Холли, поклонница красавчиков из «Холостяка в раю»18, прекрасно представляет, что могла найти в нем Бонни. Она не хочет этого говорить и не должна. Пенни сама говорит это за нее.
- Наверное, он был хорош в постели, настоящий мужчина на шестьдесят минут.
- У вас есть его адрес?
Пенни смотрит в свой телефон.
- Истленд-авеню, 2395. Хотя я не знаю, живет ли он там до сих пор.
Холли записывает.
- У вас есть фотография записки?
У Пенни есть, она говорит, что Лакейша Стоун сфотографировала ее, когда Марвин Браун принес велосипед. Холли изучает ее, и ей не нравится увиденное. Печатные буквы, все заглавные, тщательно написанные: «С МЕНЯ ХВАТИТ».
- Это почерк вашей дочери?
Пенни издает вздох, говорящий, что она в тупике.
- Может быть, но я не уверена. Моя дочь не пишет от руки. Никто сейчас не делает этого, только когда ставит свою подпись, которую едва можно прочесть — просто каракули. Обычно она не пишет большими буквами, но если бы она хотела быть... не знаю...
- Категоричной?
- Да, так. Тогда она могла бы.
Возможно, она права, думает Холли, но если это так, то, может, она написала бы еще более крупными буквами? Может, даже с восклицательным знаком или двумя? Нет, эта записка совершенно не волнует Холли. Она не считает, что Бонни ее не писала, но так же далека от мысли, что Бонни ее написала.
- Пожалуйста, перешлите ее вместе с фотографиями вашей дочери. А вы, Пенни, где вы живете?
- Реннер Сёркл. Реннер, 883, в Апривере.
Холли добавляет это к своим заметкам, где она также написала, что П и Б поссорились, П говорит, что спор был горячий.
- А чем вы занимаетесь?
- Я - главный специалист по кредитам в филиале Норбанка на магистрали в аэропорту. По крайней мере, была и надеюсь, что продолжу ею быть. Норбанк временно закрыл три своих филиала — мы их называем магазинами, — и один из них был моим.
- Не работаете из дома?
- Нет, хотя я все равно получаю зарплату. Один лучик света во всем этом... этом бардаке. Кстати, мне нужно дать вам чек. - Она открывает сумку и начинает рыться в ней. - У вас, должно быть, есть еще вопросы.
- Будут, но у меня достаточно сведений, чтобы начать работу.
- Когда я получу от вас новости? - Пенни быстро выписывает чек, не задерживаясь ни на одном из полей. И не печатает буквами, а пишет маленьким, скользящим, строго контролируемым почерком.
- Дайте мне двадцать четыре часа, чтобы приступить к работе.
- Если вы до этого узнаете что-то стоящее, звоните. В любое время дни и ночи.
- Еще кое-что. - Обычно она избегает всего личного, особенно конфликтного, но сегодня утром она не колеблется. Она хочет развязать этот запутанный узел. - Расскажите мне о ссоре. Той, что была горячей.
Пенни снова складывает руки на груди, на этот раз крепче. Холли знает защитный язык тела из богатого личного опыта.
- Ничего не было. Буря в стакане воды.
Холли ждет.
- Мы время от времени ссоримся, и что? Какая мать и дочь этого не делает?
Холли ждет.
- Ну, - говорит, наконец, Пенни, - может, на этот раз было чуть серьезнее. Она хлопнула дверью, уходя. Обычно она добродушная девушка, и это было так не похоже на нее. У нас были... дискуссии насчет Тома, но она никогда не выходила из дома подобным образом. И я обругала ее. Назвала упрямой сучкой. Боже, как бы я хотела сейчас всё переиграть. Просто сказать: «Ладно, Бон, давай забудем об этом». Но задним умом все крепки, верно?
- О чем была ссора?
- В Норбанке открылась прекрасная вакансия. Учет и инвентаризация. Систематизация. Фронт-офис, гарантированная удаленная работа, как здорово это выглядит на фоне всего происходящего сейчас. Я пыталась уговорить ее подать заявку, она отлично разбирается в цифрах и умеет общаться с людьми, но она не стала. Я рассказала ей о существенном повышении зарплаты, льготах и хороших часах работы. Ничего не доходило до нее. Она умела быть упрямой.
"Да неужели", - думает Холли, вспоминая ссоры с собственной матерью, особенно после того, как она начала работать с Биллом Ходжесом. Были настоящие баталии после того, как они с Биллом чуть не погибли, преследуя врача, который был одержим - иначе и не скажешь - Брейди Хартсфилдом.
- Я сказала ей, что если бы она работала в банке, она могла бы купить себе приличную одежду и перестать одеваться, как хиппи. Она посмеялась надо мной. Вот тогда я и назвала ее сучкой.
- Были еще какие-то болезненные ссоры?
- Нет. Никаких. - Холли знает, что она лжет, и не только частному детективу, которого она только что наняла.
Холли печатает еще одну заметку, затем встает и надевает маску.
- Что вы сделаете первым делом?
- Позвоню Иззи Джейнс. Думаю, она поговорит со мной. Мы с ней знакомы уже несколько лет.
И даже до Брауна, водителя пикапа, ей хочется поговорить с Лакейшей Стоун. Потому что если Лакейша и Бонни были лучшими подругами — даже близкими людьми, — у Лакейши будет лучшее представление о том, как мать и дочь ладили друг с другом. Бурная была ссора или нет, но Холли не хочет начинать новое дело, слишком тесно ассоциируя свою собственную мать с матерью Бонни.
"Будь беспристрастной, — сказал ей однажды Билл. — Никогда не допускай ошибку, связанную с предубеждением и предвзятостью. Это не помогает и обычно только ухудшает ситуацию".
22–25 ноября 2018 года
1
Эм совсем не нравится эта пленница.
Не то, чтобы ей нравился Кэри Дресслер, и она терпеть не могла Кастро, этого педика-латиноса. Однако, эта девушка, Эллен Краслоу, отличается от них обоих. Может, потому что она женщина? Эм так не считает.
Она спускается по лестнице в подвал, неся перед собой поднос. На нем полтора фунта сырой печени, плавающей в собственном соку. Цена в Крогере19: $3.22. Мясо сейчас такое дорогое, а последний кусок пропал зря. Она спустилась и обнаружила, что он кишит личинками и мухами. Как они попали в эту запечатанную комнату, и так быстро, она не понимает. Даже щель у основания двери, ведущей на кухню, была заделана.
Девушка стоит у решетки клетки. Она высокая, с кожей цвета какао. Ее волосы аккуратны, коротки и темны. Словно на голове шапочка для купания. Подойдя ближе, Эм видит, что губы Эллен потрескались и местами выглядят воспаленными. Но она не плачет и не умоляет. Она не сделала ни того, ни другого. По крайней мере, пока.
Эм берет с подноса тарелку с печенью и ставит ее на бетонный пол. Для этого она опускается на одно колено, а не наклоняется. У нее серьезный радикулит, но она может это пережить. А вот когда он вопит, когда каждый шаг приносит мучения... это уже другое дело. Она берет метлу и подталкивает тарелку к клетке. Красная жидкость плещется. И, как и раньше, Эллен Краслоу блокирует проход боковой стороной стопы.
- Я же говорила вам, я веганка. Вы меня не слышите.
Эм испытывает желание ткнуть ее древком метлы, но подавляет его. Не только потому, что девушка может за него ухватиться. Она не должна проявлять эмоций. Как и Кастро и Дресслер, это животное в клетке. Домашний скот. Тыкать в скотину - это ребячество. Злиться на нее - тоже детский поступок. Животное нужно дрессировать.
Эллен отказалась и от протеинового коктейля. Когда она проснулась, она выпила обе маленькие бутылочки с водой, которые были в клетке, первую - всю сразу. Вторую она долго пила, но обе уже пусты. Из кармана передника Эм достает еще одну.
- Когда съешь мясо, Эллен, тогда получишь ее. Твоему телу всё равно, веганка ты или нет. Ему нужно есть. - Она протягивает бутылку, демонстрируя ее. - И ему нужно пить.
Эллен молчит, только стоит и смотрит на Эм, ее руки слабо сжимают решетку, а нога блокирует проход. Этот взгляд действует на нервы. Эм не хочет нервничать, но чувствует себя, как если бы была в зоопарке и встретилась взглядом с тигром.
- Я оставлю еду, хорошо? Когда я вернусь и тарелка будет чистой - и сок тоже, - тогда получишь воду.
Нет ответа, и животное перед ней или нет, но профессор Эмили Харрис (эмеритус) осознает, что она все-таки злится. Нет, она в ярости. Кастро ел; Дресслер ел; в конце концов, и Эллен будет есть. Она не сможет выстоять. Эм поворачивается и направляется к лестнице.
Девушка говорит:
- Это ужасно, да?
Эм оборачивается, пораженная.
- Когда идёт не по плану. Это ужасно, не так ли? Для вас, имею в виду. - И девушка даже улыбается!
«Сука», - думает Эмили, и затем то, что она никогда в жизни не позволила бы себе сказать вслух, кроме как в своем дневнике, - «упёртая черномазая сука!»
Эм говорит (мягко):
- Это День Благодарения, Эллен. Благодари и ешь.
- Принесите мне салат, - говорит Эллен. - Без заправки. Это я буду есть.
«Какая наглость!» - думает Эм. – «Как будто я служанка! Как будто я ее горничная!»
Она делает тогда то, о чем позже будет сожалеть, потому что это слишком выдает ее. Она достает из кармана фартука бутылку с водой, подносит ее к губам и пьет. Затем выливает остатки через перила.
Девушка ничего не говорит.
2
День спустя.
Профессор Родни Харрис (естественных наук, профессор-эмеритус) стоит перед клеткой, размышляя. Эллен Краслоу спокойно смотрит на него. По крайней мере, так кажется. На её губах появилась пара волдырей, на лбу - прыщи, а гладкая, красивая кожа цвета какао приобрела пепельный оттенок. Но её глаза поразительно зелёного цвета сверкают.
Родди - уважаемый биолог и диетолог. До выхода на пенсию он был учителем, иногда почитаемым, но чаще пугавшим своих студентов. Библиография его опубликованных работ заняла бы дюжину страниц, и он до сих пор поддерживает оживлённую переписку со своими коллегами в различных журналах. То, что он считает себя первым среди коллег, не кажется ему тщеславным. Как мудро сказал кто-то однажды, "Это не хвастовство, если это правда".
Он не злится на эту девушку так, как Эм (она говорит, что не злится, но они женаты уже более пятидесяти лет, и он знает её лучше, чем она сама себя), но Эллен определенно ставит его в тупик. Должно быть, ей было дурно после пробуждения, как и всем остальным (они используют мощный препарат, чтобы вырубить свои жертвы), но она не выглядела сбитой с толку. Если у неё было похмелье - а оно должно было быть, - она не жаловалась на это. Она не кричала о помощи, как почти сразу же сделал Кэри Дресслер (от этого его головная боль стала еще сильнее, думает Родди), и как сделал Хорхе Кастро в конечном итоге. И, конечно, она отказалась есть, хотя прошло уже почти три дня и более двух дней с тех пор, как она допила последнюю порцию воды.