, – это приподнять бедра со стула, втянуть воздух и закричать от оргазма. Но даже при постоянной вибрации, не двигая своим телом, я, кажется, не могу кончить. Вместо этого я заставляю себя не делать этого, и, как ни странно, это причиняет боль.

— Та пресловутая точка G, о которой я слышал... Ну, думаю, я только что нашел ее.

— Это странная форма наказания, — выдавливаю я сквозь сжатые губы.

— Так ли это?

Внезапно вибрация прекращается, и я должна была бы расслабиться, но я чувствую, что земля ушла у меня из-под ног, оставив меня болтаться здесь в мучительной нужде. Я перевожу дыхание, не выглядя заметно обеспокоенной. Схватив стакан с водой, я делаю большой глоток, испытывая жажду.

Какими бы приятными ни были ощущения от вибрации, на самом деле я не хочу продолжать бороться с желанием опозорится на публике, поэтому я молча молюсь, чтобы он перестал меня мучить.

— Если я и флиртовала с Дрейком, то не осознавала этого. Ты должен знать, что твой генеральный подрядчик – прирожденно флиртует, и я почти уверена, что он флиртует со всеми, с кем разговаривает, так что на самом деле это не моя вина.

— Но ты же всунула игрушку, не так ли? У тебя было на это разрешение?

— Мне нужно было разрешение?

Атака возобновляется, на этот раз более мощная, чем раньше.

— Эмерсон! — Я ахаю.

На его лице написано предупреждение, когда я заставляю себя расслабиться, но игрушка становится невыносимой.

— Прекрати это, пожалуйста.

Но это не проходит, и я замечаю, как Эмерсон наблюдает за мной. Его зрачки слегка расширены, и его взгляд задерживается на моем лице, как будто он очарован мной. Затем он снова наклоняется вперед, протягивая руку, чтобы провести пальцами по моей руке. Я замираю, от этого контакта возбуждение, пробегающее по моему телу, становится еще более интенсивным, подобно приливной волне... желания.