ГЛАВА 42

СОРЕН

Сорен в своей жизни молилась не так много, как следовало бы, и пожалела об этом в ту же секунду, когда они добрались до места крика.

Она и раньше видела много мёртвых тел — преисподняя, она знала, каково это — пережить прикосновение холодных рук Мортем. Между войной и потерей, между проповедью Элиаса и её собственным опытом несколько недель назад, она была близко знакома со смертью и тем, как человеческие тела принимают её.

Она никогда не видела, как ходит мёртвое тело.

Финн и Каллиас оба выругались. Элиас выдохнул молитву, которая потрясла слабые основы, жалкая тирада, в которой не было имени конкретного бога просто на случай, если люди Атласа всё ещё слушали.

Ворота дворца были заблокированы стеной стоящих мертвецов.

Их глаза не были глазами, но и не были они пустыми ямами давно мёртвых тел — полупрозрачная насмешка глазных яблок светилась изнутри глазниц, молочно-белый свет сочился из них, как слёзы, красные радужки и чёрные как смоль зрачки посылали холодное копьё прямо в живот Сорен. Ей пришлось проглотить желчь, и она крепче сжала руку Элиаса, пытаясь успокоиться. Её шрам болел.

Одежда свисала с них. Некоторые были в лохмотьях, некоторые — в более качественной, совершенно неповрежденной одежде. Их кожа была не кожей, а ещё одной призрачной шарадой, различные оттенки теней имитировали тона их плоти из жизни. Из дыр в иллюзии торчали обломки костей, резкие и отвратительные, проблеск человеческого тела, которое живые не должны были видеть.

Тела — обезображенные, нормальные — усеивали землю перед нежитью. Они были облаченные в форму гвардейцев Атласа, голубое и золотое тускло поблескивали на мягком зимнем солнце. Вырванные глотки, разорванные артерии, измельченные на части кишки.

Сорен была не из тех, кто падает в обморок от вида крови. Но это было по-другому. Мёртвые убивали, как звери. Как животные.

Один из мертвецов встретился взглядом с Сорен и одарил её жестокой, костлявой улыбкой.

Мир накренился, её колени ослабли, и она даже не смогла протестовать, когда Элиас поймал её и прижимал к своему боку. Её шрам начал гореть, пульсировать, как будто она снова была на том поле боя, снова в объятиях Мортем...

— Сорен. Сорен, — настойчиво прошептал Элиас ей на ухо, его рука касалась её живота, её лица, ища рану, которую можно было бы зажать.

Но там не было ничего — ничего физического, с чем он мог бы бороться.

Нежить, которая удерживала взгляд Сорен, шагнула вперёд. Тошнота пронзила её до глубины души от скрежещущего звука, который издавали негнущиеся кости нечестивой твари, когда она двигалась, как будто каждый сантиметр вперёд немного ломал её каркас. Это было одно из... более свежих тел, одежда была цела, едва ли пятнышко грязи или разложения портило ничем не примечательный наряд. Тёмные волосы падали безжизненными, вялыми волнами, в прядях запуталась паутина, возможно, когда-то красивое лицо было обезображено жестокими действиями смерти. Горло было разорвано, лоскуты кожи свисали свободно. Разложение сделало её неузнаваемой, но на иссохшей коже рук были следы...

Татуировки.

Никсианские татуировки.

Ужас превратил мозг костей Сорен в деготь, а кровь в воду. Этого не может быть. Эти мертвецы, они не могли быть её людьми, они не могли быть…

— Предатель, — прошипело существо неопределённо женским голосом, перемежающимся шепотом и щелчками, которые совсем не походили на человеческие языки.

И когда она прошептала, остальная нежить присоединилась, слои почти-голосов, которые заставили её дрожать:

— Рождённая Солнцем. Ночная убийца. Предатель.

Нежить снова пригвоздила её своими глазами. Держала её там.

— Ты продала нас солнцу, — прошептала она, и жуткая ухмылка растянулась на этом некогда прекрасном лице.

Что-то хрустнуло у неё в челюсти, когда она улыбнулась. Хихиканье, похожее на пузырящуюся кровь, вырвалось из её широко открытого горла.

— Что они предложили тебе, принцесса? Трон? У тебя это было. Семью? У тебя это тоже было. Что ещё они тебе дали, чтобы отвратить твоё сердце от дома?

О, боги. Это не могло быть правдой.

— Сначала мы убили тебя, — сказала женщина-нежить, — потом ты убила нас. На этот раз мы закончим работу.

Сорен вырвалась из рук Элиаса, сжимая в ладони свой кинжал, желая, чтобы его рукоять держалась лучше, желая, чтобы её ладони не потели.

— Ты можешь попробовать, уродина.

— Это предупреждение. Возвращайся в Никс, и тогда ты ещё сможешь спастись.

Она выдержала её взгляд, оскалила зубы.

— Я ещё не закончила здесь. Но ты да.

Мёртвое существо сделало два шатких шага, растопырив костяные пальцы, челюсть отвисла с резким хрустом. Элиас и Каллиас одновременно дернулись, чтобы оттащить Сорен назад...

Но это был Финн, который уже двинулся, за долю секунды до того, как нежить сделала выпад, как будто он предвидел это, как будто знал.

И это был Финн, чей кинжал пронзил разлагающуюся кожу на лице нежити, Финн, в чью руку оно вонзило свои зубы. Финн, чей крик агонии смешался с её криком, с внезапным первобытным гневом, пронёсшимся сквозь неё, как ураган. Она и Элиас двигались в тандеме: Элиас оттолкнул голову мёртвого существа от Финна, а Сорен схватила её за волосы и ювелирно отделила голову от тела.

Мешок с костями рухнул кучей, от него исходило ужасающее зловоние, голова висела на ужасных волосах, зажатых в побелевших костяшках пальцев Сорен.

А вместе с ним последовали и остальные. Каждое мёртвое тело — от едва похороненного до изъеденного червями скелета — рассыпалось, как будто жизнь, поддерживавшая их, покинула их так же быстро. Как будто их хозяин сбежал.

Сорен начало трясти так сильно, что пальцы отпустили голову, и через несколько секунд она почувствовала, как руки Элиаса обнимают её. Ни слова от него — боги, что они вообще могли сказать?

— Элиас, — прошептала она, — что, чёрт возьми, это было?

Он крепче сжал её, его голос был мрачнее, чем штормовая никсианская ночь.

— Некромантия.

Только когда Финн застонал, она пришла в себя, вывернулась из хватки Элиаса и опустилась на колени рядом с братом.

— Финн? Финн!

Каллиас уже накладывал жгут над раной. Сорен наклонилась, чтобы взглянуть на него, её желудок подступил к горлу, и она чуть не подавилась. Кусок руки Финна отсутствовал, плоть была вырвана зубами, кровь впиталась в фиолетовую пряжу его свитера. Сам Финн был бледен, как мех горного волка; даже его губы побелели, а глаза закатились...

— Финн! — её голос сорвался на его имени. — Очнись, ублюдок, сейчас не время драматизировать!

Его тело сотрясала ужасная дрожь, что-то, что было слишком похоже на предсмертную агонию, чересчур похоже. Его глаза, уже тускнеющие, уже дезориентированные, встретились с её глазами.

— Я... прости, — выдохнул он.

Полуистерический смех сотряс её рёбра, но он стих при следующем толчке Финна.

— Прости за что?

— Мой свитер.

Его подбородок задрожал, взгляд переместился на окровавленную, истрёпанную пряжу. Он застонал, дрожащий, расстроенный звук, который был совсем на него не похож.

— Чёртова тварь порвала рукав... Будет так мучительно выводить эти пятна...

Внезапно, охваченная неистовой потребностью дважды убить мёртвое существо, Сорен просто сжала его руку и мотнула головой в сторону Элиаса.

— Происходит ли что-нибудь, когда некромантское тело кого-то кусает?

Элиас моргнул, нахмурив брови.

— Что?

Адреналин и ярость сделали её голос слишком высоким, слишком громким, слишком сердитым. Это была не его вина, и не ему было это исправлять, но Мортем была его богиней, смерть была его всем, он должен был знать, что делать.

— Ты здесь, чёрт возьми, эксперт! Что-нибудь случиться? Он тоже умрёт?

Элиас нахмурился, как будто был сбит с толку.

— Я не... Я имею в виду, я так не думаю, но это не совсем моя область...

— Что ты имеешь в виду, это не твоя область?

— Солейл.

Тяжёлая рука легла ей на плечо, и она повернулась и увидела, что Каллиас смотрит на неё, строго и мягко одновременно, хотя он и сам был готов упасть в обморок.

— У Эли только подержанные счета и книги, от которых можно исходить, ясно? Не то чтобы мы были никсианцами. Мы понятия не имеем, на что способна магия Мортем.

Элиас напрягся.

— Ну, вообще-то, Мортем не...

— Прекрасно, — прервала она, бросив на Элиаса предупреждающий взгляд.

Защищая свою богиню здесь, он попадёт в кучу неприятностей, из которых у неё не было времени его вытаскивать.

— Нам нужно доставить его к Джерихо. Сейчас же.