Глава 5

САША

Дракон-мужчина отстраняется от меня, испуская злобное рычание, и из его горла вырывается поток пламени.

В страхе я пячусь назад, гадая, что я такого сделала, чтобы спровоцировать его настолько изменить поведение. Мгновение спустя я слышу едва различимый, озлобленный рев — драконий. И тогда я холодею от страха.

Еще один дракон.

Я и глазом моргнуть не успеваю, как дракон-мужчина делает два скачущих шага, после чего превращается во вспышку золотого крыла и хлещущего хвоста. Он может трансформироваться чертовски быстро. Я ошарашено смотрю, как он взлетает, бросившись с уступа прямо в небо.

Практически мгновенно я вижу вспышку красного и раздается еще один разъяренный рев, когда второй дракон пикирует прямо на него.

Я задыхаюсь и, спотыкаясь, отступаю назад. Потребность спрятаться, защитить себя, растет с каждым мгновением. После семи лет атак драконов в «После» я не чувствую себя под открытым небом в безопасности, когда поблизости драконы. Я должна спрятаться. Здесь небезопасно.

Я внимательно осматриваю большой пустой этаж, но укрыться мне негде. Никаких комнат с бетонными стенами или укрепленных дверей, никаких металлических навесов, которые укрыли бы меня от драконьего огня. Здесь нет ничего, кроме пустого, свободного пространства.

Я влипла.

Не знаю, что делать.

Кувыркаясь падая, мимо проносится вспышка крыла, и я в шоке пристально гляжу в открытое небо. Красный и золотой переплетены друг с другом и сражаются совсем рядом. Еще одна ужасная мысль приходит мне в голову: что мне делать, если золотой дракон — мой дракон — погибнет? Даже если другой дракон опять улетит, здесь, наверху, брошенная на произвол судьбы я умру с голоду.

Мне надо отсюда выбираться.

Я бросаюсь к выступу и, ухватившись за край стены, выглядываю наружу. Переходов, конечно, нет. Нет ни пожарной лестницы, ни даже бетонных бортиков, которые дали бы мне спуститься на другой этаж, будь у меня обе руки здоровыми и изрядная доля смелости. Но у меня нет ни того, ни другого. Не вижу я и драконов — небо передо мной свободное.

Сверху раздается внушающий ужас рев, и я чувствую, как порыв бушующего пламени опаляет мои кудри. Я испускаю вопль и, пригнувшись, юркаю обратно внутрь и убегаю, держа руки на своих волосах. Они не горят, однако вонь опаленных волос пронизывает мое обоняние. Быстро убравшись от уступа, я встаю возле ванны, полной воды, когда дракон, с глухим ударом опускаясь, приземляется на пол.

Это красный.

От шока у меня округляются глаза. По размеру он не дотягивает до второго дракона, а его морда покрыта белыми шрамами. По его шее стекает кровь, окрашивая чешуи сильно пульсирующим более красным цветом. Из его ноздрей клубится дым, и покуда я его осматриваю, его огромные черные глаза смотрят прямо на меня.

Дракон делает глубокий вдох.

В него сзади врезается золотой, отправив их обоих в кувырок. В воздухе бушует огонь, и я пригибаюсь к краю ванны, отчаянно пытаясь держаться подальше. Оба дракона дерутся, и огня теперь гораздо больше, дым заполняет огромное помещение, пока они сражаются, везде когти, крылья и хвосты.

Красный снова извергает огонь, снова подбираясь ужасно близко. У меня сердце выпрыгивает из груди, когда понимаю, что они могут сжечь меня, даже сейчас, когда я сижу здесь, стараясь не путаться под ногами. Даже если я смогу избегать их врезающихся друг в друга тел, я все равно могу превратиться в кучку пепла.

Я, скорчившись, сижу возле ванны и вдруг осознаю, что я имею.

Ну конечно.

Я забираюсь в ванну, хотя каждая частичка моего тела кричит, чтобы я снова пригнулась к полу. Не обращая внимания на протестующую пульсацию сломанной руки, я опускаюсь в воду, а когда дерущиеся драконы приближаются, я втягиваю воздух и ныряю под воду.

Практически сразу, как я это делаю, на поверхности воды потрескивает жар, и я чувствую, как в ответ на это поднимается температура.

Дерьмо. Еще чуть-чуть и мне конец.

Я открываю под водой глаза, выпуская пузыри. Я почти ничего не вижу, кроме периодических языков пламени. Я хочу высунуть голову и сделать еще один вдох, но боюсь, что выплыву как раз, когда драконы выпустят очередную порцию огня.

Поэтому я упираюсь руками в стенки ванны… и жду.

Надеюсь, что мне удастся задерживать дыхание достаточно долго.

ДАХ

Вырывание глотки вторгшейся самки, сующей нос в чужие дела, удовольствия мне не доставляет. Нет никакой радости в уничтожении кого-то своего вида, особенно самки. Не тогда, когда я знаю, что она такая же безумная, как и я. Вороны кричат ​​в ее разуме так же, как и в моем, делая невозможной способность мыслить трезво. Ее безумие было подавляющим, и все мною предпринятые усилия с ней заговорить заглушались ее собственными дикими мыслями. Она уловила запах неспаренной самки и захотела ее уничтожить, увидев в ней соперницу.

Я не мог позволить ей навредить моему человеку. Ни за что.

Пока меня покрывает ее кровь, я жду, когда мой человек захватит мои мысли. Я жду, когда моя самка прогонит ужасных птиц, мелькающих в моем сознании, поскольку ее присутствие заставит замолчать кучу причитающих голосов в моей голове, пока не услышу только один голос — ее. Но сейчас там только тишина, и ярость в моем сознании не стихает.

Я не в состоянии успокоиться.

Непреодолимая потребность все крушить — уничтожать других — охватывает меня. Я не могу от этого избавиться — так же, как и от навязчивой потребности воспользоваться когтями, чтобы рвать и терзать.

«Убей, — каркают вороны. — Причиняй боль. Губи так же, как погубили тебя».

Но я не могу. Ни в коем случае, раз у меня есть пара, о которой нужно заботиться…

Моя пара? Где она?

Я трублю в небо призыв, но отклика нет. Моя паника побуждает воронов атаковать, клевать мне глаза, мою чешую. Они кружат надо мной роем, и я изо всех сил борюсь, чтобы прогнать дурные мысли, которые они оставляют на своем пути.

Моя пара. Я должен сосредоточиться на ней. Она для меня все.

Я оглядываю помещение, но тут ничего нет, в том числе и маленькой человеческой фигурки, сжавшейся в углу. Есть только круглый сосуд, полный воды, поверх которой плавает тень…

С гневным ревом я пересекаю помещение и выхватываю своего человека из воды. Она безвольно обмякает у меня в когтях, и я принимаюсь ее легонько трясти, как можно деликатнее подталкивать носом, пытаясь разбудить. Она что, спряталась в воде, чтобы спастись от огня напавшей самки? Моя смышленая, умненькая человечка.

Самка остается неподвижной бесконечно долгое мгновение, и вдруг начинает выплевывать воду, булькая и откашливаясь. Она цепляется за мои когти, и я, оберегая ее, крепко прижимаю ее к своей груди.

Она не покинет моих лап. Не сейчас. Вообще никогда. Я делаю глубокий вдох загрязненного воздуха этого места, но не могу привести свои мысли в порядок. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Ярость, что драконша посмела напасть на мою пару в ее собственном гнезде. Ярость из-за того, что вороны продолжают бубнить в моей голове свои черные мысли. Ярость, что я застрял здесь, в этом жутком месте. Ярость, что я чуть не потерял свою самку.

Ярость. Так много ярости.

Моя самка в перерывах между приступами кашля говорит что-то, и звук ее хриплого голоса лишь разжигает мою ярость. Она не должна испытывать боль. Со мной она должна быть в безопасности. Сейчас она уже должна бы стать моей парой, и все же она не бросает мне вызов спаривания. Все это внутри меня разжигает огонь до тех пор, пока из моих ноздрей не начинает клубиться дым. Я уже на волоске от потери контроля.

Она касается моего когтя и что-то говорит, но эти слова тонут в гневном водовороте моих мыслей. Ее рука скользит по моим чешуям, но я едва осознаю это. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Все, что я слышу, — это гнев.

Но вдруг что-то мягкое и сладкое проникает сквозь эту тьму. Темные тучи в моем сознании испаряются, и вместо них появляется… она.

Мой человек.

Голос у нее нежный, и она издает удивительные тихие звуки, которые мне кажутся не совсем разговором, не совсем гудением. Они приятные и умиротворяющие, и пока она продолжает гладить мой коготь, издавая эти расслабляющие звуки, я чувствую, как вороны отступают.

Моя пара.

Я сосредотачиваюсь на ней, позволяя ее звукам проникать в меня и наполнять мое сердце покоем. В конечном итоге она прекращает и что-то мне говорит, а нотка любопытства в ее голосе подсказывает мне, что ее скандирование закончилось, и она задает вопрос.

И этот вопрос… звучит как мое имя.

Я и забыл о том, что оно у меня есть.