— Потому что я мазохистская дура.

— Попробуй еще раз, — шепчет он, проводя губами по моей челюсти, — И на этот раз скажи мне правду.

Мои руки лежат на его груди. Под моими ладонями его сердце бьется, как дикое.

— Тебе не кажется, что это немного иронично, что ты настаиваешь на правде?

— Скажи мне.

Я знаю, что он хочет от меня услышать. Я бы сказала, если бы была той женщиной, которой была всего двадцать четыре часа назад. Но сейчас мир перевернулся с ног на голову, и моим приоритетом больше не является ни моя личная жизнь, ни мое счастье, ни попытки сохранить хоть что-то, что могло бы напоминать психическое здоровье.

Все мои приоритеты сведены к голому желанию увидеть, как человек, убивший мою дочь, заплатит за содеянное.

Я отталкиваю Джеймса. Он позволяет это, опустив руки в стороны и молча глядя на меня. Его глаза полны настойчивости. Пульс на его шее колотится, как сумасшедший.

— Принеси мне голову этого ублюдка на тарелочке, — тихо говорю я. — Сделай это для меня, и я скажу тебе все, что ты хочешь.

Его улыбка темная и опасная. Он подходит ближе, берет мое лицо в руки и прижимает к моим губам нежный поцелуй. — Если я уйду сейчас, то смогу вернуться еще до восхода солнца.

— Вернуться?

— Из Германии, где он залег на дно. — Когда он видит шок на моем лице, маленькая улыбка Джеймса становится шире. — Я разыскал его с помощью нескольких моих коллег. Обычно мы не работаем вместе, но никто не хочет видеть этого детоубийцу живым.

Так что теперь я знаю правду о его таинственных поездках в Германию. Он ездил туда не для участия в клинических испытаниях... а чтобы найти крысу, которая пряталась в своем гнезде.

Если я еще не была влюблена в него, то теперь точно влюблена.

Мои эмоции, видимо, отражаются на моем лице, потому что в одно мгновение улыбка Джеймса исчезает, а его глаза начинают гореть.

Он подхватывает меня на руки и несет в спальню.