Глава 45

Экономист Брайан Каплан утверждает, что экономист не согласен с обывателем по четырем пунктам. Экономист говорит, что рынки хорошо работают сами по себе благодаря протекциям, что иностранцы заслуживают такого же этического веса, как и мы, что производство для потребления (а не "рабочие места") - это главное, и что все становится лучше и лучше. Среднестатистический гражданин, напротив, считает, что рынок, скажем, продуктов питания нуждается в жестком регулировании (т.е. что дисциплина "за" хороший хлеб и "за" плохой - не страдает), что защита нынешних работников от "flood" китайских товаров этически оправдана, что новый футбольный стадион, "генерирующий рабочие места", тоже должен быть хорошей идеей, и что небо всегда падает.

Я бы добавил еще одно несогласие. Среднестатистический гражданин не очень верит в то, что его оплачиваемая работа приносит пользу другим. Это просто работа, думает она. Я делаю вид, что работаю, а они делают вид, что платят мне. Поэтому она считает, что только благотворительная или волонтерская деятельность "дает что-то обществу". Экономист, который смотрит на экономику с восьмой ступени, напротив, считает рынки и инновации огромными двигателями (часто непреднамеренного) альтруизма. Мы делаем добро, делая добро. Профессионалы, будь то на наших собственных рабочих местах или на крупных промышленных предприятиях, выполняют функцию вытягивания из нас стремления помочь клиентам, придумывая новые способы ведения дел. Как знаменито сказал Смит в 1776 г.: "Так как каждый индивид, следовательно, старается по мере своих сил и возможностей использовать свой капитал... чтобы его продукция имела наибольшую ценность, то каждый индивид обязательно трудится, чтобы сделать ежегодный доход общества как можно большим. Как правило, он не имеет намерения содействовать общественным интересам и не знает, насколько он содействует им.

["Я делаю вид, что работаю"]. ... . . Он намеревается получить только свою выгоду, и в этом, как и во многих других случаях, невидимая рука ведет его к достижению цели, которая не входила в его намерения. Но и для общества не всегда хуже, что это не входило в его планы. Преследуя свои собственные интересы, он часто содействует интересам общества более эффективно, чем когда он действительно намеревается содействовать ему. Я никогда не знал, чтобы те, кто занимался торговлей ради общественного блага, делали много хорошего".

Каплан утверждает, что экономика, управляемая на принципах гражданства, приведет к обнищанию граждан. Он, как и многие, начиная с Бьюкенена и Хайека, Бастиа, Токвиля и Милля, опасается, что демократическая политика может привести к катастрофическим протекционистским и перераспределительным мерам, как это было в Аргентине времен Перона. Он прав. К сожалению, демократическая политика, не защищенная риторикой о свободной торговле, созидательном разрушении и буржуазных добродетелях, может погубить экономику, если она убивает инновации. (Таким образом, демократия - это худшая система, за исключением всех остальных, которые время от времени пытались применить). Все сельскохозяйственные экономики до Голландии, Британии и Британской Америки управлялись на основе столь же саморазрушительной теории (хотя даже голландцам, британцам и американцам потребовалось много времени, чтобы стать хоть сколько-нибудь похожими на демократическое управление). В течение многих веков правящей теорией был аристократический принцип, согласно которому бедные люди существуют для удобства небольшой группы лордов, священников и королей. Как ни странно, политика аристократов и политика граждан очень похожи друг на друга в том, что они рекомендуют. Против теории положительной суммы буржуазии они рекомендуют экспроприацию буржуазной собственности и жесткое регулирование рынков, с ксенофобией, иррациональными проектами славных общественных работ, комфортом для небольшой группы (в случае "Гражданина": учителей государственных школ, профсоюзных работников и преподавателей государственных университетов), протекционизм, сводящийся к тому, чтобы вечно оставаться на одной и той же работе, и мрачная вера в нулевую сумму, согласно которой выигрыш одного человека или одной страны должен быть проигрышем другой, и что только благотворительное перераспределение может помочь бедным.

Дело в том, что недолгое господство совершенно новых, более ге-ниальных принципов буржуазного экономиста привело к современному миру и его Великому факту поразительного и расширяющего масштабы экономического роста. Однако во многих странах, а в некоторых группах и во всех странах, гражданская религия, рекомендуемая церковью, остается версией Гражданской или Аристократической политики - протекционистской, патерналистской, антитехнологической, горделиво антикапиталистической слева или справа, а в Европе - антиамериканистской.

Мыслители 1960-х годов, например, писали сложные книги об экономике, не читая ни одной книги по немарксистской экономике (и мало читая Маркса). Жиль Делез, Жан Бодрийяр, Жорж Батай и другие мыслители говорили об экономике, не имея представления о том, что о ней думали и писали, за исключением "Коммунистического манифеста" и нескольких страниц "Тюремных тетрадей". Эта практика сохраняется на гуманитарных факультетах университетов по всему миру, превращаясь в рутину, разъедающую критическую мысль.

И поэтому она сохраняется во многих учебных заведениях мира. Например, в трехтомнике "История XX века" (2005 г.), который является обязательным учебником для французских школьников по общественным наукам, утверждается, что "экономический рост навязывает суматошную форму жизни, порождающую переутомление, стрессы, нервные депрессии, сердечно-сосудистые заболевания и, по мнению некоторых, даже развитие рака". "Подобное утверждение противоречит опыту сотен миллионов буржуа и представителей рабочего класса Запада, а теперь и Востока, чья жизнь проходит в учебе до двадцати лет, а на пенсию они выходят к досугу (на двадцать лет дольше, чем продолжительность жизни их бабушек и дедушек) к шестидесяти годам - или уже в шестидесятилетнем возрасте, если они работают машинистами на французских железных дорогах; и в возрасте fifty-five, если они являются менеджерами железных дорог, а также аналогичное соглашение для работников общественной безопасности, работающих по профсоюзному договору в США). В 1910 году работа в течение шестидесяти часов в неделю на фабрике по прядению хлопка в Лилле, возможно, была более стрессовой, чем работа в настоящее время в течение тридцати-пяти часов в неделю продавцом компьютеров в Париже или даже машинистом поезда. А до этого, в 1810 г., работа на фабрике в Лилле, возможно, представлялась менее опасной с точки зрения переутомления и нервной депрессии, чем работа на ферме к западу от Пюи-де-Дома в Оверни, где в конце зимы вообще не было работы, где собирали суматошный урожай и бесконечно молотили, а дети голодали в апреле. Во всяком случае, люди с готовностью переезжали с фермы в Оверни на текстильную фабрику в Лилле, а затем на меньшее расстояние с остальных ферм на шинный завод Michelin. А затем они с удовольствием переходили с фабрик на продажу компьютеров в Париже или на вождение поезда с большой скоростью.

Последние десятилетия, признается во французском школьном учебнике, стали свидетелями "удвоения богатства", но также и "удвоения безработицы, бедности и отчуждения, плохие последствия которых составляют основу глубокого социального недомогания". Однако безработица во Франции и недопущение, например, французских мусульман к богатству, возможно, вызваны не "американскими" инновациями.

Исключительно элитарное образование во Франции, обесценивающее университетское образование за пределами высших школ, и сегрегация мусульман в высотных концентрационных лагерях, созданных Ле Корбюзье в Париже вдали от заводов, и жесткое регулирование условий трудоустройства - например, практически невозможность выписать человека во Франции после того, как он чудом получил работу. По данным Всемирного банка, в 2006 году Франция занимала 144-е место из 178 стран по легкости трудоустройства. Германия, также имевшая в то время высокий уровень безработицы, занимала 137-е место, а ЮАР с ужасающим уровнем безработицы (из-за законов о занятости, заимствованных из Германии) - 91-е. И это на фоне таких стран с низким уровнем безработицы, как Великобритания (21) и США (1)4.

Капитализм, по мнению французских наставников молодежи, - "жестокий", "дикий" и, что самое страшное, "американский". Считается, что глобализированный капитализм гораздо хуже, например, чем те прекрасные образцы крутого социализма, охватившие в 1970 г. четверть земного шара - от Кубы до Северного Вьетнама. Многие американские левые согласны со своими заокеанскими товарищами и выступают, как выражаются французские школьные учителя, за "регулирование капитализма в глобальном масштабе" - за повторение славного эксперимента централизованного планирования с гулагами в 1917-1989 годах. Подобные взгляды имеют глубокие корни в среде клерикалов. В 1966 г., на пике западного оптимизма по поводу будущего социализма, ООН выпустила Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, в котором не было даже упоминания о праве на собственность. Истинные либеральные герои - от Локка до Джефферсона, от Милля до Уиллы Кэтер - яростно ворочались в своих могилах.