Глава 4

САША

Я. Не. Могу. Дышать.

Наверное, могу. Да только не хочу.

Я кашляю, прикрываясь рукой, затем, снова натянув футболку на нос и рот, дышу через нее. Вонь в комнате наполняет воздух невыносимым смрадом. Я еще никогда не чувствовала ничего более зловонного, чем смердящий труп этой мертвой коровы, до тех пор, пока он не поджег эту чертовщину. Теперь, превратившись в обуглившийся, истекающий жиром скелет, он дымится, и у меня такое ощущение, что это вонище пронизывает все мое тело. Всю мою душу, черт возьми! Оно настолько жуткое и насильственное, что какая-то часть меня гадает, какое чертово послание дракон захотел им передать.

Вообще-то, Клаудия говорила, что ее дракон временами был немного сумасшедшим, но вот этот супер сумасшедший, и меня это беспокоит. Ума не приложу, не является ли это для меня каким-то предупреждением, но, дожидаясь возвращения дракона, мне не по себе, и я вся на нервах.

С тех пор, как он улетел, я искала другие лестницы и обнаружила одно место, засыпанное камнями, которое могло бы больше всего подходить, но раскопать ее одной здоровой рукой подразумевает лишь более медленное продвижение, нежели затяжное испытание. Я перетаскиваю какую-то часть камней, но непрерывно останавливаюсь, опасаясь, что дракон вернется и увидит, что я пытаюсь сбежать.

Но вонь от той мерзости становится просто невыносимой. Мне так и хочется спихнуть ее с уступа, но меня пугает, как на это отреагирует дракон. Клаудия гораздо смелее меня. Не знаю, есть ли в моей душе хоть капля смелости. Ей смелости не занимать, но… я выжившая, а это значит, что необязательно всегда быть смелой. Порой позволительно быть и трусихой. Я сделаю все, что потребуется, чтобы выбраться отсюда, главное, чтоб я осталась в живых.

И если это означает вдыхать тошнотворную вонь дохлой коровы, дожидаясь возвращения чокнутого дракона, да будет так! Это то, с чем мне нужно справиться.

Каким-то образом я умудряюсь задремать на полу, а когда просыпаюсь, в горле у меня пересохло, а язык будто ватный. Меня терзает адская головная боль, вызванная голодом, но пить мне хочется еще больше. Значит, мне суждено умереть вот так? Забытой драконом и брошенной в одиночестве на голодную смерть? Совсем не так я представляла себе свой уход из жизни.

Так странно: я всегда была уверена, что в итоге меня убьет Тейт.

Не то чтобы мне на самом деле хочется умереть. Нет, не хочется. Но я понимала, что заключать сделку с Тейтом — это то же самое, что играть с огнем, и догадывалась, что, чтобы удовлетворить его желания, с каждым разом от меня потребуется все больше и больше.

Меня предупреждали не заключать с Ополчением никаких сделок. Клаудия вбивала мне в голову снова и снова, что это скользкая дорожка в проститутки. Но Тейт казался таким милым и в обмен на «свидание» с ним предложил мне продукты питания. И вот тогда он был уже не таким милым, ну… на самом деле это было не столько свидание, сколько грубый перепихон по-быстрому. А спустя время, продуктов питания становилось все меньше, а грубости все больше, но к тому времени у меня уже не осталось выбора. Я умирала с голоду.

То, что между нами с Тейтом, могло бы стать не таким уж и скверным, захоти он просто секса. Но от ласк у Тейта член не вставал, как у всякого другого парня. Тейт заводился от причинения боли. Когда в обмен на деньги и еду я согласилась позволить ему делать со мной все, что пожелает, то понимала, на что иду. А когда все стало совсем плохо, я… с этим смирилась, ибо пара ударов лучше, чем умереть с голода.

Поэтому я наловчилась очень-очень здорово от всего отгораживаться. Просто представляла свое замечательное местечко и отключалась от происходящего до тех пор, пока он меня избивал и высекал плетьми. Тейт, конечно, об этом догадался. Он терпеть не мог, когда я уходила в трансовое состояние.

Вот так в конечном итоге я оказалась со сломанной рукой. Я была не в состоянии от этого защититься.

Если этот дракон окажется таким же подонком, что и Тейт, мне просто придется смириться и с этим. Что бы он со мной ни делал, все это не важно, покуда я жива. Возможно когда-нибудь я смогу вернуться к Клаудии или добьюсь возвращения в Форт-Даллас. Обратно в безопасность.

Словно мои мысли вызвали его, до меня доходит шелест хлопанья крыльев, разрезающих воздух.

Я встаю на ноги. Мои ушибы и боли протестуют против движений, но я чувствую, что не должна дать застать себя врасплох, поэтому следует быть начеку. Секундой позже на уступ спускается громадная фигура дракона. Потом, осторожно держа что-то между передними лапами, он делает шаг вперед и, пока я наблюдаю за ним, его голова поднимается вверх. Его ноздри раздуваются, а затем он пинком сбивает с края крыши остатки обугленного трупа коровы.

Ну вот, вполне милый способ прибраться в доме.

Свернувшись калачиком, я вжимаюсь в стену, а он, тяжело ступая, неуклюже продвигается вперед. Он идет, передвигаясь только на задних лапах, что сбивает меня с толку, пока я не вижу, что он держит в своих лапах.

Это… ванна, заполненная водой.

Что ж, неожиданно. Он что, хочет, чтобы я помылась? Я удивленно пялюсь на него снизу-вверх, пытаясь прочесть выражение его драконьей морды.

Сделав еще несколько шагов вперед, он осторожно ставит ванну на пол, расплескивая через края воду. Мне так сильно хочется пить, что не могу совладать с чувствами, и из моего горла вырывается жалобное хныканье при виде всей этой воды, которая выплеснулась на бетон. Секунду спустя дракон опускает вниз голову и осторожно отпускает что-то, что держит зажатым в зубах.

Это кастрюля. Одна из самых огромных в Форт-Далласе, снятая прямо с костра… и в ней до сих пор томится рагу.

Глубоко потрясенная, не в силах поверить своим глазам, я таращусь на дракона. Отстранившись от меня, он опускается на корточки и, взмахнув крыльями, устраивается поудобнее, а потом принимается наблюдать за мной, выжидает.

У меня потекли слюни, в горле невероятно пересохло, и мне кажется, это делает меня чуточку смелее. Я делаю шаг вперед и жестом руки указываю на ванну и кастрюлю.

— Все это для меня?

Мой голос звучит скрипучим даже для моих собственных ушей.

Глаза вспыхивают золотом, и он носом подталкивает кастрюлю ко мне. Ясно, определенно для меня. Едва различимая улыбка растягивает мои губы, и, рванув вперед, я кидаюсь к воде. Я собираюсь напиться вволю, пока все это не превратилось в какой-то фокус с подвохом и не исчезло. Я наклоняюсь через край ванны. Вода выглядит вполне чистой, даже несмотря на то, что в ней плавает немного мусора, и я не сомневаюсь, что ее вычерпали из одного из близлежащих озер или реки. Только бы не из реки Тринити, хотелось бы надеяться, но все равно складываю руки чашечкой и пью. Вода прохладная и приятная…. и имеет легкий рыбный привкус. Мне плевать. Я заливаю в себя глоток за глотком, вода ручьем стекает вниз по моему подбородку. Напившись, я падаю, привалившись к боку ванны, чувствуя душевную усталость.

Слава богу, от жажды я не умру. Одна забота отпала.

Я прислоняюсь щекой к стенке ванны и закрываю глаза. Я так устала и ослабела. Мне надо набраться сил, чтобы что-нибудь съесть, но сейчас я хочу просто лечь и немного отдохнуть без этого скопившееся внутри напряжения. Несмотря на то, что оно никуда не денется, пока я в плену у дракона.

Дракон. Я его не слышу.

Заинтересовавшись, я открываю глаза и снова сажусь прямо. Как только я это делаю, то вижу обнаженного мужчину, стоящего на противоположной стороне ванны. Дракона нигде не видно. В панике я хватаюсь за край ванны и, подтягиваясь, взбираюсь на ноги.

— О, нет, тебе надо отсюда выбираться. Ты… ты… — я прерываюсь, так как этот мужчина смотрит на меня пристальным взглядом своих нечеловеческих, медными с золотым глазами.

Это дракон.

Боже мой.

Я чувствую себя довольно глупо. Ну конечно, это дракон. Клаудия ведь говорила, что ее тоже перекидывается в человека. Я просто думала… ну, я не знаю, о чем думала.

Немного пугающе неожиданно увидеть мужчину, стоящего рядом с тобой, когда где-то рядом дракон, но им не может быть никто другой. В этих медных с золотым глазах вспыхивает чуть-чуть черное, но тут же снова становится опять золотым, и я убеждаюсь, что это именно он. Я аж пошевелиться не могу, только пялиться в изумлении. Я настолько не ожидала его увидеть.

Он… очень красивый.

Еще раз на него взглянув, конечно, видно, что он не совсем человек. Это меня нисколько не удивляет. Кожа у него глубокого, насыщенного оттенка бронзы, которая выглядит покрытой каким-то таинственным чешуйчатым узором. Его тело куда больше, чем у любого парня, которого я когда-либо встречала, и очень мускулистое. Его бицепсы огромные и тугие, и я замечаю, что даже в его человеческом обличье от его локтевых суставов у него выдаются наружу какие-то драконические заостренные шипы. Эти шипы идут и вдоль линии волос на висках, надежно удерживая спутанные бронзового оттенка волосы на голове убранными назад. Он весь сплошное золото-золото-золото, и от его потрясающей красоты захватывало бы дух, не знай я, что он дракон.

Его лицо — это нечто другое. Черты его лица несколько излишне резкие, чтобы быть полностью человеческими, с сильным и гордым носом, высокими скулами и выразительными бровями. Его челюсть, конечно, волевая, а губы кажутся будто вылеплены одним из великих скульпторов тех времен, когда мраморные статуи заполняли музеи, а общество что-то значило. И даже отсюда я вижу, что у него длинные густые ресницы. Он… очень хорош собой. Просто неотразим.

Мои глаза свободно перемещаются вниз по переливающимся рябью шести кубикам его пресса вплоть до его…

Я заставляю себя смотреть ему в глаза, но на моем лице расплывается улыбка.

— Итак, все-таки ты человек. Я уже стала задумываться, а не сошла ли я с ума. А может, это Клаудия чокнулась, ведь она была той, кто сказала мне, что вы, ребята, перекидываетесь. Но, я так понимаю, она была права. Позволишь сказать, что я рада?