— Как закончите прелюбодействовать и оденетесь — идите в дом. Папа хочет с нами поужинать.

Я закатила глаза и встала, направившись выключать все еще работающий душ.

— Ладно. Сейчас придем.

Удаляющийся смех подсказал, что Ансель отошел от амбара.

— Прелюбодействовать, да? — спросил Уильям.

Я вздохнула.

— Мой дедушка был баптистским священником, проповедовал в лесах Алабамы. Ему нравилось использовать это слово, когда он читал нотации мне или Анселю.

Уильям усмехнулся.

— Вот это да, ты — внучка священника?

— Ну вообще-то, да.

— Только я подумаю, что сюрпризы закончились — ты сразу подбрасываешь мне что-то эдакое.

Я рассмеялась.

— Ну, мы с дедом не настолько близки. Папины родители были слишком обидчивыми. Мы видимся только на праздники.

— Ну, несмотря на это, когда ты сквернословишь в образе Домины — ты очень впечатляешь.

— Я — человек верующий. Просто не тычу своей верой в людей, как дед.

— И хорошо. Ты не обязана быть фанатиком, как он. Позволь себе сиять.

— Ого. Теперь мы голые говорим о вере. Кажется, пора срочно одеваться, пока в сарай не шарахнуло молнией.

— Или не вернулся Ансель, чтобы к нам пристать, — усмехнулся Уильям.

— И я не уверена, что из этого было бы хуже.

Я открыла сушилку и поморщилась. Несмотря на то, что я поставила 50 оборотов, вонь от нашей одежды могла убить.

Протянув джинсы Уильяму, я увидела его помрачневшее лицо.

— Черт побери, как я их надену, когда они воняют конским навозом?

— А как еще ты планировал дойти до дома, где у тебя лежат запасные штаны, — рассмеялась я.

— В полотенце? Я готов облачиться даже в попону.

— Ну конечно. Давай. Завернись в полотенце и разрушь остатки репутации моего отца.

— Уверен, он бы понял нежелание надевать одежду, провонявшую дерьмом.

— Не знаю, — пожала плечами я. — Думаю, ты можешь спросить его сам.

Разочарованно кряхтя, Уильям неохотно надел джинсы.

— Ладно, брюки на мне. Но рубашку надевать не стану.

Услышав, как он говорит, будто капризный ребенок, я усмехнулась.

— Ладно, я одолжу что-нибудь у Анселя, когда мы вернемся в дом.

Накинув вонючую одежду, мы направились в дом, где хотели попытаться прокрасться наверх через заднюю дверь. Но планам помешали папа и Ансель, сидящие за кухонным столом. Как только мы вошли их лица стали недоуменными.

— Черт возьми, от вас двоих воняет. Вы что, ребята, копались в лошадином дерьме?

— Ансель! — перебила я.

— Я упал с Самсона и утянул Софи за собой, — вступился Уильям.

Я скрестила руки на груди.

— Вообще-то, он упал, а когда я начала над ним смеяться, утянул меня за собой в кучу грязи.

Уильям хмуро посмотрел на меня. Думаю, тот не хотел выглядеть говнюком перед папой, но плохо того знал. Отец смеялся так, что не мог остановиться, пока не закашлялся.

Мы с Анселем привыкли к такому, а вот Уильям начал ходить вокруг, заламывая руки в желании помочь папе.

— Все нормально. Дай ему пару минут, он справится, — подсказала я тихо.

Уильям кивнул, но я точно могла сказать — он переживает, что не может помочь.

Отдышавшись, папа улыбнулся.

— Извините.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. Я волновался за вас.

— Говоря о мышечной дистрофии, все представляют только руки или ноги. Но забывают, что диафрагма — тоже мускул. Легкие не сжимаются сами по себе, им требуется помощь. И когда диафрагма ослаблена — как у меня — можно столкнуться со всякими забавными моментами, например, как этот кашель, или повышенная восприимчивость к пневмонии и легочным инфекциям. Ну и самое худшее — удушье, потому что диафрагма не может вытолкнуть углекислый газ из легких.

Уильям покачал головой.

— Чертовски хреновые забавные моменты, сэр.

— Ну да, так и есть, — улыбнулся папа. — Но хватит этой депрессивной херни. Вы двое переоденьтесь и почистите одежду, а Ансель пока поможет мне поесть. Но я все еще жду, что вы останетесь на ужин.

Уильям скосил на меня взгляд, чтобы увидеть реакцию. Увидев кивок, ответил:

— Звучит чудесно. Спасибо за предложение.

— Отлично, — папа перевел взгляд на меня. — Софи, дай Уильяму рубашку Анселя. Возьми в шкафу.

— Я так и хотела сделать.

Ансель начал нарезать лазанью, приготовленную Сьюзи.

— Никогда не думал, что буду с директором шмотками делиться.

Мы все рассмеялись, а затем я с Уильямом пошла на второй этаж. Уже наверху заметила, что он хочет что-то спросить, но не решается.

— Что такое?

— Твой отец сказал, что Ансель поможет ему поесть. Он больше не может делать это сам?

— Ты уже видел, у него плохо двигаются руки. Отказали до локтя. Через пару месяцев он будет похож на парализованного. Пока он может кушать, но нужно нарезать ему еду. Хотя отец уже не ест что-то типа стейка. А так у него не хватит сил даже порезать листы лазаньи, которая у нас на ужин.

— Для мужчины, который был так активен, это, наверное, как агония.

— Да. Но он прячет от нас боль или депрессию, если она у него есть.

— Теперь понятно, откуда у тебя такая удивительная сила, — грустно улыбнулся Уильям.

От его слов я внезапно покраснела.

— Понятия не имею.

— Зато мне все видно.

— Я просто знаю, что он имеет право злиться или испытывать горечь, но папа только улыбается и относится ко всему с позитивом. Он всегда был таким, так что, я думаю, это всего лишь способ не дать выиграть докторам.

— Просто показатель большого мужества и непреклонности характера.

Я отвела Уильяма в комнату Анселя, которая выглядела далеко не как комната обычного подростка.

— Подумать не мог, что Ансель такой педант, — заметил Уильям, когда я протянула ему простую белую рубашку на пуговицах.

— У него ОКР. И ты не представляешь, что он выслушивает от своих друзей.

— Представляю, — рассмеялся Уильям.

— Можешь сходить в его ванную.

— Спасибо.

— Моя комната прямо по коридору. Можешь пойти вниз или подождать меня, как тебе будет удобно.

— Хорошо.

Прежде чем выйти, я поцеловала его. Потом быстро приняла душ и надела штаны для йоги с футболкой с символикой старшей школы Милтона. Выйдя из ванной, я не обнаружила Уильяма ни в своей комнате, ни в коридоре, ни у Анселя.

— Блин, — пробормотала я.

Предложив Уильяму спуститься самому, я не подумала, что папа наверняка начнет рассказывать какие-нибудь непотребные истории из моего детства. Черт, он мог даже послать Анселя принести детские альбомы.

Быстро спустившись вниз я увидела, что они сидят за столом — пьют вино и едят лазанью. Все посмотрели на меня, потому что, спускаясь, я расшумелась.

— Извините, — пробормотала я, подойдя к столу.

— Боишься, что я тут твои секреты выбалтываю? — с усмешкой спросил отец.

— Даже в голову такое не приходило, — соврала я.

— Конечно не пришло, — поддержал Ансель.

Папа рассмеялся.

— Тогда ты будешь рада слышать, что разговор касался меня и моей ужасной болезни.

— Миленько. А более веселой темы вы не нашли?

Уильям наполнил мой бокал вином.

— Это я виноват. Мне было интересно узнать про течение болезни. Мои реальные знания о болезнях ограничены телефонными разговорами с Джерри Льюисом на День Труда.

— Ну, папу вряд ли можно назвать «человеком Джерри Льюиса».

— Это бедные люди, — папа наклонил голову и сделал большой глоток вина через соломинку. — Вообще я очень благодарен, что смог жить полной и активной жизнью. У меня даже симптомов не было почти до тридцати — потом руки начало сводить судорогой от работы с веревкой. А уж после нескольких приступов я пошел к неврологу.

— И вам сразу поставили диагноз? — спросил Уильям.

— Ну да. И поскольку Софи с Анселем уже родились, я до смерти боялся, что заболевание передается по наследству. И слава Богу, что генетическое исследование показало, что болезнь не передалась, — папа по-доброму улыбнулся. — Все закончится на мне, и только я останусь тем счастливчиком, которому нужна помощь, чтобы подтирать зад.

Уильям выплюнул вино, которое только что набрал в рот.

— Что, простите?

Папа рассмеялся.

— Ты не читал «Вторники с Морри»?

— Нет, сэр. Не думаю.

— Потрясающая книга. Я свою до дыр зачитал, а потом просто не смог уже держать книги и перешел на аудио версию. Понимаете, у Морри был БАС (боковой амиотрофический склероз) или Болезнь Лу Геринга. С помощью одного из своих учеников он вел записи о течении своей болезни. Конечно, БАС и моя болезнь отличаются, — папа улыбнулся, — но смысл в том, что Морри боится дня, когда другому человеку придется подтирать ему зад. Момент, конечно, настал и Морри попытался его принять, ведь это означало, что он снова стал беспомощным, как ребенок.

— Очень интересный взгляд.

— Действительно, — папа подмигнул Уильяму. — Две недели назад время пришло, и я попытался вспомнить эту цитату.

Я в ужасе покачала головой, но Уильям только рассмеялся.

— И что? Вы ощутили себя как Морри?

— К сожалению, нет. Мне ненавистен сам факт, что мой старый сморщенный зад видит жена двоюродного брата. Лучше бы она им в молодости и расцвете сил полюбовалась.

— Пап, ну ради Бога, — сказала я.

— К твоему сведению когда-то у меня была шикарная задница, — подмигнул он.

— Спасибо, блин. Если я буду вам нужна, то я помираю от унижения под столом.

Ансель фыркнул.

— А с чего это ты вдруг ведешь себя как леди? Обычно наши разговоры за столом совершенно не такие.

— Ну да. Только вы двое очевидно забыли, что напротив сидит мой босс. Это немного меняет дело.

— Только босс? — спросил папа с озорной усмешкой.

— Даже не начинай.

— Ну, вообще, я не просто ее босс, — улыбнулся Уильям. — Мы решили попробовать встречаться.

— Так вы ее официальный бойфренд или что? — уточнил Ансель.

— Да.

Со стоном я закрыла голову руками.

— Что насчет секрета?

— Думаю, дальше твоей семьи он не пойдет.

— На твоем месте я не была бы так уверена, — просветила я, выглядывая сквозь пальцы.

— Серьезно, Софи, ну кому я скажу? — сказал папа. — Я только к доктору езжу.

Опустив руки, я посмотрела на Анселя тяжелым взглядом.

— Я больше из-за него беспокоюсь.

Брови Анселя взлетели вверх.