Глава 25

Я расположилась на первой скамье часовни похоронного бюро. Тишина просто оглушала. С трудом пережив закрытую часть церемонии для семьи и близких друзей, я сбежала, чтобы побыть в одиночестве.

Конечно, я знала, что должна сейчас стоять у гроба рядом с Анселем, приветствуя пришедших и выражая почтение. Но после того, как я увидела брата в его лучшем костюме с легкой улыбкой на губах, трещина внутри меня стала еще шире. Мне нужно было побыть одной, чтобы не заорать во всю силу легких.

Пока я пробегала через комнату, меня поймал Эверетт.

— Эй, кузина, погоди.

Яростно покачав головой, я ответила:

— Мне надо отсюда свалить.

— Хочешь проехаться на байке?

Предложение было заманчивым, но ответственная часть меня понимала, что нужно остаться рядом. Краем глаза заметив двойные двери, ведущие в часовню, я поняла, что нашла выход.

— Постоишь на входе, чтобы не впускать никого, кроме Анселя или Сьюзи?

— Конечно.

Вот так я и оказалась в часовне, постоянно теребя вышитый носовой платок. Бабушка подарила мне такой же в день похорон дедушки. «Всем леди на погребении необходим платок, с которым они ходят на похороны», — сказала она. Сегодня в моих руках был тот самый, что она несла в руках на похоронах своего мужа. Белый, с вышитыми на нем пурпурными ирисами, французской геральдикой.

Откинувшись назад, я постаралась плотно облокотиться на спинку скамьи. Кружевной материал платья буквально сводил меня с ума. Вместо того, чтобы поспать днем, я поехала в соседний город, чтобы купить платье на церемонию прощания и на похороны. Такое ощущение, будто снимали эпизод «Секса в большом городе», когда умирала мать Миранды, а Керри не попросила привезти ей платья из дома, а пошла купить новое, чтобы больше никогда его не надевать. То же самое настроение было и у меня.

Пусть купленное платье было красивым и выглядело весьма достойно, я знала, что сожгу его, как только сниму.

Внезапно мое внимание привлекли громкие голоса.

Услышав звук открывающихся дверей, я резко развернулась и задохнулась, а сердцебиение перешло в дикий галоп. Эверетт прижал Уильяма к одной из дверей часовни, вцепившись тому в лацканы костюма. Вскочив со скамьи, я подбежала к ним.

— Эверетт, подожди!

— Не кипишуй, Соф. С этим умником я разберусь.

— Не надо. Все нормально. — Я посмотрела в потемневшие глаза Уильяма. — Он свой.

Эверетт перевел взгляд с меня на Уильяма.

— Уверена?

— Абсолютно.

Потеряв запал, кузен отошел. Уильям натянуто улыбнулся.

— Извини, чувак. Она моя кузина, и если Софи сказала охранять дверь, то никто, блядь, не пройдет.

Уильям кивнул, поправил пиджак и галстук и сказал:

— Ценю это. — Затем пристально посмотрел на меня. — Я сделал бы все на свете, чтобы защитить Софи.

От его слов и от того, как Уильям их произнес, я почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы.

— Ладно, оставлю вас вдвоем, — скользнув по нам обоим взглядом, ответил Эверетт.

— Спасибо, Эверетт, — ответила я, промокнув уголки глаз носовым платком.

Хлопнув Уильяма по спине, кузен вышел в коридор. Звук закрывшейся двери эхом прокатился по часовне. Минуту все, что я могла делать — это тупо пялиться на Уильяма.

В последние сутки мне хотелось, чтобы он был рядом больше всего на свете. Хотелось почувствовать уют его сильных рук, обнимающих меня. Хотелось прижаться ухом к груди и услышать звук его сердцебиения. Хотелось почувствовать тепло его кожи на своей. И хотелось, чтобы Уильям сказал мне, что все будет хорошо — так, как может только он.

И вот он здесь, стоит передо мной, а мои ноги приросли к полу, и я не могу сделать ни одного шага вперед, будто это гигантский прыжок.

— Полагаю, именно с ним ты ходила в «1740»?

— Да, это был Эверетт, — с нервным смешком ответила я.

— Он выглядит так, что легко мог бы набрать задницу Калле, но я слышал, что ты предпочла сделать это лично.

— Да. Предпочла.

— Ты ее избила. Это потому что ты мстила за испорченную нам обоим карьеру?

— Не только. Еще, чтобы отомстить за то, что она причинила тебе боль.

— Правда?

Я кивнула.

— Если кто-то навредит человеку, который мне не безразличен, я отвечу тем же, — на грани слышимости прошептала я. — Я всегда защищаю тех, кого люблю.

Уильям сделал осторожный шаг вперед, и расстояние между нами сократилось. Этой малости хватило, чтобы сломить мою нерешительность. Я бросилась в его объятия и зарыдала.

— Прости, прости, прости, — бормотала я снова и снова.

— Нет, малыш. Это я должен просить прощения. Мне так жаль, что меня не было рядом, когда я был нужен тебе больше всего, — сказал он мне на ухо.

И медленно успокаивающе водил рукой по моей спине. От этого ощущения я довольно выдохнула. Потому что скучала по его рукам на моем теле. Прикосновения Уильяма не только разжигали огонь желания, но и приносили успокоение, когда я была эмоционально разбита.

— Но это моя вина. Я сама оттолкнула тебя. — Чуть отстранившись, я посмотрела на него. — Мне хотелось позвонить почти каждый день, я так хотела тебя увидеть, но была слишком упряма и напугана.

Уильям взял мое лицо в ладони.

— Теперь я тут, с тобой и для тебя, Софи, готов пройти через ад и вернуться обратно, разделить все плохое и хорошее с тобой. Тебе нужно только разрешить мне.

— Я очень этого хочу. Просто... — я закрыла глаза. Мне не хотелось смотреть на него, признаваясь в слабости, — боюсь...

— Софи, посмотри на меня, — скомандовал он.

Ощутив серьезность тона, я немедленно открыла глаза.

— Не нужно бояться. Но, даже если страх останется, я смогу остаться стойким за нас обоих.

Я наблюдала за выражением его лица.

— Я знаю, что ты прошел бы сквозь огонь и воду ради меня. И не потому, что это была бы просьба твоей Госпожи. Это было бы потому что ты любишь меня. — Я приблизила свои губы к его и, после нежного поцелуя, прошептала: — И я тебя люблю.

Мне хотелось углубить поцелуй, но Уильям взял меня за плечи и отодвинул.

— Что ты сказала?

— Сказала, что люблю тебя, — улыбнулась я сквозь слезы, — и это действительно так, Уильям. Сильнее, чем я могла представить когда-либо. Я была такой глупой, когда думала, что все должно быть идеально, а если что-то шло не так — это знак, что нам не суждено быть вместе. Я пришла к пониманию, что наши отношения и есть идеальные.

— Действительно?

Его глаза светились любовью.

— Да, действительно. В изъянах есть особенная красота.

— Тогда должен согласиться, наши отношения весьма близки к идеалу.

— Так ты простишь меня за упрямство и глупость?

— Конечно, — улыбнулся Уильям и добавил, — уверен, это будет не в последний раз.

Я рассмеялась.

— Ну уж нет. Я уверена, что в последний.

— Однажды ты станешь моей упрямой и очень умной женой, — внезапно заявил он.

Это, конечно, не было официальным предложением, я знала это, но от этих слов сердце чуть не пробило грудную клетку. С улыбкой я ответила:

— Да, конечно.

Уильям приблизил свои губы к моим, а я не могла не подумать, как бы счастлив был папа, узнав, что мы снова вместе, и что он в какой-то степени приложил руку к нашему воссоединению.

В своем воображении я увидела, как отец стоит в божественно-белом свете рядом с Grand-Maman и дедушкой. Папа улыбался, а Grand-Maman сказала:

— Etre chérie heureux.*

(*будь счастлива и любима, фр.)

Папа улыбнулся.

— Верно. Будь счастлива, дорогая.

И я знала, что всегда буду стараться исполнить это желание, в честь любви и памяти о них.